Райский сад

Житие Божьего Посланника - Иннокентия Балтского (1875-1917).
Вступление. Детство.

Великий Святой, давший бой мракобесам,
С Иоанном Кронштадтским стоящий в ряду,
Остался в безбожной России безвестным,
Народу всему на лихую беду.

Врожденный заступник, благой проповедник
На свет появился в крестьянской семье,
Где каждый пред совестью был исповедник.
И жили они всех бедней на земле.

Из братьев своих Иоанн выделялся:
Особенной ревностью к правде горел.
Он игры детей не любил, не смеялся.
На правом зрачке знак особый имел.

Смиренный и кроткий, во всем безотказный,
(родители сердца не чаяли в нем),
Великий Святой мыслил своеобразно.
Душа в нем горела пречистым огнем.

И с самого детства он жил как отшельник:
В леса уходил, там подолгу гулял.
И вторил молитве его частый ельник
Ветвей колыханьем. И он размышлял

О краткости жизни, о дне быстротечном.
Особо же чтит мальчик Божию Мать.
Он слышит Ее наставленья о Вечном.
И учится Вечного не предавать.


Призвание

Ему - 19. Случилось заданье:
В село по соседству пакет отвезти .
В недолгом пути разразилось Свиданье –
Великое чудо! Светлей не найти!

Дорога лежала долиной прекрасной.
Темнело. Пред ним будто Рая сады.
Деревья ветвились зигзагообразно.
Светились луной верстовые столбы.

Еще две версты через лес. Дальше в гору
Крутой для коня уходил поворот.
Часовня старинная видится взору.
Вокруг богадельни берез хоровод.

Подъехал к церквушке. Живой, а не дышит.
И в гору гонец направляет коня.
Вдруг сзади себя громкий голос он слышит:
«Я Божия Матерь! Не бойся Меня!»

Не верит ушам. Мчится вдаль небывало.
Но голос настиг. Был и в третий он раз.
«Спеши поскорей! Время действий настало!» -
Из мрака внушительный слышится глас.

Всю ночь до утра на коленях молился.
У Господа слезно прощенья просил.
Исполнив свое послушанье, постился.
Ни с кем о случившемся не говорил.

Спустя три денька, Иоанн вместе с братом
Георгием сено возить захотел.
Запряг было лошадь, но, бросив пенаты,
Не помня себя, он версту пролетел.

Лишь миг позади. И стоит у каплицы.
Внезапно и сильно сосняк зашумел.
И в пламени образ Небесной Царицы
Он видит. И трижды в Огне сам горел.

Беседовал ревностно с Вестницей Божьей.
И пламя Небес не вредило ему.
Потом в забытьи долго шел бездорожьем.
Но тайны и тут не открыл никому.

В течение дня были два Откровенья.
(Сердечный огонь непрерывно горел).
К особому он призывался служенью.
Духовного дара и сам он хотел.

Не спит Иоанн. Глубоко размышляет
О прошлом, ему непрощенных грехах.
При мысли о скорой разлуке рыдает.
Проститься не может с родней второпях.

Душа его жаждет служения Богу.
Для матери сына утратить – беда.
Но парень восторженно рвется в дорогу.
Способным на жертву он будет всегда.


В монастыре

Так будущий столп свое сердце послушал.
Решил подвизаться в мужской монастырь.
В местечко ушел под названьем Добруша.
Был сам и паломник, и сам поводырь.

Но там настоятель Обители братства
Его наотрез отказался принять:
Не видел в душе Иоанна богатства.
Но позже решился рабочим нанять.

Все дни до темна тот работает Богу,
А ночи проводит бедняк у ворот,
С другой стороны. И под разным предлогом
Терпел все от всех и стеснял он живот.

Над ним постоянно глумились, смеялись:
«Гордец и святоша! Другой бы ходил
К бабулькам в сельцо». А потом озлоблялись.
Но наш Иоанн и врагов возлюбил.

Проходит полгода. Его принимают
В «святой» Монастырь. Но с огромным трудом.
Послушник воздержан. Везде успевает.
И вот уже должность его – эконом.

Любимое время – молиться ночами.
Закроет он дверь по осенней поре,
Не встанет с колен, окруженный свечами,
И вниз головою, а духом – горе.

До мокрой рубахи стоит, до бессилья.
Немного вздремнет и встает до утра.
Он нес послушанье свое без усилья
И много для страждущих сделал добра.

В Добрушах Гонец пребывает три года.
Немало он в духе своем преуспел.
Но Голос открыл ему время исхода.
Покинуть Обитель скорей повелел.

Домой он спешит, под родимую крышу.
И рад дорогим его сердцу вещам.
Но вскоре ему ,по внушению свыше,
Святым довелось поклониться мощам.

Обходит под Киевом в Лавре пещеры,
Воскресную там Литургию стоит,
К иконам святым приложился без меры.
Двух старцев он в духе увидел и скит.

Остался при местной церквушке хористом.
У раки Варвары красиво поет.
Но петь в одно время и слезно молиться
Ему невозможно: все мысли вразлет.

Он подвигов жаждет. Огонь в нем пылает.
Хоть был прихожанами всеми любим,
И эту Обитель Святой оставляет,
Пречистою Девой все также храним.

При первой возможности он в Ярославле.
Здесь климат монаший премерзостным был.
За праведный гнев подвергается травле.
Игумен со зла чуть его не убил.

Забрал документы и в Киев подался.
Оттуда в Добруши на крыльях летит.
Потом в Петрограде лихом оказался.
С царем Николаем он рядом сидит.

О вере беседуют здесь Православной.
О нуждах России они говорят.
Внимает святому Помазанник славный.
И мысленно благо народу творят.

Из Питера в Лавру, а дальше в Почаев.
Нигде не находит покоя душа.
Она лишь по духу родным отвечает.
Добруша Посланцу во всем хороша.

Духовный поход до поры продолжался.
Однажды игумена встретил в пути.
Из Балты тот был. В Балте с ним и остался,
Ведь вместе сподручнее к Богу идти.

Там был ему Голос, сладчайший без меры:
«Будь здесь, мое чадо! Довольно дорог!
Тобою прославится Кузница Веры,
Но прежде мученья пройдешь и острог».

Он в Балтской Обители сделал премного.
Работал весь день световой за троих.
И, если б ни Девы Пречистой подмога,
Страдал бы он больше и чаще других.

Подстрижен в монахи. Зовут Иннокентий.
Торгует свечами. Исполнен огнем.
Проходит два месяца так, а на третий
Пророческий дар открывается в нем.

Советует как-то паломникам Братства
Пожертвовать землю для монастыря.
Небесное те обретают богатство,
Кто здесь отдает его, благо даря.

Сказал он, и тут же явилось Знаменье:
Открылся предивный сияющий Свет
И в землю ударил он, на изумленье,
И сбылся святого пророка совет.

Вернулись домой трое братьев из дали
В восторженном духе, святой простоте.
В кратчайшие сроки именье продали.
Надежду свою обрели во Христе.


Позднее, спустя много лет, в этом месте
Возник « Райский сад», посаженный Святым.
Здесь чада Христа собирались все вместе.
О мире молясь, шли путем золотым.


Огненное крещение

Так несколько лет подвизанья проходит.
Подвижник имеет уж дьякона сан.
Год минул. Приказ из Синода приходит
О ввозе мощей Феодосия в Храм.

Пошли на погост. Чин за чином престрого.
Читали молитвы все время в пути.
Пришли. Но никто там к могиле святого,
Ко гробу его не могли подойти.

Какая-то сила, казалось, стояла
Над местом, где мученик был погребен.
И тем, кто травил его, не позволяла
Куражиться здесь, где покоился он.

Тогда одного из попов осенило.
Он вспомнил водящего мудро народ,
Который особенно благочестиво
Вел к правде святой человеческий род.

Просил Иннокентия архиепископ,
Стоял на коленях пред ним фарисей,
Но меньше священника Нового списка
Великого старца касаться не смей!

И вот он священник. И страстно молился,
Упав на колени, рыдая не раз.
И раку открыл. И к мощам приложился.
И громоподобный услышал он Глас:

«Отец Иннокентий! Теперь твоя доля
Нести Крест Небесный. Прошу, не молчи!
Возьми его! Шествуй! И волей, неволей
Зови к покаянью народ и учи!».

Святой Феодосий, из гроба восставши,
Отцу Иннокентию Крест протянул.
И Крест тот Небесный, Огнем воссиявши,
Рассеял в пространстве неслыханный гул.

Исполнившись Духом Святым, Иннокентий
Тотчас же священников стал обличать:
«Вы золоту служите больше на свете,
Чем Господу! Вас уж не поколебать!

Господь не пустил вас к святому сосуду,
Не верите, люди, своим же глазам.
И впредь уличать во грехах я вас буду,
Пока не поверите вашим слезам!».

Душа Иннокентия преобразилась
У раки святой при Крещеньи Огнем.
Особую здесь получает он милость,
И Ангелы Неба пекутся о нем.

Его Литургии народ собирают.
Царица Небес Благодать подает.
Паломники каются здесь и рыдают,
И сердце свое им пророк отдает.


Проповедь

Однажды достаточно много народа
Собралось в сплошное с чернилом пятно.
И был Иннокентию Глас с Небосвода,
Который подвижник не слышал давно:

«Возьми крест и к людям пойди, мое чадо!
И все беззакония их обличи!
Воскликни от края до края! Так надо!
И знай, что получишь от Неба ключи!»

И белые тот час простерлись скрижали.
И Лик Непорочной Святой увидал.
Исполнившись духом от Света Вуали,
К народу он вышел и слово сказал:

«Покайтесь! И веруйте в Крест сей Господень!
Приблизился Божий и Праведный Суд.
Нрав кроткий и ревностный Богу угоден,
А гордые кару Небес понесут!».

И в силе великой он как бы летает.
Вдруг стали все падать на пол и рыдать.
И Божьим крестом он людей заставляет
Грехи свои полно пред ним открывать.

«Покайтесь в грехах! И по собственной воле! -
Рычал Иннокентий как царственный лев, –
Заплачет греховник любой поневоле!»,-
Гремел за версту обличительный гнев.

И кается каждый стоящему рядом.
Творится одно из преславных чудес.
И жжет зло священник наш огненным взглядом.
И воет, и лает, и корчится бес.

Кто чем согрешил, так о том и кричали.
Дух злобы желал представление дать.
Потом в одночасие все замолчали,
И тихая в Храм полилась Благодать…

О нем говорили в Одессе, Херсоне.
Отца Иннокентия знали вокруг:
В Сибири, В России, в Молдове, Подоле.
И был он для многих как ласковый друг.


Так волею Божьей и волею Девы
Воздвигнут Отец Иннокентий столпом
При Церкви Христа, чтоб святые посевы
Взошли обретением Духа потом.

Защитные Силы не мыслят другого:
Им видеть бы Церковь собраньем святых.
И для очищения ставят такого,
Который претерпит все зло от своих.

И шли к Иннокентию каяться много.
И многим пред ним открывались грехи.
А сверху по всем направленьям полого
Потоки прещедрые Света текли.

По вере своей исцелялись больные.
Со всеми Отец Иннокентий скорбел.
И часто он слезы ливал проливные.
Умел сострадать и любить он умел.

Велик был и голос его, будто львиный,
И словом он резал, как будто мечом.
Пронзителен был его взор соколиный,
И ропот врагов ему был нипочем.


Наставления Иннокентия

Блаженный подвижник учил о важнейшем:
Как правильно крест на себя налагать,
Чтоб Ангелу Божию в миге дальнейшем
О нашей душе не пришлось бы рыдать.

Посты соблюдать обязательно надо.
Молиться. И верить в Пречистую Мать.
Ждет кротких и праведных Божья награда,
А гордых сумеет Господь наказать.

Не только простые его наставленья
Людей заставляли с ним видеться вновь,
Не столько пророчества, дар исцеленья,
Но более – дивная старца любовь.

Он ревностно, огненно учит о Церкви:
«Вам Бог не Отец, коли Церковь не Мать.
Она – переход, мост от жизни ко смерти.
И надо ее всей душой почитать».

Народ призывал он забыть про злословье,
Оставить и ругань, и пьянство, и блуд,
Куренье и праздность, обман, пустословье…
Лишь чистые мыслью покой обретут.

Кто будет на крест православный ругаться,
На Деву, на Господа, Церковь Его,
Тот с дьяволом вместе рискует остаться.
И душу отнимет Князь тьмы у него».

За речи такие подвижника гнали
По тюрьмам, обителям и островам.
От служб постоянно его отстраняли.
Властям покориться не мыслил он сам.

«Смиряли» его и отравою жгучей,
Стреляли в него, штык под ребра пронзал.
Пророк Богородичный, духом могучий,
Бесстрашно пороки и зло обличал.

И было Святому в то время Виденье
Христа Вседержителя рядом с собой,
Сказавшего: «Чадо, избегни сомненья!
За Мною иди! Не молчи! Я с тобой!».

И лестницу в чистое Небо открыли.
Лучами она осветилась окрест.
И Ангелы Бога по ней восходили.
А там, наверху, был сияющий Крест.

Виденье Святого явилось порукой
Того, что стоит он на верном пути.
И силу дало перед будущей мукой,
Какую ему предстояло пройти.


Донос

Прошло года два монастырских, без мала.
Служению в Балте приходит конец.
И после доносов худых и скандалов
Депешей он вызван. И мчит в Каменец.

Сначала подвижника в карцер сажают.
Потом запрещают его навещать.
Но толпами люди затвор окружают.
А старец не ленится всех причащать.

Святой не смущался ни сана, ни чина.
Кричал во весь голос: «Покайтесь! Пора!
Оставьте грехи! Не ищите причины
Себя оправдать, не соделав добра!».

За это терпел он от архиерея,
Который к подвижнику злобой кипел,
Глумился над старцем и, вместо елея,
Углем его мазал, убийства хотел.

Но в немощи Силу Господню ковали.
Великую веру Святой затаил.
Чем больше его до крови избивали,
Тем в большую силу подвижник входил.

Однажды Святой проповедовал пастве
На людном шоссе, что вблизи Каменца.
Вдруг пристав подъехал во внешнем богатстве,
Схватить повелел полицейским Отца.

Отец Иннокентий лицом повернулся
И тихо, как будто бы лев, зарычал.
И огненный взор с пустотою столкнулся,
И стражник суровый, упав, застонал.

С ним рядом другой. Бьются оземь, как рыбы.
И пристав крутой уже просит народ
Поднять их с земли, а они будто глыбы,
Без жизни лежат, словно кончен завод.

Уехали. Вслед этой троице глядя,
Сказал Иннокентий пророчески тут:
«Еще только лист пошатнулся при саде.
Вот древо тряхну, все с ветвей упадут!»

И снова запрет на такое служенье.
Хотели сорвать у священника крест.
Но тронуть его не смогли, без сомненья.
Подвижника имя звучало окрест.


Однажды служил он с епископом вместе
На праздник великий у нас – Рождество.
И тот после службы ,на этом же месте
Хулить Иннокентия стал естество.

И так на подвижника он распалился,
Что даже назвал его еретиком.
Народа, пришедшего в Храм, не смутился.
Святого клеймит он и Церкви врагом.

Но люди, внимая ему, восставали.
Волненье в толпе прихожан началось.
Здесь губы тряслись, кулаки зажимались,
А позже духовное чудо стряслось.

И вместо хвалений за речь и елея,
(за Свет у народа мольба горяча),
Вдруг прямо на голову архиерея
Горящая, сверху упала свеча.

И сила удара была таковою,
Что злобный ругатель едва не упал.
Шатаясь от боли, тряся головою,
Епископ худой удалился в алтарь.



Явление Божией Матери

Никак клеветник примириться не может.
И зверское он наказанье творит:
В колодец гнилой Иннокентия ложит.
Без пищи, воды там подвижник лежит.

Отверстие сверху под крышку закрыли
И, чтобы случайно его не нашли,
Колодец чем попадя враз завалили.
И, казнью довольные, быстро ушли.

О пытке такой, об ужасных мученьях
Народ иннокентьевский даже не знал.
Узнал бы про это живым погребенье,
Владыку бы сразу тогда растерзал.

Прошло сорок дней. И епископ со свитой
У места стоит, где Святой заключен.
Откинута крышка. Глядит именитый:
Покойник в наряд голубой облачен.

Святыней живой предстоит аналою,
На коем две свечки ярчайше горят.
Псалтырь на руках. Света круг над главою.
Сияет лицо и сияет наряд.

«Кто дал тебе это, с Небес Покрывало?» –
Епископ, с лица изменившись, вскричал.
«То Мать моя свыше. Она ниспослала»,-
Епископу кротко Святой отвечал.

И тот, потрясенный до слез, просветился.
К ногам своей жертвы бессильно упал,
Прощенья просил и Пречистой молился.
Ему ж Иннокентий на это сказал:

«Я против тебя ничего не имею,
Но чтобы простился твой грех непростой,
Тебе Послушанье назначить я смею:
В Почаев иди за Иконой Святой.


Распятие на столе

Священники в ярость великую впали.
В них дух фарисейский опять бушевал.
У всех на глазах их дела посрамляли.
В сердцах каинитских стыда наповал.

На трапезу будто Отца призывают.
Приходит подвижник. Покой на челе.
Хватают его палачи, избивают.
И зверски распяли на длинном столе.

Кощунственный, мерзкий «молебен» начался:
Один из преступников чести учил,
Другой обесчестить Святого пытался,
А третий его методически бил.

Окончив «молебен», заложники сана
Внесли самовар, сели чай пить рядком.
Один, не сдержавшись, плеснул из стакана
Святому в лицо заварным кипятком.

Отец Иннокентий тихонько заплакал.
Другой подбежал, обезумев, палач,
Из таза его окатил он со смаком.
Не слышен уже Иннокентия плач.

Попы, озверев, исступленно метались.
Три ночи подвижника жег кипяток.
Живые места на святом не остались.
Днем тело из ран разлагал солнцепек.

Пречистая Дева спасла свое чадо.
Едва развязали беднягу от пут,
Ему было помощи внешней не надо.
Пошел, как здоровые люди идут.

Гнев Божий на нечести скоро сказался.
Один из мучителей сам утонул,
Другой заболел, третий с ним оказался.
Закончился страшной кончиной разгул.



Петроград

И снова депеша летит из Синода:
Отца Иннокентия арестовать.
Приехала с приставом главным подвода.
В Сибирь порешили Святого сослать.

По Балте по всей разлилася тревога.
Народ возмутился изгнаньем Отца.
Собрали вещей ему гору в дорогу.
К собравшимся он обратился с крыльца:

«Возьмите, что дали. Мне это не нужно.
Доколе святых наших вам распинать?
Живите с народом обиженным дружно.
Доколе распутников благословлять?»

Народ поутих. Благо жаждет упорно.
Отца окружив, дух смиренья взалкал.
До самого вечера паства покорно
Шла к старцу. А ночью он к кафедре встал.

Кричал он: «Великая буря настанет!
Подумайте все об уделе своем.
Вы ждете, что гром с Поднебесия грянет,
Чтоб в Бога Любви вам поверить потом!»

И позднею ночью покинул он Балту.
Как ссыльный, в кибитке помчал чудодей.
Пречистая Дева в дороге меж гвалтом
Ему открывала страданья людей.

И видел он души, кричащие птицей,
Просившие помощь, как милость, с Небес.
И плакал Святой, и молился Царице,
Себя обещал как бы злу в перевес,

Отдать Ей всего, целиком, без остатка,
Служить обещал обреченным больным,
Несчастным помочь, и особою хваткой
Сирот защищать под предлогом любым.

На завтрашний день буря в Балте кружилась.
Лихой ураган двери с петель срывал.
И страшное что-то по ветру носилось.
И все приношения он развевал.

Народ понял знак гнева Божьего людям.
Крестились неистово, в Небо молясь.
Кричали Святому: «Тебя не забудем!»,-
А тот в Петроград ехал, сердцем бодрясь.

Допрос состоялся с пристрастьем в Синоде:
«Людей что мутишь? Что уводишь окрест?
Бунтарством своим ты известен в народе.
Что если Россия вся сдвинется с мест?»


«И Слава Создателю, так если будет! –
Отец Иннокентий властям отвечал. –
По воле своей шли за правдою люди.
Побойтесь греха! Я надежду им дал.

Народ обессиленный верой спасется.
Не вы ль разрешили для блуда дома?
Почто меня гнать и пытать вам неймется?
Почто для воров не открыта тюрьма?

Не вы ль разрешили народу спиртное,
Ввели отравленье дыханья – табак?
Не с вашего ль ведома все остальное
Распутство, с которым нет сладу никак?

Полны Божьим людом все ваши остроги.
Их в Божьих пределах живыми гноят.
К распутникам вы полюбовно не строги.
Они на свободе гуляют и спят.

Россия без прав! И она погибает!»,-
Воскликнул в сердцах православный Отец, -
Ответит за все, кто ее растлевает.
Губителям сужден бесславный конец».






Монастырь в Мурманске

Дороги мытарств… Хоть и Деве молился,
Тяжелые раны мешали поспать.
Он каждую ночь в гроб, как схимник, ложился
И, руки скрестив, думал: больше не встать!

За дерзостный нрав, за властей обличенье
Подвижник опять расплатился сполна.
Сослали его на сплошные мученья
Под Мурманск, в Обитель «болотного сна».

Порядок там был – ввек не сыщешь такого!
Священники жили похуже скотов.
Входили с сигарами в Лоно Христово.
Посуду не мыли, не мыли полов.

Одежду носили нестиранной, в сале.
Едой объедались и спали весь день.
Отец не смирился. И в новом запале
Он стал обличать их распутство и лень.

Исполнившись ревностью к Божьему Дому,
Отец Иннокентий «кидается в бой».
Он моет и чистит Святые Хоромы.
Монахи восстали противу стеной.

И дело доходит до рукоприкладства.
И против Отца подговорен народ.
Скрежещут зубами в «Обители братства»,
И пишут в депешах: «Он истый юрод».

К Отцу же паломники дружно стекались.
И всех он кормил и прилежно учил.
И силы духовные в них просыпались.
И Зов к Неземному им сердце томил.

С Российских просторов, не зная препоны,
Везли приношенье: остатки мощей,
Духовные книги, кресты и иконы,
Одежды и ткани, платочки, елей.


Вся жизнь Иннокентия – чудо сплошное.
Пред ним разверзались гробницы святых.
Все Тайны ему открывались в покое,
Больных исцелял он, слепых и немых.

Но помнит, святого кто знал, и другое:
О плаче его непрестанном за всех,
Его доброту, состраданье живое,
И как он себя истязал за огрех.

Учил он: «Благими путями идите!
Не бойтесь вокруг ничего, никого!
Вы Бога любите и мира ищите.
И чистым держите вы сердце свое».

Второе сошествие Духа

В тринадцатом годе, в Крещенье Господне
Творились великие там чудеса.
Над речкой Онегой Отцу в безысходье
Открылись сквозь прочную мглу Небеса.

Луч света из тьмы в одночасье пробился.
В нем голубь, трепещущий легким крылом.
К Отцу Иннокентию Вестник спустился,
И Духом вошел он в Святого потом.

И огненный столп с того места поднялся,
До неба взметнулся и начал тончать.
Погас за мгновенье. Народ взволновался.
Но старец святой приказал замолчать.

Он часто, устав от людей, единился.
В лесную сторожку на ночь уходил,
Поставив иконы и свечи, молился.
И Дух Откровенья на старца сходил.

Не раз удивлял Посещением свыше,
Являлся ему сам Всевышний Отец,
Устами его говорил Он. И слышал
Народ Завещанья – Любви образец.



Плач под монастырскими стенами

Меркурию, местному архимандриту,
Мешал Иннокентий спокойно поспать.
Закрывшися в келье, донельзя разбитый,
Искал он предлог, чтоб Святого прогнать.

И в лютую зиму текущего года
Безжалостно он изгоняет народ.
И это за то, что едал от народа.
Детей заморозил жестокий юрод.

Сжимается сердце от детского плача.
Отец Иннокентий спасает сирот.
Он теплым туманом накрыл их удачно.
Снег тает. Согрелся замерзший народ.


Исход

Наутро Отец наш и Божие стадо
Из Мурманска с песнями тронулись в путь.
Блаженное шествие! Взору отрада!
Не думали горя со старцем хлебнуть.

Три тысячи душ. Все они ликовали.
И жаждали сердцем духовных блаженств.
«Не нужно нам денег! – запально кричали, -
Хотим мы Небесных даров – совершенств!»

Весь скарб по дороге они раскидали.
Остались ни с чем в простоте, наконец.
Себя на лишенья они обрекали.
Вином их омыл, будто кровью, Отец.

И в этот же день сердце старца пронзали.
Два стражника злобных догнали народ.
С дороги сойти беглецам приказали.
И лошадь погнали сквозь паству вперед.

Отец Иннокентий за палку схватился,
И ею ударил лошадушку  в лоб.
Она замерла. А солдат спохватился
И в старца прицелился, выстрелить чтоб.

Осечка! Затвор передернул. И снова
Осечка. Солдат лихо в воздух пальнул.
И грянул тут залп! Не слыхали такого!
Совсем озверев, суд свершил караул.

Должна была воля Господня свершиться!
И дело закончилось быстрым рывком.
Солдат подбежал с Иннокентием биться
И в сердце ударил Посланца штыком.

На руки собратьев Отец опустился.
Решив, что он умер, убийцы снялись.
Народ в замешательстве жутком крестился.
В безумстве и ужасе все извелись.

Однако подвижник наш в чувство приходит.
И просит просфору ему передать.
Он масло святое у паствы находит,
Просфору макает, чтоб в рану влагать.

Вложил. И опять упадает бессильно.
В народе раздался беспомощный крик.
Кровь льется из раны довольно обильно.
Подумали: умер несчастный старик.

Внезапно тот вновь на локтях приподнялся.
Как будто бы в новом своем естестве.
И встал укрепленный, и с братом обнялся.
Пошел по дороге, других во главе.


Крестный путь

Мороз – минус двадцать. Идут уж неделю.
Не можется многим, а холодно всем.
Одна прихожанка бредет еле-еле.
Без зимней обувки замерзла совсем.

Отец Иннокентий зовет прихожанку.
И валенки старец снимает с себя.
По воле Господней идет в лихоманку,
Босой и без шапки. Такая судьба!

Так шел десять дней, понукаемый верой.
Свет щедрого сердца хранил их в пути.
И к ним примыкали, стекаясь без меры,
Все те, кто хотели за Правдой идти.

Шли дружно. И песни свои распевали.
За старцем спешили, куда ни пойдет.
Всю скорбь притеснения претерпевали.
Гоним был судьбой православный народ.

Ходить со Святым было так же, как с Богом.
В его рассужденьях все было им вновь.
И мудрое слово неслось по дорогам,
И жизнь излучало, и свет, и любовь.


Искушение паствы

Съезжались к святому Отцу лжепророки.
А он посылал бесов внутренних в ад.
Из каждого дня извлекались уроки.
И шли искушенья два года подряд.

Скаженные часто Отца проклинали.
И тут же просили заступства его.
Другие подвижника обожествляли.
И слезы лилися в ногах у него.

Слезами частенько он сам умывался.
При этом исполнен был силою глас.
Ослушаться Бога народец боялся.
Молитвы учили с Отцом «про запас».

Уставшие люди просили Святого
Поставить им свой Православный собор.
И денег собрали достаточно много.
Нашлись и умельцы свои, и дозор.

Сказал Иннокентий: «Не выгодно строить
Прекрасную Церковь на грешном пути.
Разрушат сей Храм. Надо силы удвоить.
И лучше в сердцах нам его вознести!»

Всегда песнопения их отличались
Особым звучанием и красотой.
А после служения все собирались
На проповедь старца. И сами собой.

Был огненный глас чудодейственно слышен.
На многие версты он люд исцелял.
Подвижник и сам, и Велением свыше
На подвиг по вере народ вдохновлял.


Чудотворный переход через озеро

В селе отдохнув, дальше двинулись чада.
И Божий народ люд простой провожал.
Деревней всей вышли. И звать их не надо.
И всяк узелок со съестным им совал.

До города шли и псалмы распевали.
А там захотели Отца задержать.
Солдат целый полк за гонимым послали.
В толпе ж не смогли те его отыскать.

Из города паства спасенною вышла.
Пред нею легло глубоко озерцо.
В обход десять верст, а, быть может, и с лишним.
Опасность для всех тут была налицо.

Единственный путь – пересечь напрямую.
Вода незамерзшей под снегом была.
В молитве призвал Иннокентий Святую.
И Дева Отцу, как всегда, помогла.

Явившись на Небе ему для Совета,
Перстом указала тот путь от беды.
Из рук Богородицы вышел Луч Света,
Пронзив середину озерной воды.

Отец покорился Посланнице Божьей,
И смело вступил на поверхность из льда.
Ледок затрещал на лихом бездорожье.
И хлынула враз им под ноги вода.

«Царица зовет! Проходите, не бойтесь!»
Народ, ужаснувшись, стоял на местах.
«Дается по вере! Прошу, успокойтесь!»
Пошли за ним люди на ватных ногах.

А сам Иннокентий был легкий и светлый.
Над озером гибельным будто летел.
Держал его Ангел, должно, незаметно.
Бог, видно, спасти верных слуг захотел.

Нигде хрупкий лед даже не проломился.
Вода поднялась над прогнувшимся льдом.
Отец Иннокентий как будто светился.
Прошли, не страшась. А боялись потом.


Ловушка

А в Лазаря день, в поминальну субботу
Отец Иннокентий народу сказал:
«Сегодня увидите ум у животных».
И много волков рядом с ним предсказал.

С десяток домов вдалеке рисовалось.
Решили, что с отдыхом им повезло.
Дошли до пристанища, но оказалось
Глухой частокол окружал все село.

Никак не войти, только через ворота.
Едва лишь зашли, слышат цокот копыт.
Нельзя отступить никаким разворотом.
Отряд на людей, как на стадо, летит.

Догнал караул. Началось избиенье.
Бичи и нагайки устали хлестать.
Не слышно и стона. Не видно движенья.
Тогда лошадьми стали паству топтать.

Но кони, вскочив на дыбы, упадали.
И дальше не трогались с места, не шли.
Такого солдаты еще не видали.
Тогда они спешились все и пошли.

В безумии гнева детишек стегали.
Кровавые слезы по щечкам текли.
До рваных рубцов стариков избивали.
Здесь сотни во имя Христа полегли.

Отец Иннокентий Царице молился.
И молча подбадривал Божий народ.
Он видел, как Свет на убитых излился,
И видел, как Ангел их души несет.

Добралися «волки» до тела Святого.
И лютые демоны вверглись в солдат.
Вот визг поросячий раздался, и снова
Защитники старца в кровище лежат.

Скрутили Посланнику руки за спину.
Веревки ж, связать их, у «псов» не нашлось.
Глазами побоище стражник окинул.
Героем быть с немощным «волку» пришлось.

«Покрепче, Владимир, вяжи! И не бойся! –
Глазами Отец указал на карман, -
Платок тут. Достань ты. И не беспокойся!
Все в воле Небес! Все Божественный План!»

Жестокие тут началися мученья.
За волосы старца тянули втроем,
За бороду дергали, били в забвеньи
По ребрам и ранам доскою с гвоздем.

И в этом покой не нашел неприятель.
Унизить Отца порешили «друзья».
Гнуснейшее с ним сотворил надругатель.
Пером описать эту мерзость нельзя.

В тот миг о себе Иннокентий не думал.
Скорбел об истерзанных братьях душой.
И долго молчал. Позже благо задумал:
Мучителям стал он кивать головой.

Он их укреплял в их деянии злобном.
Солдаты ж его потащили с собой
В дом старосты местного. Было удобно
Там водку попить и поспорить с  судьбой.

И дьявольский дух укрепить непременно.
Отец Иннокентий при доме лежал.
Пытали всю ночь его самозабвенно.
И жертвенной кровью Святой истекал.

Пытаясь узнать о здоровье Святого,
К нему пробирается брат Симеон.
Увидев истерзанным тело родного,
Слезами беды заливается он.

Тут ротмистр пьяный его и находит.
Схватили беднягу того сторожа.
Сам дьявол как будто бы в ротмистра входит.
Столкнуть Симеона велел с этажа.

Отец Иннокентий тихонько молился.
Был Ангел Господень Покровом над ним.
Защитой Царицы подвижник крепился.
И пел ему Славу Небес Херувим.


Острог

Наутро подвижника полуживого
Бросают на голые сани со льдом.
Мучения старца продолжились снова.
Солдаты уселись на тело вдвоем.

Поехали в Каргополь, центр районный.
Отца по дороге совсем растрясло.
Открылись засохшие раны. Бессонный,
Жестокий режим отражало чело.

Властям доложили: «Добычу доставим!»
Ничто не кольнуло в душе у иуд.
В Пудуше наместник, связавшись с властями,
Святого обрек на неправедный суд.

Он, взяв разрешение и от Синода,
Отца заковать в кандалы повелел.
Свидетельством ложным грозя пред народом,
Представить разбойником старца хотел.

Как раненый лев проходил исповедник,
В оковы закованный Дух боевой.
Кровавые пятна Любви проповедник
На белом снегу оставлял за собой.


Людей призывали плевать на Святого,
Ногами топтать его, палками бить.
Народ же не предал Огня Путевого,
Властям не позволил Отца погубить.

Напротив, у старца просили прощенья,
Под ноги бросались, рыдали навзрыд.
Крестились, себе же самим в удивленье,
И каждый за грех свой испытывал стыд.

И пристав тех мест, испугавшись восстанья,
Не стал за подвижника лезть на рожон.
Отправил в тюрьму его для наказанья.
И Петрозаводск Деве был посвящен.

Сначала тягчайшие были страданья:
Ни встать и ни сесть, и ни пищу принять.
И каждый в тюрьме нес свои испытанья,
Чтоб смысл их сокрытый однажды понять.

Здесь каждому слову Посланца внимали.
И в камеру тихо лилась Благодать,
Такая, что урки, как дети, рыдали.
И слово давали здесь – честными стать.



Проповедь в тюрьме

Раскрыв Книгу Книг на какой-то странице,
Отец Иннокентий Посланье читал.
Звучали набатом призывы – живицы.
Доступно любому он стих объяснял.

«Нет радостней в мире пылающей веры!
Иди за Христом, перестанешь болеть!
И демоны лютые выйдут без меры.
В блаженстве со Ангелом будешь лететь!»

Черты его скорбные преображались,
А люд обретал Божью Истину в нем.
За старцем идти до конца обещались.
И души горели священным огнем.



Лицо Иннокентия будто светилось,
Когда вспоминал он про свой Райский сад.
Там сердце его Непорочной открылось.
И каждый паломник там был ему брат.

В отсутствие старца в Раю посадили
Деревья фруктовые, вырыли ров,
Где было возможно, везде насадили
Великое множество разных цветов.

Там начали строить под землю пещеры,
Прорыли колодец, убрав под навес.
Отец возлюбил своих братьев без меры.
И видел Обитель ту градом с Небес.



В доме архиерея

Отец из тюрьмы вышел крепкий, здоровый.
И взял под надзор его архиерей.
Решил: бывший узник к смиренью готовый.
И будет служить он травинки тишей.

Узнав о здоровье Учителя веры,
Народ его вольный три дня ликовал.
Стекались паломники к старцу без меры,
А он им все тайны Миров открывал.

Отцу «ставить палки в колеса» пытались,
К нему придирались, порой в мелочах.
Никто из людей его власть не боялись.
Поверившим старцу неведом был страх.

Они не боялись ни шашки, ни пули,
Ни холода с голодом, ни кандалов.
Святой для них был – Бог Отец в карауле,
Свидетельство Веры живой, без оков.

Рад был Иннокентий свиданью с родными,
И с братом, которого с детства любил.
«Тебя с этажа, их с Небес опрокинут.
У Бога на всяких достаточно сил!»

Тогда же у местного архиерея
Случился в сознаньи какой-то просвет.
В нем часто духовные были боренья.
Он тайно использовал старца совет.

Но снова за всякого зла обличенье
Летит в Петербург «объективный» донос.
Изложены в нем все Отца «преступленья.
И снова Сибирь, скит, Голгофа – допрос.


Соловки

А в мае суровом, в пятнадцатом годе
Ссылают подвижника на Соловки.
Слух сразу об этом пронесся в народе.
Пять верст по воде к скиту шли ходоки.

Все вместе с Отцом они претерпевали,
Прошли с ним немало обителей зла.
Чем больше их власти высокие гнали,
Тем слава Отца все сильнее росла.

Запрятали наше сокровище бесы
В саму глухомань, на задворки земли.
Вдали от России остался безвестным
Тот Факел, в котором мы б Свет обрели.

Нет в мире лишений без приобретенья.
На Севере то ж изобилье чудес.
Из чистой воды вдруг вино для крещенья,
В отсутствии спичек вдруг искра с Небес.

Их двадцать с ним было во время обеда.
И радостей много Господь им являл.
Всегда им сопутствует в духе победа.
А силу Отца сам Господь укреплял.


Райский сад

Два года скорбей и знамений минует.
Святой возвращается в Райский свой сад.
Народ ликовал, но подвижник предчует:
Пришел час России сошествия в ад.

Амнистия вышла в лихую годину
Последней из милостей новых властей.
А в Райском саду расцветали рябины
На радость душевную братии всей.

Построили в срок подлиннее землянки,
Чтоб было гостей где им располагать.
Ученый народ и простые мирянки
Сюда приезжали, чтоб чище здесь стать.

Отец Иннокентий их звал к покаянью,
Учил их о близком и Страшном Суде:
«Кто станет терпеть, с Богом будет Свиданье.
С неправдой не будет покоя нигде!

Идите все в Церковь, пока с нее гонят.
Когда ж будут звать, не ходите туда.
Священники честное имя уронят.
Вас будут соблазнам учить без труда.

И жертводаяний, народ, стерегися!
Они будут, братья, за души убийц,
И вам не дадут в Небеса вознестися.
Пред властью безбожной не падайте ниц!

Не каменной Церкви всем сердцем держитесь,
А той, где от Духа стоит Благодать.
Во имя Господне со верой креститесь.
Я скоро уйду. Храм придется отдать.


Исцеления

Одних исцелял Иннокентий Писаньем,
Других только с верою благословлял.
Немой начинал говорить со стараньем,
Слепой скоро зрение приобретал.

К подвижнику ехала мать молодая.
Ребенок больной по дороге почил.
Пришла в Монастырь вся в слезах, никакая…
Отец Иннокентий дитя оживил.

Еще бесноватого к старцу подносят.
Тот связан шнуром по рукам и ногам.
Отец у Всевышнего помощи просит.
Знаменье крестом, бес исторгнулся сам.

Однажды доставили вовсе калеку.
Родители с сыном устали вконец:
Лежачим тот был. Им же впору хоть в реку.
Вернул парню ноги, великий Отец.

Поднял его в рост и подал ему палку:
«Солдатом ты был. Ну, иди, как солдат!»
Затрясся тот весь, пьяным двинулся валко.
Был счастлив родитель его во сто крат.


Монастырь Иннокентия

Росла слава Райского сада Святого.
Был всеми обласкан Отец и любим.
Служил Иннокентий для люда родного.
И огненный столп поднимался над ним.

Возрос Монастырь вместе с братским селеньем.
Три Церкви построили, кельи, Купель.
Народ в ней грехи омывал с песнопеньем.
В пещерах прорыт был просторный тоннель.

Там каждую ночь Иннокентий молился.
Во двор выходили лишь в праздник какой,
Когда кто-то Духом Господним крестился,
И тело крестил родниковой водой.

Пришедшему все выходили навстречу
Священник служил. Били колокола.
И вся обстановка с утра и по вечер
Всегда благолепною очень была.

Здесь бедные жили, сироты, калеки.
Подвижник их всех по нужде окормлял.
Текли благодарности слезные реки
От тех, кого праведник наш исцелял.

Законы духовные знал исповедник.
Любовь неземную в себе находил.
Нигде не учился святой проповедник,
А мудростью книжников превосходил.

В святого Отца и засада палила,
Пытался его расстрелять пулемет.
Но Дева Пречистая старца хранила.
Тех, Бога кто любит, ничто не возьмет!

Ни в ком зла не видел защитник убогих.
Всегда принимал он удар на себя.
К себе ж самому был безжалостно строгим,
И также к нему относилась судьба.


Отравление от большевиков

На смену незнающим и атеистам
Безбожники ярые к власти пришли.
Надумали старца угробить чекисты.
Вину в невиновном Посланце нашли.

Пречистая старцу Завесу открыла,
Призвала с Небес для России служить,
Сказала, что с ним Михаил шестокрылый,
Что впредь ни о чем он не будет тужить.

И понял подвижник: исполнились сроки.
Недолго уж жить на родимой земле.
Из чаши грехов излилися пороки,
Сосуд переполненный, натяжеле.

Убийцы приехали в вечер унылый,
В семнадцатом годе, в Рождественский пост.
У старца при виде их сердце заныло:
«Свершится! Его отнесут на погост».

Он вида не подал, что цели их знает.
Кухарку позвал, чтоб поесть принесла:
«Последние гости у нас пребывают.
Труднее и нет, чем у них, ремесла!»

Накрыли на стол и гостей посадили.
Вино по бокалам разлил старец сам.
А те меж собой ни о чем говорили.
Выходит Отец будто бы по делам.

На кухню зашел и встает на молитву.
Один из гостей всыпал яда в стакан.
Не знали они, с Кем затеяли битву.
Убийца успел спрятать ложку в карман.

И тут же Святой входит с видом суровым.
В глаза погубителям он посмотрел.
Был полон огня. К жизни новой готовым.
Открыть беззакония их захотел.

Но прежде крестом осенил он коварных.
И поняли те: старец знает про все.
Упали на пол от очей светозарных.
И яда не пить все молили его.

Я вас не виню. Власть ко мне вас прислала.
Но яд выпью я за любимый народ.
Несчастная женщина громко рыдала.
Ее обогнув, старец вышел вперед.

Решительным жестом бокал осеняет.
Убийцы застыли с открывшимся ртом.
Отраву Святой всю, до дна, выпивает.
И страшных гостей провожает потом.

«Я выпил за всех вас последнюю чашу,-
Сказал Иннокентий собратьям своим. –
Из ада спасти я хочу души ваши,
А вы помогите любовью другим!»

Так замысел Девы Пречистой свершился.
Подвижник на завтрашний день заболел.
Но ночью, в 12, в пещеры спустился.
Служить своей пастве Отец захотел.

Прощался он с паствой своей со слезами.
Наказ ей последний подвижник давал:
«Вы сердцем любите, любите глазами».
Народ в потрясении молча рыдал.

«Большие для вас предстоят искушенья.
Я с вами, родные, пребуду всегда.
Избегните, чада, тяжелых сомнений.
Разлуки не будет у нас никогда!»

Он дважды за сердце больное хватался.
Но, боль претерпев, отпевать себя стал.
Потом с Симеоном любимым остался.
И брата в одежду свою облачал.

И скоро не стало подвижника веры.
Отмучился дивный Святой, наконец.
Плач братьев его раздавался без меры.
Оставил сироток великий Отец.


Мученические свидетельства

Отца хоронили при Церкви пещерной.
В его самой келье. Три дня напролет.
А в праздник Крещенья свидетелей верных
Расстреливал прямо в упор пулемет.

Никто не бежал, не роптал, лишь крестились.
И, помня наказ от Отца своего,
На месте стояли и молча молились,
Просили защиты от зла у него.

И праведный гнев не замедлил пролиться.
Разбойников смыло в тот час без следа.
Остался лишь дым сероватый клубиться
Да трупы лежали. Такая беда!



Три года уж минуло после Успенья.
Особо Отца почитается гроб.
Накрыт плащаницей он для поклоненья.
Крест сверху на ней, чтоб прикладывать лоб.

Однажды к Отцу трое братьев приходят.
И каждый от сердца молитву творит.
Из гроба вдруг малое пламя выходит.
Порхнуло, как пташка, и к свечке летит.

Одну за другой свечи все зажигает.
Живым тем огнем все лампадки горят.
В присутствии старца народ проживает.
И красных не видно пока дьяволят.

Не видно пока никаких паразитов.
Но в День Воздвиженья Честнаго Креста
Приехал отряд красноперых бандитов,
Чтоб им уничтожить все стадо Христа.

Они в оборот Райский сад окружили.
Решили Отца Симеона искать.
Его не найдя, брата Марка избили
И стали беднягу ногами топтать.

А сам Симеоне в пещеры укрылся.
И с ним весь оставшийся Божий народ.
Три дня Симеон на коленях молился
За весь бунтовой человеческий род.

Их было две тысячи, вверенных старцу.
Осталось из них только сто пятьдесят.
Кричал комиссар: «Выходи, оборванцы!
Иначе не даст вам пощады солдат».

Выходит семья старца малой общинкой.
Жестоко разбойники справились с ней:
Кого расстреляли, кого же в «машинке»
Смололи. Остался лишь фарш без костей.

И все ж сатанисты не знают покоя.
Мешает им спать благодатность пещер.
Чтоб выудить им умирающих стоя,
Каких только ни было принято мер!

«Вы – глупое стадо! Вас всех обманули! –
Кричал комендант в катакомбную тьму.-
Ушел за границу от вас богохульник.
Отца Иннокентия нету в гробу!»

Последний маневр Бондарчук применяет,
Велит, чтобы тело Отца принесли.
Один из солдат в склеп киркой ударяет,
Но страх одолел. Убежали они.

Народ тогда Духом Святым укрепился.
Подумали: мощи не вынесут псы.
Отец не допустит, чтоб ворог глумился.
Но, видно, у старца кончались часы.

Вот новый наряд к склепу старца подходит.
С размаху киркой в усыпальницу бьют.
И огненный столп к Небу жарко восходит,
Отбросил солдат. Эти тоже бегут.

Полмесяца красные так вот глумились.
Потом Бондарчук стал терпенье терять.
Солдаты его в подземелье спустились,
Прикладами начали всех выгонять.

Затем в катакомбы гранаты бросают,
Из ружей в народ начинают стрелять.
Вот вынесли гроб. С гроба крышку сбивают,
Чтоб тело Посланца Небес опознать.

И сам Бондарчук ошибиться желает,
И хочет сильней мертвеца наказать.
За крест на груди он Святого хватает
И тянет, чтоб шею Отцу оторвать.

Отец Иннокентий вдруг стал подниматься,
Как будто навстречу пытался шагнуть.
Не очень хотелось бандиту сдаваться,
Но бросил испуганно крест он на грудь.


Вознесение

Святого в гробу перевозят в больницу.
На вскрытии были там: Чайка – чекист,
Главврач, Бондарчук и другие с ним лица.
И даже один генеральный штабист.

Перчатки на руки надел Матиевский,
Взял скальпель, подходит к столу и – о, жуть!
Живым возлежал Иннокентий в мертвецкой.
Стояла комиссия, выкатив грудь.

«Живой!» И все вместе поспешно уходят.
И камеру крепко закрыли замки.
Поставили стражу в больнице на входе.
Здоровые были они мужики.

Шел дождик. И небо уже посветлело.
Курили армейцы, плевалися в куст.
Вдруг что-то над ними в ветвях зашумело
И молния бьет. Оба пали без чувств.

Когда же очнулись (Господь постарался!),
Увидели Свет, засиявший с Небес.
В столпе из Огня старец в Небо поднялся
И скрылся из глаз за чернеющий лес.

А зарево в миг осветило палаты.
Больные смотрели на все из окна.
Ни живы, ни мертвы стояли солдаты.
Осели мешком, когда вышла луна.

«Ну, где ваш Христос? Отвечайте, ребята",-
Сурово изрек Бондарчук поутру.
Почуяв неладное, ткнул автоматом:
«Молчите? Я вас в порошок разотру!»

Ни встать, ни сказать что солдаты не могут.
Решил комендант распечатать им рты.
И стал их пытать, весь в надежде, что дрогнут,
Дадут подтвержденье его правоты.

Но те в один голос о Чуде твердили.
Хотели сначала солдат расстрелять,
Потом, дав им денег, домой отпустили
С условием жестким, что будут молчать.

Теперь и следа не осталось от Чуда.
Но в подлости лютой пошли до конца.
В болото решили упрятать иуды
Пустое «жилище» святого Отца.

Когда ж возвращались с болота лесного,
Назад оглянулись. И тут сквозь кусты
Увидели вдруг, что от гроба Святого
Взметается столп неземной красоты.

Услышав про новое это Знаменье,
Не стал Бондарчук против Бога идти.
Свершилось как будто его Обращенье.
Велел он назад гроб Отца привезти.

Закопан был он. Больше нет виноватых.
Но Чайке не нужен порядка развал.
Он бегал стрелой по больничным палатам,
О Чуде ночном говорить запрещал.

Но люди и так уже в ужасе были.
И с ним соглашались. Но даже страшась,
Что видели сами, то близким открыли.
И тайна о Чуде вокруг разнеслась.

Воскрес Иннокентий для люда родного.
Увидел и враг Вознесенье его.
И больше не трогали места святого.
Не брали из Сада Отца ничего.

И сад его Райский омылся от скверны.
И слава Отца по дорогам гремит.
Поныне живет здесь народ его верный.
И память о Божьем Посланце хранит.