Ночь на чердаке

       Однажды в переходе метро я подала немного денег человеку, который пел что-то свое, а тем же вечером он позвал меня на ужин.
       И мы пошли в кафе. Он рассказал мне о себе, о море и о птицах, которые слетаются на берег поклевать зерна и крошки хлеба из добрых рук; о том, что он не спит ночью и ищет свою неповторимую звезду, музу. А я поделилась, что три раза за свою жизнь у себя во дворе сталкивалась с созвездием малой медведицы и стояла остолбенелой фигурой и  считала у себя над головой одну, две, а там и три, и пять…. все золотые звездочки. Малый улыбнулся мне. Он смахивал на художников, сидящих с утра до вечера на переулках Невского пр. и находящихся в поисках хотя бы одного человечка, кто не смог бы отказать мастеру в его мастерстве…
       Тем временем я все чаще заглядывала за оконные ставни и напевала себе под нос строчки James`a Blunt`a. Как внезапно и он подхватил их, и наше не точное пение слилось воедино.
       Стрелка часов бежала за одиннадцать вечера. На улице холодало. Темнело. А я начинала зевать, прикрывая свой рот меню.
       — Пошли ко мне? Я отведу тебя на чердак забытого людьми заброшенного замка.
       — Пойдем, — положительно отозвавшись на его предложение. Заплатив за два горячих стакана рома, мы выбились наружу. За нами по следам брела слепая ночь, играли тонким протяжным писком звучные последние трамваи, шедшие по рельсам к себе на кольцо. С моих плеч слетал плед и, куда потом его вновь забрасывал ветер. Мы шли к заброшенному замку. Шли вместе.
       — Ну, все мы пришли. Сейчас ты стоишь перед самым его крыльцом. —  Пойдем дальше?
       — А мы случайно не набредем на беду?
       — Нет. Я уже победил одну сегодня, встретив тебя, так что пошли, ничего не бойся.
       Малый взял меня за руку. Они вошли в дом, поднимаясь по лестнице вверх, на их спины сыпалась старая штукатурка со стен. Поочередно они открывали всевозможные двери на их пути. А дальше малый отвел меня на чердак, познакомил с сэром Чарли Батоном (ударный слог первый). С котом, с которым малый водил приятельские отношения с тех пор, как убежал из своего дома  и уже только потом нашел уют здесь.
       — Располагайся, прошу.
       Буквально сразу, как только он привел меня сюда, среди всех каких-то потрепанных кусков ткани, валяющихся на полу заостренных брусков, кое-где деревянных щель, мне удалось заметить наполовину сломанное кресло - качалку, которое мне захотелось тут же починить.
       — Я попробую?
       — Да, конечно, только обезопась свои ручонки тем, что возьми из вон той тумбы из первого ящика перчатки, они хоть и где-то порваны. Но все равно это лучше, чем ничего и дуй, приступай исправлять мою старушку.
       Ее я нашел, когда проходил мимо одного жилого дома и увидел, как грузчики погружают ее в фургон, наверно, чтоб отвезти на свалку с другой ерундой, какую та семья приказала немедленно выкинуть, избавив себя от излишнего беспокойства на следующее утро. И тогда я подумал, что хоть она и чужая вещь, но вещь, которая прослужила свою службу, пригодится она и мне, прослужив и мне службу. И я думал забрать ее.
       Фургон еще стоял минут пятнадцать около подъезда той семьи, пока его шофер отходил покупать поесть в прилавок за углом. Тогда тот находчивый мальчишка, а именно им был я, набрался смелости, влез в фургон, перевернул все вещицы и все же в последний момент достал заветное кресло - качалку, только после того случая меня долго мучил ревматизм в спине, но потом, чуть погодя, все прошло.
       — Забавная история, — сказала я, полусогнутая в спине и занятая починкой того самого кресла.
       — Тебе помочь?
       — Нет, я справлюсь сама. Спасибо.
       — А тебе не нужны инструменты? Хотя, что я могу предложить тебе, ведь у меня же ничего нет, — говорил мальчишка, запрятавший руки по обоим карманам в заплатках и чуть понурый в лице.
       — А ничего и не надо. Спасибо.
       — Ты пока здесь будешь, я схожу за чаем, если откопаю его у себя в заначке…
       — Да, да, иди, иди…, — откликалась ему я.
       Малый ушел. И еще около получаса я трудилась, пока не дождалась его прихода назад. Его обе руки были заняты керамическими чашками с немного отколотыми краями наверху и маленьким чайничком, похожим на такой, в каком обычно плавает простая заварка. Именно тот маленький чайничек бил свои пары в потолок. И вот настала пора, когда малый подоспел и угостил меня чайком.
       — Эй, отдохни. Пойдем пить чай. Я не знал, какой ты любишь, крепкий или любой другой, поэтому принес все, что удалось раздобыть в скромном тайничке. — Вот, смотри.
       Взяв из его рук первую кружку, мы устроились с ним на потрепанном ковре, на полу на коленях. Залили пакетики горячим кипятком и продолжали пить чай и говорить на приятные нам темы, а иногда и просто ни о чем…
       С малым было находиться тепло, приятно, комфортно. Если мне и хотелось отвести глаза куда-то не туда, то, он, замечая это, брал на себя инициативу переключать разговор, дав мне отдохнуть.
       Незаметно для себя мне казалось, что я находилась в кругу близкого мне человека по духу, по каким-то другим оценкам, с кем не нужно было притворяться и, кому я могла показать все свои душевные, пробитые злобой, упрямой ненавистью, горем и отчаянием, выдать свои множественные ранки.
       Я знала, и, прежде всего, чувствовала некое сходство с ним.
       Однажды моей бабушкой удалось произнести следующую фразу: «Что пусть человек и беден, но он никогда не придаст и не обидит другого человека». Ее слова были правдивы.
       Малый приютил меня, ему не надо было приручать меня, как дикую кошку, если попробовать поделиться с ней крышей над головой, миску, полную молока, и показать ей настоящий пустырь, где бы она развлекалась. Мой выбор был, и остаться с ним было лучшим выбором в моей провинциальной жизни. Проведя ночь на чердаке, с тех пор этот малый прописан в моем настоящем, как проверенный вечный друг.