Памяти Евгения Фролова. Глава пятая

Не верил он ни в чёрта и ни в бога,
А был из тех, из русских мужиков,
Скитальцев, богомольцев, казаков,
Кому на протяжении веков
Судьбой была начертана дорога.

Скитания, конечно, тяжкий крест.
И потому любим Емеля глуповатый,
Забравшийся на печь, как на насест,
И взяв бутыль, со влагой мутноватой.

Но были и поморы, и купцы,
Народ к перемещениям охочий,
Юнцы и седовласые отцы —
Те смело покидали дом свой отчий.

Евгения Создатель наградил
Здоровьем, лидерством, любовью к приключеньям.
Фролов ходил, пока хватало сил.
Движенье — жизнь! Он не имел сомненья.

Ценил свободу, беспартийностью гордясь,
Дал слово — не просил его обратно.
Молчать, работать, — вот Фролова ипостась!
А говорить — и кратко, и понятно.

С начальством надо сглаживать углы?
Не дипломат он был, спросите у любого.
Ослам заявит, что они ослы,
Козлам докажет, что они козлы,
Зато обнимет друга дорогого...

Мы с ним рыбачили в каньонах Путорана,
Гуляли по Якутии, Туве,
В порогах рек Полярного Урала
Резвились, как котята на траве,
Считая, так и будет целый век.

И вдруг. И вдруг, диагноз тот ужасный,
И ясно, что проигран с жизнью спор,
И что осталось очень мало — тоже ясно,
Когда диагноз... Не диагноз — приговор!

В его уходе, знаю, нет моей вины,
Но он ушёл. Его мне не хватает.
Пусть скорбь утраты в воздухе витает,
Я счастлив тем, что были мы дружны.