Коней на переправе не меняют... повесть-продолжени

Коней на переправе не меняют... (повесть-продолжение)



Арина уезжать отказалась...
Плакала.
Просила не забывать.
Навещать изредка.
Но твердо стояла на своем - жить она останется здесь.
На своей земле.
Вечером мы уехали.
Лена вернулась в Питер.
Я рванул в Москву.
Рога трубили.
Всё то, что я отложил на сутки нужно было сделать.
Сутки.
Прошли лишь сутки.
Иногда казалось, я не помню лица Лены.
Лишь неясные очертания выхватывала память.
То щеку с прозрачной слезой.
То немыслимой красоты волосы разметавшиеся по подушке.
Тонкую лодыжку.
Кисть руки, ухоженную, с дорогим кольцом на пальце.
А цельный образ не складывался.
Конечно, мы так недолго были вместе...


В Москве всё обошлось.
Образовалось.
Смелость города берет, а я был не из трусливых мужиков.
По-разному складывалась жизнь.
Были взлеты и падения.
Падения, ломающие крылья, дробящие кости, но оставляющие в неприкос-
новенности душу.
А это тот самый пресловутый гвоздь, на котором держится всё в миро-
здании.
Да, душа.
Душа должна оставаться чистой.
В каком бы грешном теле не поселилась.
Тело может быть омерзительно грязным, изъеденным таежным гнусом, ис-
пачканным рвотой и нечистотами, а душа...
Душа всегда чистая.
Девственно чистая душа в изнасилованном теле...
И если тебе не удалось сохранить эту чистоту душевную - ты не чело-
век.
Скотине чистоту души сохранить легче, разумеется...
Но ты-то - человек.
Гордо звучащий!
Ладно.
И так понятно, жизнь моя состояла не из одних роз. Шипов я понахва-
тал изрядно, и как небезызвестный герой могу сказать, была она,
жизнь, полна лишений и выгоняний.
Да, всё в ней было.
Всему нашлось место.
Всему, от чего человеку настойчиво рекомендуют не зарекаться.
Не дождалась моего очередного взлета любимая женщина.
Сгорела в огне лихорадочном.
В одиночестве.
Когда узнал, как она умирала, хотел взорвать этот мир со всеми него-
дяями, но вспомнил про невинного младенца, которого нельзя помещать
в фундамент новой жизни, и одумался.
Я решил состояться.
Состояться в этом мире.
Другого мне не дано.
И раньше работал, как каторжный, а сейчас...
Забыл, как это - спать больше трех-четырех часов в сутки, есть во-
время.
Забывал порой - ел ли вообще, спал ли...
Спасала расторопная и сообразительная Галочка.
Секретарь вашего покорного слуги.
Да, забурел, забурел Алёшенька...
Секретарша у него появилась.
Нарисовалась, так сказать...
Но не та, что рисует ваше воображение, многоуважаемый читатель.
Это была милая женщина средних лет.
Работа заменила ей семью.
Заменила женские радости.
Равных ей не было.
Возможно и были, только я не встречал никого подобного...
Она угадывала с полуслова желания-пожелания.
Я знал, без меня в "конторе" драгоценной, всё будет чин-чином.
Галочка - моя правая рука, моя сподвижница, мой тыл...
Не встреть я Елену прекрасную, кто знает...


А Елена молчала...
Молчали телефоны, номера которых я тщательно записал в ее блокноте.
Она обещала позвонить через неделю...
Говорила, должна уладить срочные семейные дела, и вот...не звонила.
Я стал напоминать Аленушку васнецовскую, тоскующую у ручья.
Нет, нельзя мне быть Аленушкой.
Мне нужно быть Соловьем-разбойником, не меньше, чтобы удержать в ру-
ках всё то, что так притягивает конкурентов.
А Ленка не звонит...
Как выбивает меня из колеи это молчание.
Что случилось?
Где моя жена венчаная?
Где моя женщина?
Но телефоны умерли.
Говорят - любовь оглупляет.
Нет, не так.
Где-то я читал - "Умный человек может влюбиться, как безумный, но не
как дурак".
Мне очень нравилось это выражение.
Приятельница сказала как-то - никакая красота не спасет мужчину-ду-
рака.
Этой женщине я верил безоговорочно.
И для меня существуют авторитеты незыблемые.


Авторитеты - авторитетами, а телефоны - телефонами.
Они молчат
А ведь Лена в городе.
В одном со мной городе.
Может быть, идет по соседней улице, а возможно, проходит под окна-
ми "конторы", невидимая мной, неугаданная.
Знай я, что пройдет, поселился бы под окном.
Но я не знаю, я ничего не знаю.
Лишь сейчас сообразил, уйди, исчезни она из моей жизни навсегда и
винить будет некого.
Некого.
Что это я так опростоволосился.
Не спросил ничего.
Где живет.
Где работает.
Ничего вообще.
Видел, женщина образованная, начитанная, с изыском.
Холеная.
Небедная.
Всё это лежало на поверхности.
К гадалке не ходи.
Но ее внутренний мир прятался от меня.
Прятался в лепестках земной оболочки, не давал заглянуть в свои глу-
бины.
А то, что глубины были - очевидно.
На тысячу и один процент.
Простите за вольную фразу, возможно заставившую сморщить хорошенькие
носики прелестных читательниц.
Если таковые найдутся, разумеется.
Но я же не Аленушка.
Мы же так решили.
А что с мужика возьмешь
Мужик он мужик и есть.
И грубоватым бывает.
Я так боялся размягчиться от нежности.
Так не ко времени она была.
Такие дела заворачивались.
Нужно быть всегда начеку, застегнутым на все пуговицы.
Рассиропливаться и разлимониваться недопустимо.
На это нет времени.
Лена!
Леночка!
Счастье мое однодневное.
Одноночное.
Где ты?
Отзовись, родная.
Не оставляй своего Алешку.
Он без тебя козленочком станет.
Нельзя.
Я для тебя всем стану.
А из хорошенького козленочка, если его не пустят вовремя на шашлы-
чок, что вырастет?
Вот, то-то!
Дела поджимали.
Я погрузился в работу с головой.
Галочка витала, как добрый ангел, вовремя принося всежие сорочки и
горячую пищу.
Отпаивала чаем с лимоном.
Когда выезжал, велел ей быть в "конторе" неотлучно - всё казалось,
Лена позвонит именно туда и именно в тот момент, когда меня не будет
на месте.
Нет, не звонила...
А потом...
Потом, я увидел Лену на экране ТВ...


Я чуть не подавился, и если бы не расторопная Галочка, хватившая ме-
ня кулаком промеж лопаток - читали бы вы мое имя, высеченное на пли-
те могильной.
Да.
Лена-то моя была и не моя вовсе.
Была она женой такого крутого и находящегося на виду мужика, что я
недоумевал - как она сообразила тот вояж?
К няньке старой.
И уж если сообразила и осталась при голове, с плеч не снесенной, то
врядли ей еще позволено будет нечто подобное в ближайшее время.
Да, обозримое будущее стало заволакиваться чёрными тучами.
Я вспоминал ее у алтаря деревенской церкви.
Какой она была искренней тогда.
Сияющей первозданной чистотой.
А сейчас, рядом с преуспевающим мужчиной, стояла светская львица.
Жена императора.
Право слово.
Королева!
Муж ее давал интервью бойкой журналистке не слезающей с экрана.
Он и Лена отменно отыгрывали свои роли - образцовая семья, на виду.
Она легким движением пальцев сняла с плеча мужа несуществующую пушин-
ку - блеснул бриллиант, тот самый.
Тот, который сиял ночью на руке ее, руке которую я целовал, ласкал
исступленно в порыве страсти и восторга.
Так вот что это за колечко!
Понятненько.
Лена.
Что же ты сделала со мной, девочка?
Неужели...просто поиграла.
Удовлетворила любопытство - а что будет , если?
Лена?
Лена?
Лена?
Я сидел и тупо смотрел в экран.
Смотрел и ничего не видел.
Ничего не слышал.
Не слышал, как Галочка втолковывает что-то.
Что-то выкладывает на стол.
Что-то объясняет.
Я махнул ей рукой.
Нетерпеливо.
Почти грубо.
Галочка грубости уж никак не заслуживала.
Она ушла.
На экране возник...певец.
Он широко открывал рот, но я не слышал ни звука.
Я перевел глаза на стол и увидел яркий глянцевый конверт, принесен-
ный, видимо, Галочкой.
Вскрыл его машинально.
Без интереса.
Нужно было чем-то занять себя.
Отвлечь от той боли, что обрушилась на меня, как удар в солнечное
сплетение.
Да, боль была нешуточная.
Меня скрючило на стуле.
Свело...согнуло...
Продышаться бы.
И вдруг...как глоток свежего воздуха...как капля воды в бескрайней
пустыне - ее имя в конце документа, который я развернул и держал пе-
ред собой.
На плотной атласной бумаге...несколько строк.
Но каких.
Лена назначала встречу.
Просила быть через час на Фонтанке.
Ага, значит...на экране - запись.
Понятно.
Или она успевает?
Я рысью кинулся в комнату отдыха.
Под обжигающие струи, в аромат геля.
Провел бритвой по гладкому подбородку.
Оделся, как жених и выскочил из офиса.
Я оказался на месте в час назначенный и даже раньше.
Успел купить цветов ненаглядной моей.
Озирался.
Не знал - с какой стороны ждать ее.
Вертелся, как угорь на сковороде.
А она открыла дверь стоящей рядом бронированной машины с затемненны-
ми стеклами, и втянула меня внутрь.
Машина сорвалась с места.
Я смотрел на Лену.
Я узнавал ее и не узнавал.
Это была моя Лена.
Родная.
И...не моя.
Чужая, холодная, с высокомерно поднятым подбородком...


Куда привезли меня, так и не понял.
Она подарила такое свидание, о котором...которое...
Встреча, описанная в романе...
Это было свидание с большой буквы.
Мало слов.
Много нежности...упоительной страсти.
Наши тела уже узнавали друг друга.
Они жили своей жизнью.
Они не думали о том - кто есть кто.
Они наслаждались близостью.
И вновь осознание - она создана для меня!
И, как обухом по голове - муж ее, так же считает, видимо.
И так просто не отступится.
А кто тебе сказал, что он вообще собирается отступаться?
И кто уверил, что она этого хочет?
С какой легкостью она распорядилась моей судьбой.
Всей жизнью моей.
Не поморщилась.
Бровью не повела.
Но...хотел бы я вернуть время вспять и всё перечеркнуть?
Хотел.
Но лишь для того, чтобы вновь и вновь переживать встречу и упоитель-
ную близость с моей Еленой Прекрасной.
Она шептала - мы скоро увидимся, я ее единственный, и...она всё
устроит.
Я слушал.
Понимал и не понимал.
Я был с ней.
Я был ею полон.
И плохо воспринимал окружающее.
Даже ее слова.
Она ушла.
Я спустился вниз.
Меня пригласил в машину тот же водитель, что привез нас сюда.
В эту неведомую квартиру.
Отвез на то же место.
Казалось, я задремал и вдруг очнулся.
Не было двух упоительных часов, пролетевших, как один миг.
Но они были...
Были...
На моих губах сохранился вкус ее поцелуев
На пальцах аромат ее плоти.
Хотел ли я выяснять отношения?
Нет.
Не хотел.
Я хотел ее видеть и длить минуты близости до бесконечности.
Вот и всё, что я хотел.
Потом, всё будет потом...
Выяснения, объяснения, обиды...
А сейчас - лишь она.
Она одна.


Я был опоен, опьянен до такой степени, что уже не мог правильно и
адекватно реагировать на происходящее.
Мы стали видеться.
Не часто.
Лена все время говорила, что еще будут у нас свидания длиною в жизнь.
Но я понимал - это лишь мечта несбыточная.
Химера.
Но верил.
Я так и не спросил ее ни о чём.
Я уже знал, кто она.
Знал, кто ее муж.
И задавать лишние и глупые вопросы не хотелось.
А Лена живо интересовалась моей жизнью.
Судьбой моей.
Она делала такие замечания, из ее уст звучали такие слова - я пора-
жался.
Женщина, красавица и столь умна.
Я боялся разучиться мыслить в ее присутствии.
Этого допустить было нельзя.
Я потеряю ее.
Гвоздем сидела в голове фраза о красивом дураке.
Нет, только не это.
Что угодно.
Только не это.
А потом я стал замечать - Лена ненавязчиво дает необыкновенно
дельные советы.
Кажется, ну вот же, я именно так и думал, именно это и имел ввиду.
Она будто облекала в слова мои мысли.
Еще не сформировавшиеся, но уже рвущиеся наружу, уже ищущие выхода и
применения.
Я видел, как эти мысли...воплощаются...материализуются.
Видел, как процветает дело, которому служу.
Елена действовала столь ненавязчиво, деликатно.
Я поражался.
Многие из ее идей тянули на тему для диссертации.
Она меня направляла.
Она хотела видеть меня в блеске.
Я это чувствовал.
И хотел соответствовать.
Я должен был добиться большего, чтобы...
Как бы ни сложилась жизнь, что бы нам не уготовила судьба, но если
она решится, если захочет...мне будет не стыдно принять ее.
Руки мои не будут пустыми.
Дело не в материальном достатке.
Хотя...и это имело значение - Елена вела жизнь королевы.
Тут было иное.
Рядом с ней должна быть неординарная личность.
Только так.
И я стал медленно, но верно брать препятствия, барьеры, вершины.
Я еще в пути.
Путь будет нелегким.
Долгим.
Но...каждая дорога куда-то приводит.
Если, конечно, забыть Александра Грина с его "Дорогой никуда".
Такого быть не может
Такого я не допущу.
А сейчас...
Я в Париже...
Я жду Елену...


Скоро Рождество и они с мужем проведут его под сенью башни Эйфеля.
Мы договорились встретиться здесь.
В этом волшебном городе.
Городе Хемингуэя и Сальвадора Дали, Пикассо и Модильяни.
Городе роденовского мыслителя и вертящихся крыльев Красной мельницы.
Мы договорились встретиться в музее Родена.
Елена обожала импрессионистов.
А муж должен присутствовать на каком-то нуднейшем официозе.
Мы лишь забежали в музей, купили билеты и парочку буклетов, а по-
том...
Сняли номер в маленьком отеле и до вечера не выходили из комнаты.
Ели фрукты, пили сок, купленный предусмотрительной Еленой по дороге.
На ковре вперемежку лежала одежда.
Её невесомое белье соседствовало с моим толстым свитером.
Это возбуждало.
Когда Лена пошла в душ, я поднял с пола крошечные предметы женского
туалета.
Прижал к губам.
Они пахли ею.
Пахли моей Еленой.
Моей женщиной.
Женщиной.
Я сходил с ума от вожделения.
Я хотел, я желал ее вновь и вновь.
Елена не уступала мне в темпераменте и жажде наслаждения.
Она была само совершенство.
Чудо, которое иногда выходит из-под пальцев строптивой матушки-при-
роды.
Гармония тел рождала всё новые и новые порывы, новые восторги.
А потом Елена заспешила.
Стала тревожно посматривать на часы.
Поскучнела.
Нужно уходить.
Они с мужем должны были посетить Мулен-руж.
Я посадил ее в такси.
Она уехала.
А я направился в свой отель.
Переоделся и помчался к этой ветряной мельнице в надежде купить би-
лет и еще, хоть одним глазком увидеть Елену.
Я купил билет
Я увидел женщину своей мечты.


Она вошла в зал и, кажется...
Не было мужчины, не проводившего ее восхищенным взглядом.
И женщины, не проводившей взглядом завистливым.
Не обессудьте, леди и джентльмены - я видел свою женщину именно та-
кой.
Кто осудит влюбленного?
Кто бросит в него камень?
Она была хороша.
В длинном, впол, платье.
Пелерине из соболя.
С волосами забранными в изящную причёску.
Я боялся...как герой цвейговской новеллы, охваченный амоком - сорвусь
с места и кинусь ей вслед.
Я ушел.
Я не мог смотреть на воздушные, невесомые, почти бесплотные тела.
Я видел лишь ее.
Перебирал в уме наши разговоры.
Все ее слова высекались в памяти каленым железом.
Она была так хороша, умна и самодостаточна, что я вдруг задумался -
что я делаю в ее жизни?
Зачем всё это?
Я улетал на следующий день.
Елена с мужем еще оставались в Париже...
Город без нее был пустым.
Мой прекрасный город.
Такой же прекрасный, как любимая женщина.
Мне было холодно и одиноко.
Лишь работа спасала.
Работа и забота старательной маленькой Галочки.
Галочка похудела, побледнела, но работу исполняла отменно.
Я спросил - что случилось?
- Болит что?
- Какая-то ты не такая.
Она покраснела.
- Алексей Иванович, вам только и заботы разглядывать цвет моего лица.
- Всё у меня в порядке.
- Всё нормально.
Галочка страдала от того же недуга, что и я.
Но...в то время, я не мог думать ни о ком и ни о чём, кроме мечты
своей светлой.
Моей печали и радости.
Звезде судьбы моей.
Путеводной.


Мой каторжный труд и тактичные советы Елены приносили плоды.
Фирма процветала.
Я стал заметной личностью в городе.
Перешел в иную категорию.
Выше.
Весомее.
С горизонтами, простирающимися до неведомого...
Чувствовал себя человеком способным заставить крутиться планету
вспять - дайте лишь точку опоры.
Вернулась Елена.
Вновь редкие встречи.
И вновь я боялся спросить - а что же дальше?
Боялся - вопросом разрушу хрупкую мистическую атмосферу.
Спугну очарование близости...


Она могла задавать любые вопросы.
Она не боялась.
Она спрашивала о делах фирмы.
Интересовалась всем живо, не ради того, чтобы спросить, а непременно
обсудить подробности, подводные течения и найти правильное решение
проблем, возникающих ежечасно...ежеминутно, если хотите.
Дело есть дело.
Сама Елена с блеском защитила диссертацию.
Я не уставал поражаться многогранности этой женщины.
Ее уютной внешности и железной воле.
Женственности и мужскому складу ума.
Мягкости, податливости, порой, детскости и мыслям, достойным найти
приют в голове политика или философа.
Однажды она сказала - я уже ничего не смогу дать тебе.
А я не привыкла лишь брать.
Это не в моих правилах.
Ты поднялся так высоко, что мы скоро будем сталкиваться лбами на кро-
шечном пространстве, которого оба достигли.
- Лена, что?
- Что случилось?
- Ничего, абсолютно.
- Просто...
- Видишь ли, Алексей...
В обожаемом тобой регионе нужен человек, способный возглавить корпо-
рацию...ну, ты понимаешь, о чём речь...
Да, я отлично понимал...о чём идет речь.
Это назначение было моей заветной мечтой.
Но...
Оно имело смысл лишь в том случае, если Елена будет со мной.
А так...
Да, престижно.
Карьера обеспечена.
Но ведь жизнь - не только карьера.
Или?
Что-то неуловимо изменилось в моей возлюбленной.
Было ощущение - отказ принесет ей огорчение.
Что угодно, но...никаких огорчений для нее.
Елена подошла к роялю.
Она была прекрасной музыкантшей.
Писала музыку, стихи.
Получались чудесные романсы.
Тонкими пальцами ласкала клавиши и они исторгали изумительную мело-
дию.
Тихую...прощальную.
Я никогда не слышал ее раньше.
Не слышал слов, которые терзали сердце.
Я не помню этих слов, не помню музыки, помню лишь щемящее чувство,
которое они вызвали.
Она подошла и протянула маленькую коробочку.
- Это тебе.
- Открой.
Я открыл изящный футлярчик и увидел простой нательный крестик.
На обратной стороне его были выгравированы три, сплетенные в вензель
буквы - Е, Е и А.
Елена, Алексей - понятно, а еще-то кто?
Она промолчала.
Сказала - ошибка ювелира.
И всё...


Я уехал из города.
Уехал далеко и надолго.
Так было нужно.
Елену я увидел через шесть лет.
Случайно.
В международном аэропорту.
Муж её вновь давал интервью очередной назойливой журналистке.
А Елена всё так же снимала с его пиджака невидимые пылинки, сверкая
еще более ослепительным кольцом.
Муж Елены держал на руках очаровательное крошечное существо.
Настырная журналистка спросила - кто же это такой?
- Наша дочь Евгения.
- Недавно ей исполнилось пять лет.
Глаза мужчины светились гордостью и нежностью.
В глазах Елены залегла усталость.
Маленькая девочка была точной копией ребенка смотревшего с фотогра-
фий в альбоме моей матушки.
Матушки давно нет и альбом хранится у меня.
Изредка я переворачиваю его пожелтевшие страницы.
Так вот что означала третья буква.
Когда-то Елена говорила - если у меня родится дочь, я назову ее Евге-
нией, а если сын - Евгением, соответственно...
Муж Елены держал на руках...моего ребенка.
Мое и Елены дитя.
Единственное.
Дитя любви.
Так вот почему она порвала нашу связь.
Я не винил ее...
Ни в чём...


Я видел, как они с мужем пошли в зал для VIP-персон.
А ко мне устремилась настырная журналистка.
Дорогу ей преградила преданная Галочка.
Она врезалась между нами, и мы пошли к машине, ожидающей у входа...
Моя маленькая повесть еще не закончена, так как есть нечто, что за-
канчивается лишь с последним вздохом человека...
Еще живу - еще надеюсь...



РИНА ФЕЛИКС