Причастие

Как упрётся копьё на излёте в моё ненасытное тело,
Хищно чмокнет и скроется в сердце моём остриё,
И со стоном глухим преклоню я колена,
И приму я причастье, грудь губами вкусивши её.

Тихо ойкнет она, от любви не успев отступиться,
И фонтаном из сердца на неё брызнет спелая кровь.
«Нет!» - она закричит и забьётся, как белая птица,
И закроет сознанье своё на туманный засов.

Будет обморок тот, как объятья сомнамбулы с трупом,
Не придёт она скоро – в надежде, возможно, - в себя,
От любви умирая, сложу непослушные губы
Во вселенскую пошлость – «Обожаю тебя!»

Сквозь лакуну сознанья пробьётся мой шёпот горячий,
И когда она встанет в любви вся в моей, как в крови,
И увидит мой взгляд, обнажённый, незрячий,
Пусть она улыбнётся – нет в мире несчастной любви.

Точно спицей в печёнку – в подкорке бесчинствовал Маркес,
В обескровленном  горле застыли пустые слова,
Но оттаяв под сердцем, сверкнули неистовством сварки…
Вспомни, солнце моё, как я жарко тебя целовал!

А теперь всё колючим быльём поросло и бесцветным забвеньем,
Взгляд твой  молниеносен, а голос спокоен и лжив,
Век любви пролетел, как поэтом воспетое  чудо-мгновенье -
Вот поэтому я неуверен, что я пока всё ещё  жив.

Беспристрастный Харон – гандольер молчаливый со стажем –
Верно правит ладьёй, нос её в брег уткнулся, и я,
Я шагнул через борт, удивляясь: «Почти что не страшно!
Жить страшнее гораздо, ничего, никого не любя!»

Вот два взмаха весла – и ладья безвозвратно далёко.
Под босыми ногами песок остывает речной,
В голове невесомой желанья, надежды, упрёки…
Только всё это в прошлом! Повернулся я к Стиксу спиной.

Вмиг ко мне подлетают безмолвные грустные тени,
В свой безумно-осмысленный танец призывно маня.
Но стою я один – для загробного мира нездешний,
И надеюсь: Харон переправит обратно меня...