Тепло

Свой отсчёт история увидит
Лишь в момент припоминанья даты,
Той, когда вдоль древесинных линий
Был растянут тощий и лохматый.
Я  смотрю, как в перекрестье балок
Бьёт копьё своим красивым жалом.

И польётся, впитываясь в землю,
Липкий сок израильской настойки,
А упав, истаивает тенью,
Растворяясь в нервном крике сойки.
Я уверен в том, что бедной птице
Та картина вечно будет сниться.

На висках вселюбящего лика,
В уголке всевидящего ока
Пара капель влаги – посмотри-ка,
Небо слишком уж к нему жестоко:
То, чего внутри так не хватало,
На лице в избытке проступало.

И на голове венец терновый
Гордо восседал, как победитель.
Безучастный, ко всему готовый,
Он висел один – покорный зритель;
И как будто с губ срывался шёпот:
«Мама, мне отсюда виден город!»

Что же видел тот, с пробитой грудью,
И с гвоздями в центре линий жизни?
Что зрачки, подёрнутые мутью,
Отражали, как стекло витрины?
В этот самый миг я понял, вроде,
Что пленило взгляд холодной плоти.

Те глаза увидели сквозь годы
То, чего и так хватало телу:
Пламя злобы, жрущее народы,
Смрадное освенцимское пекло.
Там, вдали, от жара-исполина
Воплем заходилась Хиросима…

Он всё это видел, и, конечно,
Впитывал в себя, как будто губка,
Пьяную, уродливую вечность,
Изо рта не выпустив ни звука.
И висел под грязными ступнями
Шар земной, изъеденный червями.

А когда всё кончилось, я всё же
Попытался отыскать ответы;
И, рукою тронув его кожу,
Оторвал себе кусочек света.
И подумал, как же это мило –
Жар души отдать за холод мира!..