Вихри города. Oтрывки из ненаписанной поэмы

1.
Вечер. Пахнет гнилью и листьями.
Город словно манеж освещен.
Город кликушествует и  неистовствует,
собственной сущностью ослеплен.

Сотни  подошв приглушенно шаркают.
Здесь не гуляют, здесь вечно спешат.
А кому-то, щурясь, въедливо, с шамканьем,
объявляют шах.

И остается всего один ход.
Без разницы – черный  или  парадный.
Если бы ошарашил  цейтнот,
пошел мигом - и ладно!

А тут всего один ход
и целая ночь напролет...

Думай! Иди! Подводи итоги!
Может быть, будет толк.
Ты же знаешь, горшки обжигают не боги,
а человек человеку - козел, а не волк.

Что, припекло? Мысли? Скука?
Выход прост: пойди и залей.
Таксист-пройдоха  знает науку,
а ты тоже - проще стань и подлей.

Блажь какая, гулять по ночам.
Да еще не конным, а пешим.
Не  морда, а голова просит кирпича?
Ну...  да ну их всех к лешим...

2.
Мы ищем во всем истоки,
спотыкаясь на виражах диалектики.
История, даты, сроки,
пожаров косметика.

Стоишь, думаешь. Глупо,
потому что стоишь.
Море скребется глухо
и разъедает тишь.

Прохожие - непохожие.
Маршруты ночных минут.
По часам электронным дрожи
не скажешь - часы идут.

Времени импульс. Как будто капельница.
Вдруг согреет, спасет, избавит.
Ночь, как тоска, отхлынет, откатит
и запоешь во здравие.

Но вдруг горящее  далеко
обожжет сомнений пламенем.
Ты уже знаешь - отшатнуться легко,
и притвориться робким, маленьким.

Всё, что кусается, нас не касается.
Проживем, как получится.
Историей пусть историки занимаются,
а мы занятие найдем получше...

3.
Все равно не обхватишь всех этих лесов стволы
и в жалких прорехах не унесешь много алмазов.
Тем более, мы не волы,
и главное, что избавились от чумы и проказы.
Главное - вовремя прививаться.
Как говорится, Бог бережет береженного...
Но не перестаем разбираться,
сколько весит пепел от Храма сожженного.
Закроешь глаза - мир словно паноптикум.
Закрученная в спираль, ведет в никуда дорога.
Мы принимаем всю диалектику оптом,
И всё понимаем - кровавую кашу и Бога...
Мы от близорукости придумали линзы
и даже на солнце умеем разглядывать  пятна.
Нам всегда некогда...
Безрассудное, как суд Линча,
время вечно наступает на пятки...
А как хочется иногда всё и всех послать к черту.
Чтобы один на один - я и вечер.
Звездную ночь еще можно назвать черной,
но зачем долгое называть вечным?

4.
Хаос, хаос...
Диффузия души и материи.
Что откуда тянется и где рвется?
Чему еще верим и в чем разуверились?
Что просто так и не так просто?
От Ветхого Завета до Капитала,
От Всемирного потопа до Судного дня,
всё, что сбылось, и что еще не настало,
всё касается вас и меня.
Ничего не пройдет мимо.
Кольнет, заденет, сдвинет.
Мир - пустыня, а мы для мира
песчинки в его пустыне.
В едином циклоне и урагане
ждем разъяренных атомов смерч.
И лижем языками-огнями
восковый профиль собственных плеч.
Таем, землю заливши воском.
Земля пропитана запахом гари.
Он когда-нибудь станет плоским,
наш пришибленный шарик.

5,
Я иду,
залеплен  неоновым гримом,
как художник, упавший на свежее полотно.
Не разминуться, не пробежать мимо
этого уличного кино.
Дирижеры, актеры, суфлеры,
сорвите с душ ветошь штор.
Сыграйте мне мой город
в самый яростный шторм.
Чтоб никогда не стих,
вечный, как греческий миф,
город - светящийся стих,
зовущий  кварталами рифм.
Великаны и гномы,
философы, психи, мистики,
костоправы и костоломы,
как вы мыслите?
В чем ваша тайна?
Что в вас фарс?
Как вас оттаять,
чтоб понять вас?
Город как-будто
на взводе мина.
Город, как бутыль
с затаившимся Джином.

6.
А за стеклами и за шторами
мирок  особенный сбит.
Здесь жизнь, названье которой
просто быт.
Здесь в комнатном свете матовом
Мы. Только мы.
Здесь словно распался на атомы
большой и нелепый мир.
Пропитаны стены шепотом.
Расплывчат в окне силуэт.
За стеклами и за шторами
гаснет свет.
Накипевшее за день
словно с цепи сорвалось.
Да ну их всех в задницу-
встает, словно в горле кость.
Пусть процветает мерзавец,
он мне все равно не указ...
Но в душу вливается зависть,
словно вода в унитаз...

7.
Зачем притворяться святыми...
Пойдем для начала в кабак.
Твое короткое имя,
как капля росы на губах.
Нет! ты совсем не богиня.
Но в скрежете суеты,
если мир этот сгинет,
теперь останешься ты.
Приоденемся с шиком
и будем балдеть, балдеть...
Но как за стеклянной ширмой
мне два сердца согреть...
Ты ничему не веришь.
Я надо всем смеюсь.
Льется в прозрачные двери
желтой разлуки грусть.

8.
Город смешался в хаосе звуков.
Он, как нотная тетрадь,  - разорванная и склеенная.
Я первому встречному готов протянуть руку.
Словно и впрямь - мне судьба чья-то вверена.

Или все проще? Бродяга ночной,
не последний, не крайний, не первый,
раскис однажды под выходной.
Не выдержали, значит, нервы…

И все же -дошел,
как до ручки,  до моря…
В пене ночи растекшийся воск.
Этой шалою ночью изморен,
я пришел к тебе, море, вот.

Можно?
Хочу коснуться
нежной твоей спины.
Можно?
Хочу проснуться?
Только скажи, не тяни...

9.
Над городом нет звезд. Но сполохи  огней,
те, что вблизи и в предрассветной дали,
полны такой космической печали!
И нити всех огней плывут к душе моей.

Причастности невидимые нити.
Я подключен к неведомому пульту -
попросят пить, иль в сердце пустят пулю -
почувствую без всяких там наитий.

Наш город. Он, наверно, обозрим
лишь с высоты  предзвездного  полета...
Но ходят тучи, и тоскует кто-то,
и смотрит в ночь. И, может быть, моим

окном-огнем заворожен средь тысяч
других, ночь раздвигающих огней...
Беспомощно в чужие души  тычась,
блуждает взгляд по городу людей...