Мадонна

«Десять, одиннадцать, двенадцать…»
Пожалуй, эти шаги, которые Марк отсчитывал без особой на то причины, поднимаясь к квартире Александра, были самыми тяжелыми в его жизни.
Входная дверь оказалась открыта, и дирижер, недолго думая, вошел в прихожую. Кругом царил беспорядок, словно в квартире побывали воры, решившие сломать вокруг себя абсолютно всё: огромное зеркало в коридоре было разбито, а разорванную верхнюю одежду кто-то раскидал по полу, пряча усыпанный осколками пол.
Молодой человек прошел к кабинету друга, чувствуя, как под его ногами хрустит разбитое стекло.
Музыкант сидел на полу спиной к двери, склонив свою золотистую голову набок и что-то бормоча под нос. Марку невольно захотелось закрыть глаза, чтобы не видеть всего этого: Александр сейчас больше походил на сломанную и брошенную игрушку, чем на человека. Пианист поначалу будто бы совсем не замечал своего друга, он читал вслух какую-то книгу, часто вытирая окровавленным рукавом рубашки выступающие слезы.
- Марк, ты только послушай, - сердце дирижера сжалось, и он невольно зажмурился от этих слов, как будто ему дали пощечину. – Сбылись мои желания. Творец тебя мне ниспослал, тебя, моя Мадонна…. Божества не умирают, верно?
Наполовину пустая бутылка вина, стоявшая рядом с обессилившим от горя пианистом, упала, задетая им: Александр внезапно рассмеялся, почти беззвучно, и оттого это выглядело особенно жутко.
- Саша, - робко начал Марк, пытаясь хоть как-то помочь другу. – Давай я перевяжу тебе руку, ты же в крови весь…
Музыкант медленно повернулся к дирижеру, и холодный бессмысленный взгляд голубых глаз дал ему знать, что сейчас не лучшее время для разговоров.
- А мне не больно, - спокойно ответил музыкант и, неуклюже поднявшись, подошел к креслу, на котором висела нежно-сиреневого цвета шаль. – Ты бы знал, как Женя любила укутаться в нее, она же вечно мерзнет… хотя нет, «мерзла» будет правильней. Моя Женя умерла, и ее уже не согреет ни эта шаль, ни тем более я…
И пианист тихо заплакал, прижав шаль к своей груди и пытаясь уловить едва ощутимый аромат духов погибшей. Он даже не заметил, что его друг, не в силах больше выносить подобного, тихо вышел из ставшей пустой квартиры.
На улице шел частый снег, мягко расстилающий свой белоснежный ковер под ноги Марку. Мужчина снял перчатку, подставив ладонь танцующим снежинкам: они тут же растаяли, едва коснувшись теплой руки.
«Божества не умирают, верно?» - вспомнил дирижер слова отчаявшегося друга.
Конечно же, нет, ведь она – Мадонна. Чистейшей прелести чистейший образец.