Почти год

Расхристанный, блатной сентябрь
лениво шествует по Риму,
прикуривая, словно "Приму",
через муншдтук, через янтарь.

Через дымящийся зрачок-
(как после выстрела фузея)-
махру и копоть Колизея
вдыхая вдоль и поперёк.

Прикуривая от небес,
от некурящих жарких статуй,
цигарку пряча от распятий
и стужи равнодушных месс.

Напропалую пропивал
прожжённый римский пролетарий
свой кровный трудовой динарий-
во славу кесаря гулял.

Вздыхал и матерно хрипел
доисторический Везувий,
и дым над плоскостью лазурной,
над всей Италией висел.

И возвращаются назад
к холмам, оливам, виноградам
под ритмы бубнов, звон цикад
заблудшие в столетьях чада.

Назад, где жил безумец Тит,
богами меченная шельма,
назад, где в старый римский тир
вносили новые мишени.

Назад- по гривам и горбам,
охота- пуще злой неволи,
где легионы, кровь и вопли,
назад- где бы разрушен храм.

Не каждый день трубит шофар
и свищут римские свирели.
Январь стирает летний жар
Иерусалимской акварели.

У всякого своя стезя,
и всякому- своя удача.
Окаменевшая слеза
навек замёрзла в Стене Плача.

В Иерусалим идёт январь,
снега порастеряв в печали,
порастрепав весь календарь,
весь календарь от тав до алеф.

1.08.10-31.08.10