Свет двух планет

                ВАСИЛИЙ     МИШИН               







                «Свет двух планет»




Космическая   поэма














      






                Человек, ты – Семя, Семя Эволюции!
                Душа – это огненная птица, перелетающая
                из воплощения в воплощение и несущая в
                себе все осознание пройденного бытия.

                Дмитрий  Ткаченко

                Не может быть, чтоб не было иных
                Времен, пространств, иных соотношений
               
                Добра и зла. В себе ограничений
                Вселенная   не терпит никаких.

                Иван Савельев



Аннотация.


Новая поэтическая книга «Свет двух планет» саратовского поэта Василия Мишина, не остросюжетна. Но вся она написана как бы на одном дыхании, написана размашисто, хорошим русским язы-ком. В ней по ходу развития событий вполне естественно реаль-ность переходит в сказку или становится фантазией, но постоян-но чувствуется большая любовь автора ко всему сущему и осо-бенно к женщине и к своей Родине, любовь к планете Земля.







               

                От     АВТОРА

Один из тех, кто прочитал мою книгу в рукописи, называли ее сказ-кой, другие фантазией. И все-таки это поэма. Поэма о большой на-стоящей любви мужчины с планеты Земля и женщине с планеты Сонокон, находящейся где-то в Космосе, далеко-далеко от Солнеч-ной системы. Теперь уже никто, пожалуй, не отважится сказать, что Земля – единственная в Мироздании планета с разумными сущест-вами. При написании поэмы, я исходил из того, что современный человек мало знает о себе, что пошел по неправильному пути раз-вития: грубая машинная цивилизация еще больше отделит его от других цивилизаций других миров. И это будет до тех пор, пока человек не овладеет тонкими космическими энергиями и особенно энергией Любви, Надежды и Разума. Эти три вида энергии, я счи-таю, - основа из основ строения Мироздания.
Мой герой, с помощью чудесной рубашки, представляющей свое-образный генератор, способный создать энергетический зеркаль-ный коридор в пространстве, с другой, жителем планеты Сонокон, по лучу мысли-желания телепортировали себя с Земли на Сонокон без всяких космических кораблей. Пребывание моего героя на Со-ноконе было мирным, потому что он встретил там людей с очень высокоразвитым разумом, которые давно победили в себе агрес-сивность, зависть, тягу к власти и богатству. Но у них, фактически бессмертных, в отличие от человека земного, душа и тело были под полным контролем трезвого разума. Да, они знали, что такое лю-бовь и страсть, но чувства любви, энергия любви разумом контро-лировались целесообразностью, и их очень удивило, что человече-ская душа землянина в настоящая любовь бревуалирует над разу-мом.
Моего героя полюбила прекрасная соноконка, но очень скоро и она, и он сам, и все, с кем ему пришлось встретиться, поняли, что зем-лянин, русский человек, в отрыве от родины, от Матери-Земли ни-когда не будет действительно счастлив. Потому мой герой и сказал: «Нам, русским, Родина нужней всех благ земных и привилегий». Об это должен помнить каждый настоящий русский человек, от-правляющийся в Космос или просто путешествовать по Земле.



                Женщине подаренная песня
                Навсегда останется живой.

                Расул Гамзатов










                ВСТУПЛЕНИЕ

Прошло уж много долгих лет,
                И у меня взрослеют внуки,
                А все в душе покоя нет
                От неоправданной разлуки.
                Я даже близким не раскрыл
                Своей невероятной  тайны.
                О, как любил я! Как любил!
        Любовь не может быть случайной.
                А, может, был эксперимент,
                И я, несчастный горемыка,
                В непредсказуемый момент
    Стал самой первой точкой стыка
  Почти что родственник миров?
      Но ведь не пешкой же разменной!
                Иль покидал я отчий кров
   Для испытаний жизни тленной?
                Все жду: во сне иль наяву
Должна ж явиться Милорома!
                Ее я мысленно зову,
                А в сердце – сладкая истома.
               
                Иль впрямь уже напрасно ждать?
             Никто мне в этом не поможет.
                Решил я людям рассказать
                О том, что душу жжет и гложет.
                Возможно, скептик назовет
                Меня вралем или фантастом.
                Пусть так.
                Влюбленного поймет,
                Кто счастье видит лишь в прекрасном.
                Придет  к нам дивная пора, -
                Она уже не за горами, -
                И о неведомых мирах
                Мы будем знать, как будто сами
                Родились в них и там росли.
                Вражда исчезнет. Высший Разум
                Для нас, для жителей Земли,
                Доступен будет.
                Но не сразу.
























Я ПОДРУЖИЛСЯ С ИНОПЛАНЕТЯНИНОМ

                Был у меня хороший друг,
                И звал его я просто Федей.
                Со мною он делил досуг,
                Когда ложились спать соседи.

                Любил мой Федя пошутить.
                Он ростом мал был, но не карлик.
                А как любил он сливки пить,
                Налив их в кружку через марлю!

                Бывал порою Федя строг.
                Я знал: все это так, для вида.
                Бывал, сядет на порог,
                А на лице, как тень, обида.

                Я перед ним юлой верчусь:
                Скажи, мол, в чем моя ошибка?
                С лица он сгонит строгость-грусть,
                И зацветет его улыбка.

                И снова смех и кутерьма,
                Остроты, шутки, анекдоты.
                А за окном ночная тьма
                Готовит новые заботы…

                Скажу без лести: Федя мой
                Был дружбы истинной достоин,
                Хотя он житель не земной:
                Пришелец. С неба. Гуманоид.

                За то, что буду говорить, -
               
                О не земной любви и страсти, -
                Обязан я благодарить
                Его: он к этому причастен.

                Который год я жил один,
                С родней и сам с собой в разладе.
                Был сам себе я господин,
                Хотя не знал, чего же ради.

                Я похудел и поглупел,
                Не находя в друзьях опору,
                Я не смеялся и не пел,
                С любым готов затеять ссору.

                Моя убогая стезя
                Вела меня, куда – не знаю…
                Однажды слышу:
                - Так нельзя!
                С тоски медведи подыхают.

                А ты, природный здоровяк,
                Мужчина, так сказать, в расцвете,
                Пытаешь душу так и сяк,
                А в голове гуляет ветер.

                Я подскочил, гляжу вокруг,
                Прощупал взглядом комнатушку.
                - Кто ты? Мой недруг или друг?
                Уж не готовишь ли ловушку?

                И тут увидел: на окне
                Сидит смешливый человек.
                - Ну Федя я. Позволь-ка мне
                Твоим быть гостем в этот вечер.

                Люблю веселых, разбитных,
                Шумливых, только не горластых,
                Терплю и тихих, но таких,
                Что не прилипчивы, как пластырь.

                Я Федей сам себя назвал,
                Ведь это имя вам привычно,
                А средь своих я – Верномал.
                Чудно? Да просто необычно.

                Ты приглашай меня к столу,
                Готовь для гостья угощенье
                И убери подальше лук,
                Вино: они – не для общенья.

                В глазах моих возникла мгла,
                И лег какой-то груз на плечи.
                А гость стоял уж у стола:
                - Во, подавиться даже нечем!

                Ты с виду мрачен, даже зол,
                Но мне понятно стало сразу,
                Что это хворь, и, как камзол,
                Ты можешь хворь ту сбросить разом.

                Неси-ка хлеб и молоко,
                А лучше сливки, хоть полкружки.
                Уж больно на сердце легко
                От трезвой дружеской пирушки!

                И вот сидим мы за столом,
                Два незнакомца. Шутит Федя:
                - Ты проглотил, наверно, лом?
                Иль пострашнее я медведя?

                Скажи хоть, как тебя зовут?
                Я робко выдавил:
                - Романом…
                - Не надо нам есть соли пуд,
                Чтоб подружиться, хоть и рано

                Сейчас об этом говорить.
     Не бойся, я не приведенье,
                Раз, как и ты, и есть, и пить
   Могу. Мое здесь появленье,

                Как говорите вы порой,
   Судьбы случайная причуда.
       Ты рот хоть чуточку прикрой!
           Спросил бы лучше: кто? откуда?

                Ух, сыт я, сыт и очень рад
     Знакомству нашему. Ей богу!
  Приветил ты меня, как брату
    А мне пора уже в дорогу.

                Ты постарайся припасти
Для сливок емкую посуду.
  Ну а сейчас, прошу, прости
                За надоедливость зануду.

  Гость дорог, ведомо давно,
                Когда он вышел за ворота.
                До новых встреч!
                Шагнул в окно…
                И будто не было Федота.

                Не по себе тут стало мне,
      Скоблю старательно затылок.
                Ведь дело вовсе не в вине:
 Не раскупоривал бутылок!

  Да и не сон то был, не бред,
                А не какое-то виденье:
На подоконнике есть след,
                А на столе столпотворенье:

      

 Разлиты сливки, в кружке мед,
      И молоко в стеклянной банке,
              С «Российским» сыром бутерброд
  И рыбы съеденной останки.

                Один я за день бы не съел
 Того, что съедено за вечер,
   А как глядел он, как глядел!
      Что ожидать от этой встречи?

   Кто он, тот Федя? где ответ?
       Хоть не назойлив, но дотошен,
                В глазах ума и воли свет,
       И, видно, выдумщик хороший.

  И почему так вдруг пропал,
     Как будто в воздухе растаял?
                Откуда он ко мне попал?
                Есть тайна в этом, но какая?

Инопланетянин удивляет своими способностямии приглаша-ет меня на свою планету
                Дней через семь, примерно т
                Ко мне опять явился Федя.
                На голове его колпак
                Из тонкой ткани цвета меди,
                А плащ из розовой парчи
                Свисал с покатых плеч до пола.
                - Что ты стоишь? Готовь харчи.
                Как видишь, вновь явился олух.
                У нас не принято желать
                Здоровья крепкого друг другу
                При встрече: каждый должен знать,
                Что жизнь его идет по кругу,
                Что для болезней места нет
                В ему отведенные сроки.
                Потом узнаешь, в чем секрет
               
                И каковы его истоки.
                - Я как во сне все дни живу,
                А почему, ты верно, знаешь:
                Ты был со мною, наяву,
                И вдруг бесследно исчезаешь.
               
       Ни человек, ни моль, ни зверь
 Пройти не могут ни сквозь стену,
Ни через запертую дверь, -
Нужна лазейка непременно.

А для тебя, знать, нет преград.
Как объяснить такое, Федя?
 - Скажу одно: тебе я брат,
Хоть мы землянам не соседи.

На мир, где сейчас живем,
В другом, чем ваше, измеренье.
Мы, как и вы, едим и пьем,
И любим быстрое движенье.

Вам Солнце светит и Луна,
А нам лишь Белое Светило.
Как ваша, наша жизнь полна
Забот, тревог, но не о милых:

Пока что нет семейных пар
У нас. Да, да, на самом деле!
Мы ценим чудо женских чар,
Но дух свободен в нашем теле.

Чтоб все понять и оценить,
Какие мы, тебе придется
Средь нас полгода хоть пожить
На положеньи инородца.

Смотри!

Я враз остолбенел,
Застряло где-то в горле слово,
А Федя медленно взлетел
И опустился на пол снова.

- Что, удивлен? Смотри еще.
Да не дрожи ты, друг, от страха!
На мне под розовым плащем
Есть необычная рубаха.

Почти невидима она,
Но роль ее для нас огромна.
Она для каждого одна.
И только лишь царица Крома

Пока что знает весь секрет
Рубахи этой. Только стоит
Мне захотеть – любой предмет
В себе меня от глаз укроет.

Сквозь ваши стены, потолки,
Сквозь все вещественное в мире
Во все земные уголки
Могу пройти. Мой след в эфире

Ни глаз ваш зоркий, ни прибор,
Как ни старайся, не заметит.
Но то особый разговор
О незнакомом вам предмете.

Давай-ка лучше подождем
С тобой до будущей недели.
Ты для меня открыл свой дом,
Кусок со мной, как с братом, делишь.




Хочу царицу попросить
Я завтра, чтобы разрешила
Тебе у нас в гостях побыть
И чтоб тебе рубаху сшила.

Я намекнул уже вчера
Об этом нашей милой  Кроме.
Пришла, я думаю, пора
Подумать нам об общем доме.

Смогли же разум разбудить
Две наши схожие планеты.
Ведь мы, по правде рассудить,
Две стороны одной монеты.

Ну, разболтался! Ох, Федот!
Кому такой болтливый нужен?
И ты сидишь, разинув рот,
А на столе-то стынет ужин.

О, сливки нынче хороши!
Опять ты лук мне под нос ложишь!
А это что? Как? Беляши?
Нет, без сюрпризов ты не можешь…

- Да погоди ты, Верномал!
Ведь если мы к тебе поедем,
То среди вас, чей рост так мал,
Я буду выглядеть медведем.

- Как ты сказать такое смог?
Зачем машина нам иль лошадь?
Нет ни саней у нас, ни дрог,
Ни самолетов, мой хороший.

Осталось, правда, кое-что
От прошлых лет, на всякий случай:

Есть основания на то.
Себя ж боязнью ты не мучай.

Мы, как бы лучше объяснить,
Самих себя перемещаем.
Наш верный компас – мысли нить.
Мы силой духа превращаем

Живую плоть в поток частиц,
И нет частицам тем преграды,
Для них не может быть границ,
Им ускорителей не надо.

И рост такой, как у меня,
Лишь у несоргов и тантилов,
Детей небесного огня.
Нам не нужна большая сила.

Другие жители – как ты,
Крепки собой, стройны и статны,
Не лишены и красоты,
Непритязательны, приятны.

Всего-то сразу не поймешь,
Ведь ты не физик, ни биолог,
Подай-ка лучше хлеб и нож,
Я утолю немного голод…

Ба! Заболтались! Не трави
Себя сомненьями пустыми.
Ох, боже мой! Ну что за вид?
Как будто ты один в пустыне.

Боишься? Бойся. Страх – не кнут,
Он – груз для слабых. Непосильный.
Он – хуже самых крепких пут,
Предлог для глупой говорильни.

Сам видишь: я-то не боюсь,
Сижу с тобой, как с кровным братом.
Конечно, там у нас – не Русь,
Но я ж верну тебя обратно,

Сюда, в твой милый неуют,
Лишь только в том нужда настанет.
Я ж не обманщик и не плут,
Мой недоверчивый землянин…

Эх, Федя, Федя, да пойми ж:
Легко ли так-то прямо в сказку?
Куда спокойнее в Париж
Иль, черт с ним, хоть бы на Аляску.

А тут… сначала разложи
Себя на малые частицы…
И кто ж я буду? Ну, скажи?
Ни человек, ни тень, ни птица.

Теперь ведь много говорят
О колдунах, о разных леших
И с ними ставят в общий ряд
Каких-то жителей нездешних.

Выходит, ты один из тех,
Существ таинственных и странных,
Кто без существенных помех
Перемещается по странам.

Но возникает тут вопрос
Тогда другого содержанья:
Коль я, землянин, не дорос
Умом своим до пониманья,




До восприятья бытия
Других миров по их законам,
Тогда зачем там нужен я?
Как говорят, на смех воронам?

На мысли я себя ловлю,
Что это сон во сне, не боле.
Но я не сплю, не сплю, не сплю
И делать все, что надо, волен…

Примерно, думалось мне так
Во время нашей встречи с Федей.
И тут не страх попасть впросак,
И не мистические бредни.

Я жить хотел! Спокойно жить.
Как все мы грешные земляне.
Вот и кумекай, как тут быть?
Ведь и взглянуть ужасно тянет

На тех, неведомых досель,
Далеких жителей прекрасных.
Желанье то бодрит, как хмель,
Хоть путешествие опасно…

- Ну что ж, согласен, - говорю. –
И чем русич себя не тешит!
Что брать с собой?
 - Да пару брюк,
Рубашек пару. Нос не вешай!

Сложи вещички в рюкзачок
И жди меня. Я скоро буду-у-у!
Раздался писк, потом щелчок –
И Феди нет! И лишь посуда



С обычной снедью говорит,
Что был опять со мною некто.
Стою. Молчу. Душа горит.
Был человек, а стал объектом

Вниманья странного теперь
Я для тантилов и несоргов.
Хоть верь, читатель, хоть не верь,
Но было мне не до восторгов.

Я  соглашаюсь с предложением инопланетяни-на. «Перелет» на планету СОНОКОН. Встреча с великаном БЕЛЕДЖИНОМ.

Прошло два дня. Я отпуск взял,
Сложил нехитрые пожитки
В рюкзак. Какая же стезя
На радость новую иль пытку

Меня отныне поведет?
Еще не поздно отказаться,
И Федя, думаю, поймет.
Тогда зачем же собираться?

О нет, дружок, раз слово дал,
Сдержи его. Будь слову верен!
 Впросак не раз ты попадал,
А вот в порядочность все веришь.

И то заманчиво: а вдруг
Узнаешь ты, доверяясь Феде,
Что представлений наших круг
О мирозданье сер и беден?

Что есть совсем иная жизнь
По содержанью и по форме?
Что нет понятий глубь и высь?

И почему Земля нас кормит?

С такими мыслями я ждал
Вечерних сумерек. Бывало,
Я сам себе надоедал
Мечтой о счастье, хоть бы малом.

Нет, не тщеславье было в ней:
Сродни тщеславие измене.
В мечтах ты сам себе видней.
Стремленье – враг тоски и лени.

И все ж не каждый в наш-то век
Доверит жизнь свою кому-то,
Кто – человек не человек,
А так…
Не бес ли уж попутал?

Та ночь особенной была.
Теплынь по улицам струилась.
Луна над городом взошла
И средь небес остановилась

На город волжский посмотреть,
Где к ночи скопище людское
Себя в квартиры запереть,
Устав от спешных дел и зноя,

От перегрузок, толкотни,
Сегодня явно не спешило.
Оно, как в праздничные дни,
В зеленых парках мельтешило.

Хотелось людям в эту ночь
Любви, согласья и покоя.
Но чем могла луна помочь?
И все же люди под луною

Добреют, чувства не таят,
Освобождаются от лести,
И каждый вздох, и каждый взгляд –
Души ласкающие вести.

И вот в такую ночь хочу
Я в мир иной переселиться.
Не слишком ль дорого плачу?
Зачем мне Федя и царица…

Я долго ждал. С балкона в дверь
Ползла к моим ногам прохлада.
- Вот после этого и верь
Чужим словам. Одна досада!

Уже пора, наверно, спать.
Закрою дверь на всякий случай.
- Упреки в адрес мой бросать
Повременить, пожалуй, лучше.

Я не герой, но и не лжец,
В какой-то мере даже рыцарь.
Сбылось желанье, наконец:
Нас ждет прекрасная царица. –

Тут предо мною вновь возник
Мой друг, как ангел, чист и кроток. –
О, ты и волосы подстриг!
А вид – как будто бит за что-то.

Ты хоть немного возгордись
Своим особым положеньем:
Ведь ждет тебя иная жизнь
И, может быть, омоложенье.





- Не надо, Федя, лишних слов:
приговоренным не до смеха.
Я ко всему уже готов…
 - Ну вот опять пошел-поехал!

А, вообще, к делу, нас уж  ждут.
Сними с себя свою рубаху,
Надень-ка эту. Так. Вот тут
Одерни. И со страха,

Прошу покорно, не дрожи!
Теперь накинь себе на плечи
Халат, тесемки завяжи,
Гаси, как говорится, свечи,

Бери рюкзак и… Погоди,
Не торопись. Вот эту кнопку
Нажми и терпеливо жди,
Когда в душе, сначала робко,

Начнет желанье возникать
Парить над миром легкой птицей,
И кто-то станет тихо звать
Тебя к неведомой границе.

Тогда, расслабившись, позволь
Душе откликнуться на зовы.
Тут в голове возникнет боль,
Потом испуг… Ну, мы готовы…

Я в забытье как будто впал,
Забыв о людях и о доме,
А женский голос вдруг позвал:
 - Приди, приди, мой незнакомец!



Сияли белые огни
На фоне черного провала,
Глухая сила, как магнит,
Меня в ту бездну увлекала.

А женский голос затихал
И наливался новой силой,
Как будто мне понять давал,
Что скоро будет встреча с милой.

Не знаю, сколько, - миг иль год,
Иль вечность это продолжалось,
Но вот
Пространство будто сразу сжалось.

Огни пропали. Впереди
Туман тяжелый заклубился…
 - Теперь все страхи позади, -
Вновь рядом Федя объявился. –

Туман рассеется сейчас,
А с ним и тьма вокруг растает.
И должен кто-то встретить нас,
Как добрым людям подобает.

Подул легчайший ветерок.
Туман исчез. И тут над нами
Возник огромный странный «рог»,
Внутри него светилось пламя.

Он, невесомый, то парил,
То начинал ходить кругами…
К нам подошел легко старик,
Седой, с короткими ногами.




Он пялил блеклые глаза,
Шуршал светящимся халатом
И будто все хотел сказать:
«Построже надо с вашим братом».

 - Не хочешь, видно, Добромил,
Узнать соседа Вернолама?
Аль я уже тебе не мил?
Аль память вовсе уж пропала?

 - Узнал, узнал и очень рад.
Меня сюда прислала Крома,
Чтоб проводить вас в царский сад,
Где гостя ждет уж Милорома

 - Не зря оказан нам почет,
Как самым близким и желанным,
Раз Добромил, наш звездочет,
За нами прибыл на столь странном

И допотопном «Вертуне».
Смотри, мой друг и удивляйся,
И, не боясь, доверься мне,
Да в Милорому не влюбляйся.

Сестра царицы так мила
И так по-нашему красива,
Что позабудешь все дела,
Когда увидишь это диво.

Тут чистый алый теплый свет
Все осветил. Легко мне стало,
Как будто сказочный рассвет
Изгнал из тела всю усталость.




Вокруг – равнина без конца,
Покрыта чем-то мягким очень,
И ни травы, ни деревца,
Ни ям, ни выбоин, ни кочек.

Легко и быстро, как в кино,
Взошло огромное светило
И было странное оно:
Не обжигало, не слепило.

И сразу видимый простор,
Как по команде чьей-то, ожил.
И я услышал разговор:
 - Смотри – землянин!
 - Да быть не может!

 - Да он же, он. Еще вчера
предупреждала нас царица,
что, мол, наверное, пора
пришла с землянами родниться.

 - А как родниться? Хоть похож
Он на несоргов и тантилов,
И видом вроде бы хорош,
Лицо улыбчиво и мило,

Но… кто их знает, тех землян?
Ведь из другого мира люди.
 - Чего бояться нам, Тролян?
Надеюсь, хуже-то не будет…

Сначала я не понимал,
Кто говорит. Нас только трое:
Я, Добромил и Верномал.
Но мы молчим. О, что такое?!



По всей равнине, там и тут,
Навстречу белому светилу
Из праха мягкого встают
Полупрозрачные дебилы.

Их в землю взросшие тела
На пни высокие похожи,
А  кровь, как белая смола,
Лениво движется под кожей.

И нет у них ни рук, ни ног,
Ни головы на крепкой шее.
Один ворсистый черенок
На теле сочно голубеет.

  - Не бойся, эти существа,
Хотя имеют сносный разум,
Но безобидны, как трава.
Да и по ним все видно сразу.

Всю ночь они в земле лежат,
Укрывшись теплым мягким илом,
А утром вырваться спешат,
Лишь рассияется светило. –

Опять загадка: Верномал
И Добромил молчал, и все же
Мне чей-то голос объяснял:
 - Ты разгадать пока не сможешь

Загадок наших. Поживи
Средь нас – как равный среди равных.
Быть может, и в твоей крови
Найдут признанье наши нравы.

Спросить у спутников хочу,
Чей это тихий тайный голос,

И снова слышу:
 - Ты – молчун?
Мне говорили, что ты холост.

Такому легче среди нас
Найти своей душе опору.
Я жду. До встречи в добрый час,
А этот час настанет скоро.

Коротконогий Добромил
Сказал кому-то что-то тихо,
И «рог», что до сих пор парил
Над нами, развернулся лихо,

Весь распрямился, стал трубой,
Потом пустым прозрачным кубом
И вдруг накрыл нас всех собой.
 - Эй, Добромил, не слишком ль грубо?

Ведь я к такому не привык,
Чтобы меня сажали в чрево.
 - Тебе мешает твой язык.
Иль ты изнеженная дева?

Ты лучше друга успокой,
Встань рядом с ним ко мне спиною.
 - Пора мне, видно, на покой,
раз ничего уж я не стою.

А что с такого-то возьмешь?
Да и нельзя ему перечить…

Прошла по телу колко дрожь.
Как из большой плавильной печи,

В лицо пахнул какай-то жар,
И онемели ноги, руки.
Перед глазами дым иль пар
Кругами шел. Я слышал звуки,

Как будто кто переливал
Из одного ковша большого
В другой расплавленный металл.
Я ждал сильнейшего ожога.

Но тут настала тишина,
И только где-то под ногами,
Как эхо, музыка слышна:
Спокойно кто-то гамму к гамме

Для новой песни подбирал.
Хоть тело было невесомо,
Но я проваливаться стал
В темно-густой бездонный омут.

Потом исчезло все на миг.
Зато в молчащем подсознанье
Вдруг образ женщины возник,
Красы невиданной созданье.

Среди диковинных цветов,
Сверкая белым одеяньем,
Она стояла и без слов
Звала меня. Вокруг – мерцанье

Холодных искр и огоньков,
А надо всем – сиянье радуг.
«Будь ко всему, мой друг, готов.
Спеши! Я встрече нашей рада…»

Я объяснить не мог тогда
Свое такое состоянье,
Но, может, люди так всегда
Ждут чуда первого свиданья?


 - Ох, Добромил, твой тарантас
Меня чуть-чуть не искалечил.
 - И все же я доставил вас
В страну Садов и чистых Речек.

 - Я что – больной или дитя?
И сам бы мог сюда добраться,
Но коль так женщины хотят,
То лучше не сопротивляться.

Ну, друг, теперь нам предстоит
Одно из главных испытаний.
Прими, сколь можешь, бравый вид –
И на душе спокойней станет.

Я оглянулся: на холме
Стояли мы. Его вершину
Трава, похожая на мех,
Покрыла, как парик плешину.

Деревья с круглою листвой
Шли от холма пятью лучами,
И свежий ветер гулевой
Свистел мальчишкой за плечами.

Исчез куда-то Добромил,
И куба странного не стало.
 - Ты что, дружище, приуныл?
Грустить мужчинам не пристало.

Земные страсти позабудь.
Твое здесь имя – Сердоликий.
Нам предстоит короткий путь
К жилищу светлому великих.




Ты слышал женский голос?
 - Да.
 - То голос был сестры царицы.
Она прекрасна, молода
И всех приветливей в столице.

Им, сестрам, лишь двоим дано
Через большие расстоянья,
Кто б ни был ты, - им все равно, -
На ум оказывать влиянье.

К тебе ж особый интерес.
У нас обычное явленье –
Прилет живых существ с небес.
И все – особые творенья.

Да что болтаю я, чудак!
Царица Крома с Милоромой
Тебе расскажут, что и как.
У них ты будешь, словно дома.

Теперь идем.
И мы пошли
Тропой широкой вдоль посадок.
Как непривычен дух земли
Чужой: не горек и не сладок!

Листва в сплетении вервей
Похожа чем-то на подвески,
И каждый листик-чудодей
Был превращен в подобье фрески:

На глянце каждого сиял
Письма тончайшего рисунок.
А вдруг из жизни россиян?
     Кто это сделал? Тонкий струнок


Между ветвями там и тут
Ряды натянуты не туго,
От ветерка они поют
Про верность жертвенную друга.

А, может быть, и не о том.
Я слышал то, чего желалось
Моей душе. Ах, милый дом!
Как много счастья в нем осталось!

Сейчас бы лечь, закрыть глаза
И слушать эти звуки, слушать,
Но голос внутренний сказал:
«Нельзя! Нельзя! Погубишь душу».

Гляжу, веселый Верномал
Серьезен стал  и озабочен
И осторожней зашагал,
Чуть-чуть налево скособочен.

За ним я должен поспевать.
Здесь все вокруг меня чужое.
Сейчас вопросы задавать
Не время. Ало-золотое,

Живое встало впереди,
И я наткнулся вдруг на что-то.
 - Эй, Сердоликий, погоди! –
Сказал тяжелым басом кто-то. –

Прости меня, но я хочу
Взглянуть, каков же ты, землянин.
Я тыщи лет вот здесь торчу,
О вечном вечной думой занят.


Что я с тобой заговорил,

На то есть веская причина.
Сказал мне нынче Добромил,
Что ты всего простой мужчина.

А что такое «прост», «простой»?
Мне это слово незнакомо.
Мир начинался с точки той,
В которой мощь огня и грома.

Во всей природной простоте
Таится сложность мирозданья,
А ты всего один из тех,
Кто сотворен для угасанья.

Усилье, сделав над собой,
Смотрю налево и направо.
 - Кто ты и где?
 - Перед тобой.
Я – пролетевший жизни древо.

Давно уж вымер мой народ.
Он был жесток и агрессивен.
Бессмертным может быть лишь тот,
Кто был взращен на мирной ниве.

Тебе я странным покажусь,
Но для живого нет шаблона.
Я не сажусь и не ложусь,
Не сплю, не ем. Во время оно

Знавал и я любовь и страсть,
Как все разумное живое,
Но непонятная мне власть
Меня лишила непокоя,




Взамен мне вечность подарив.
Огромный, я похож на гнома,
Что, в прошлом глупость сотворив,

Живет без родины  и дома.

Ведь я один оставлен жить,
Как древней расы представитель,
Хотя когда-то, может быть,
И вспомнит высший наш Правитель

И про меня. Тогда опять
Народ наш может возродиться.
Ему мое уменье ждать
Для выживанья пригодится.

Передо мною великан
Стоял, как статуя, недвижен.
«О, боже, что за истукан?
Нет, подходить не буду ближе».

А тот с огромной высоты
Меня разглядывал спокойно.
 - Хоть испугался малость ты,
Но все ж ведешь себя достойно.

 - Как величать тебя, скажи?
Ведь людям должен я поведать
О том, что видел.
 - Беледжин.
Я сын великого Беледа.

Мне говорят, что я мудрец,
К земле прикованный навечно.
Но ведь бывает же конец
Всему, что входит в бесконечность!


Своим ты видом возбудил
Во мне подспудное желанье
Стать прежним. И в моей груди
Осталось, значит, состраданье


К тем, кто не вечен. Только им
Дана возможность насладиться
Коротким бытием своим
И в чем-то новом возродиться.

Для сердца мудрость – как беда,
Коль сердце дружбой не согрето…
Сама царица иногда
Ко мне приходит за советом.

Вчера опять пришла она
И о тебе мне рассказала.
 - Как в этом случае должна
Я поступить? Ведь не бывало

У нас такого. Но землян
Должны мы все же с честью встретить.
 - На то и дан вам царский стан,
Чтобы решать, - я ей ответил. –

Пусть мир у них совсем иной,
И жизнь другая. Интеллекты
Должны общаться меж собой:
Ведь интеллект – не просто некто!

И вот ты здесь. Я буду рад
Хоть в чем-то быть тебе полезным.
Считай, что я твой старший брат
С умом, как говорится, трезвым.



Гости у Кромы не боясь
И верь советам Верномала,
Со мной же мысленную связь
Не прерывай…
И жалко стало

Мне великана-мудреца
За то, что он по чьей-то воле
Забыл, как маются сердца
Как от любви, так и от боли.

Тропа нас скоро привела
К реке, где плыл по водной глади
Пустой челнок, и два весла
Для гребли  кто-то в нем приладил.

Дул ароматный ветерок,
И на воде играли блики.
Причалил к берегу челнок.
 - Для нас прислали, Сердоликий.

Садись. Долина Чистых Рек
Зовет тебя. Садись на весла,
Греби, свободный человек!
Какой судьбой ты нам  ниспослан?    
               
               
                Плавучий островок с земной природой

В тот миг и думать я не смел
Об этой странности приема.
Я одного тогда хотел:
Шагнуть в покой чужого дома,

Упасть без мыслей на кровать
И в сон, как в бездну, провалиться,
Чтоб ни о чем не вспоминать,

Ото всего отгородиться.

Да и какой такой прием?
Жив и здоров – и это чудо!
Пора подумать и о том,
Как с честью выбраться отсюда.

Едва я весла в руки взял,
Челнок поплыл легко и споро
Туда, где на воде стоял,
Маня к себе нас, белый город.

Издалека казалось мне,
Что все квадраты строгих улиц
Стояли прямо на волне
И не качались, не тонули.

Не видно свеч фабричных труб,
Ажурных вышек, колоколен,
Не бились флаги на ветру,
Зато, как стайки черной моли,

Кружились птицы в вышине.
А, может быть, совсем не птицы?
И вдруг я в мягкой тишине
Услышал звонкий свист синицы,

Потом запели соловьи,
Скворцы защелкали строптиво…
Зачем он, этот зов Земли?
Смотрю вокруг себя. О, Диво!

За нами следом островок
Плыл по воде. На нем березы
Стояли тихо. Капал сок
С их свежих листьев, чист и розов.




В траве отчаянно сверчок
Все на одной струне пиликал.
Неутомим его смычок:
Он музыкант, видать, великий!

 - О, Верномал, скорей скажи,
Что это: сон или виденье?
 - На островке ты будешь жить,
Он – Кромы новое творенье.

Тебе ведь будет тяжело
Переносить разрыв с привычным.
Нам до сих пор с тобой везло.
Дай бог и дальше так.
 - Отлично!

Но чем я Кроме отплачу
За этот маленький курортик?
Теперь и думать не хочу
Ни о каком другом комфорте.

 - Да чем ты можешь удивить
Мою умнейшую царицу?
Ты должен сам собою быть
Ну на ласку не скупиться,

Когда придет на то нужда.
А остальное… Все заране
Нельзя предвидеть никогда,
Будь даже бог ты, не землянин.

С челна нам надо перейти
На островок: он так устроен,
Что на оставшемся пути
Нас от случайностей укроет…

Зайдя в березовый лесок,
Вдыхая воздух пряный, сладкий,
Я сел спокойно на пенек.
Что чудеса мне и загадки?

Здесь хорошо, как под Москвой
Весною в белоствольной роще,
И этот мир – привычный, твой.
Что может быть родней и проще?

Сиди да слушай, да молчи,
И ни о чем таком не думай,
А надоест – так покричи:
 - Ау-у! Ау-у!
Сквозь толщу шума

Пробьется голос и потом
К тебе вернется бодрым эхом…
 - Пора бы думать не о том,
Каким себя отдать утехам.

Хоть, Сердоликий, ты наш гость,
Но забывать совсем не стоит
О том, что как бы не пришлось
Тебе из гостя и героя

Стать нежным пленником. Краса
Моей божественной царицы
Слепит и мудрецам глаза.
Конечно, можно и влюбиться,

Не забывай лишь об одном:
Вы друг на друга не похожи
Всей сущностью. Твой дом
Не здесь. И ты не сможешь,



Своим желаньям вопреки,
Здесь долго жить. Понятья наши
О браке очень далеки
От вековой морали вашей.

Где б ни был ты, себя держи
Всегда в руках своих. К тому же
Тебе поможет Беледжин.
Ведь он-то уж царице нужен!

На встречу ты пойдешь один:
Так пожелала Милорома.
Свое достоинство блюди
И будь во всем предельно скромен.

                Полет на островке.
     Первая встреча с сестрой царицы МИЛОРОМОЙ

Мой заповедный островок
Остановился у причала,
Где серебристый теремок
Волна у берега качала.

Под ним на розовой волне
Горели пурпурные тени.
Воочью вижу иль во сне?
Иль это всполохи видений?

Конечно, я понять не мог,
Что это: то ли отраженье,
То ли еще один чертог,
Но под водой? И тут круженье





Воды прозрачной началось
Вкруг островка. Я встал и замер.
Потом опять мне сесть пришлось:
Какой такой еще экзамен?

Куда девался Верномал?
Ведь только что стоял со мною.
А остров кто-то поднимал
Все выше, выше над водою.

И вот уже над теремком
Завис он, будто став летучим.
И тут огромный серый ком
Свалился в воду с дальней тучи

И, как футбольный мяч большой,
Где перекатом, а где скоком,
Мой островок он общел,
Стал наливаться красным соком,

Расти в размерах и твердеть
 И, очутившись надо мною,
Вдруг из лучей накинул сеть
На островок. Волна покоя

С души тревогу унесла.
Мне стало весело от мысли,
Что я и впрямь в коленках слаб,
Что зря меня сомненья грызли.

И оказалось, что лечу
Я с островком и шаром вместе,
И петь от радости хочу,
Как будто я лечу к невесте.




Внизу то речки, то сады,
Озера, круглые как блюдца,
Где у лазоревой воды
Стада бескрылых птиц пасутся.

Нигде не видно ни людей,
Ни городов, ни деревенек.
Какой волшебник-чародей
Живет в довольстве здесь и лени?

И почему такая тишь?
И где дороги и где тропки?
Везде, куда ни поглядишь,
Не видно даже малой сопки:

Как будто кто-то подравнял
Большим бульдозером равнину
И что ножом железным снял,
Все к горизонту в груды сдвинул.

Там кучевые облака
Над перевалом отдыхали.
Текла у самых гор река,
По берегам сады стояли.

Подул свежайший ветерок,
Дыша в лицо мне ароматом.
И мягко сел мой островок
На воду, будто бы на вату.

И серебристый теремок,
На тот, что видел я, похожий,
Воздушно-легок и высок,
Уж тут как тут. Он сразу ожил.




Ступени легкого крыльца,
Став  мягче самой мягкой кожи
/Мол, для такого молодца
и золотой настил положим!/,

Свернулись быстренько в рулон,
А тот в дорожку превратился.
 - Наш Сердоликому поклон! –
Вдруг Добромил тут объявился. –

Иди смелей. Здесь нет врагов.
Тебя заждалась Милорома.
Не говори ей лишних слов,
Веди себя свободно, скромно.

Я только первый сделал шаг,
Как очутился в коридоре.
Навстречу дева, не спеша,
В блестящем сказочном уборе,

Идет, улыбкою светясь,
Почти что пола не касаясь.
Я вам клянусь, что отродясь
Таких не видывал красавиц!

Лицо ее в венке волос
Мне сущим чудом показалось:
Прямой, с горбинкой нежный, нос,
Нежнейших щек живая алость,

Свеченье краски сочных губ,
Тугой изгиб лебяжьей шеи,
Огромных глаз косой разруб,
Где тьма таинственных ущелий




Пугала глубью и звала,
Лишала воли, обещала
Чего-то.
Дева подошла
И, рассиявшись, рядом встала.

 - Так вот какой ты! Что ж, прошу
Пройти со мной. Я очень рада.
В душе желанья я ношу,
Чтоб с существом иного склада,

Иного мира и другой,
Чем у меня, горячей крови,
Найти контакт души живой.
И Добромил, помощник мой,
Вот эту встречу подготовил.

Я ничего сказать не мог,
Глядел в глаза ее, как в бездну,
И мне хотелось со всех ног
Бежать куда-то и исчезнуть,

Прийти в себя, набраться сил,
Волненье в сердце успокоить,
Чтобы возникший страсти пыл
Унять. О, что ж со мной такое?

Из глаз же девы лился свет,
И обжигая, и лаская…
 - Для нас душевной тайны нет.
Поверь, душа твоя людская

Не диво вовсе: ведь она
Всего лишь духа проявленье,
Ума другая сторона
И как бы внутреннее зренье.



Идем в наш сад. Ты можешь звать
Меня пока своей сестрою.
А чтобы пыл в тебе унять,
С царицей встречу я устрою:
Перед ее-то красотой
Моя краса совсем померкнет,
Хотя… Ответ тут не простой:
Нельзя измерить чувства меркой.

Дорожка дернулась слегка
И поползла едва заметно.
Мне на плечо легла рука
С большим на перстне самоцветом.

Я думал: «Ну, теперь держись!
Попал ты сразу в плен, разиня.
Хотя б тайком перекрестись».
А самоцвет тот глазом синим

На пальце спутницы горел,
И взгляд мой был к нему прикован:
Он завораживал и грел,
Он успокаивал и снова

Желаньем сердце наполнял,
И чувству не было предела.
На помощь мысленно позвал
Я Беледжина: «Брат, что делать?

Я над собой теряю власть,
Схожу с ума. О, Милорома!»
«Коль знали б мы, где нам упасть,
То постелили б там солому.





Страсть к женщине – не благо и не зло.
Страсть к женщине – великая заслуга.
Тебе сегодня повезло:
Из гостя стал ты близким другом.

Благоразумен будь, мой брат,
И не выказывай всей страсти.
И я, пожалуй, даже рад,
Что ты влюбился. В женской власти

Есть тоже слабое звено –
То неуступчивость глухая,
Хоть всем понятно: суждено
Ей быть твоей. Отполыхает,

Смирится  гордость, и тогда
Власть перейдет в мужские руки.
Любить красивых – не беда,
Беда – когда живешь в разлуке.

Ты Милороме подчинись
И будь внимателен и нежен,
И как-нибудь освободись
От неуклюжести медвежьей.

Она прекрасна и мудра.
Такое в жизни сочетанье
Бывает редко. Ей пора
Узнать и счастье, и страданье

Большой любви. И, может быть,
Ей суждено в тебя влюбиться.
Кого ж любить и как любить
Совет чужой не пригодится.




Скажу тебе пока одно:
Судьбе бессмысленно перечить.
Не нами нам предрешено,
Какую ношу класть на плечи».

 - Очнись, мой брат. Вот этот сад,
Где ты не сможешь ни лукавить,
Ни лгать, где даже злобный взгляд
Навеки может след оставить.

Хотя у нас уже давно
Пороки многие изжиты,
Сюда приходят все равно,
Чтоб отдохнуть от скуки быта,

Сюда любовь свою несут,
Как дар, тантилы и несорги,
Но не увидишь все же тут
Ты никаких любовных оргий.

Сегодня нет здесь никого
Не потому, что запретили
А в день прихода твоего
Мы с Кромой просто попросили

Всех наших жителей денек
От развлечений воздержаться,
Чтоб ты, наш гость, спокойно мог
И отдохнуть, и сил набраться.

 - Я благодарен за прием,
За доверительность и ласку.
Все это я в краю своем
Назвал бы просто дивной сказкой.




Меня смущает лишь одно:
Как мысли ты мои читаешь?
 - Такое свыше нам дано,
А для чего – потом узнаешь.

Ну а сейчас один побудь,
Приди в себя. Я буду с Кромой
В ее дворце. Коль отдохнуть
Захочешь, как бывало дома,

К твоим услугам островок
И тот, что у причала, терем.
Один – не значит одинок.
А если скажешь: «Жду и верю!» -

То будешь вмиг перенесен
Ты в терем тот, в его покои.
И это все совсем не сон,
А просто мир наш так устроен.

Просто меня, но не могу
Сейчас я быть сама собою.
Я от самой себя бегу:
Слабы мы все перед судьбою.

Так оказался не таким,
Каким тебя мы представляли.
Ты далеко не херувим,
Не ангел за небесной дали.

Ты не похож всей сутью, весь
На представителей двуногих,
Что прибывают к нам с небес,
Недосягаемы, как боги.




Ты – как невидимый магнит
К себе притягиваешь душу,
И что-то нас уже роднит,
И этих чувств мне не разрушить.

К такому повороту дел
Была я просто не готова,
Живой душевный беспредел
Мне о себе напомнил снова.

Сначала я уединюсь,
Потом мы с Кромой все обсудим,
А то, - чего в душе боюсь, -
С тобой не искренними будем…

Сказала так и – нет ее.
Стою один уж на лужайке,
Гляжу вокруг я. «Да, житье.
Вот попади к такой хозяйке!

Она тебе: «Приди в себя,
Да отдохни, да оклемайся!»
Еще, пожалуй, затрубят
Здесь и архангелы. Мужайся,

Мужайся, брат!» У самых ног
Вода тихонько зажурчала,
И жук, похожий на пирог,
Чуть настороженно сначала,

Потом, как видно, осмелев,
Привстав на крепких задних лапах,
Меня обнюхал и, присев,
Сказал ворчливо: - Ну и запах!




И кулинару мудрено
В таком букете разобраться.
Мне одному разрешено
С тобой сегодня пообщаться.

Я – по земному – санитар.
Страны садов и Чистых Речек.
Мир вечно нов и вечно стар.
Сама себе природа лечит.

Я должен днем и ночью знать,
Кто равновесью угрожает
Природных сил, предупреждать
Тех, кто закон не уважает,

Что нежелательны они
В стране Любви и Уваженья.
И так мои проходят дни,
И ни минуты без движенья.

У ног твоих журчит вода.
Тебе умыться бы не худо.
Бывает в жизни иногда,
Что и в простом откроешь чудо.

Ну что ж, коль надо, быть тому,
Всегда приятно освежиться.
Как говорят, надел хомут –
Изволь и с участью смириться.

О, что за счастье по утру
Водой студеной умываться!
Как будто в сердце сотни струн
Вдруг запоют. И будто двадцать




Тебе всего от роду лет,
И ты не мыкался по свету,
И горя не было и нет,
И боли давней в сердце нету.

А ручеек журчит-ворчит:
«Плескай в лицо живую влагу!
Весь мир объезди, обскачи,
Но не найдешь приятней блага».

Хоть доказать я не берусь,
А вот подумалось мне все же,
Что на мою страну, на Русь
Края, где я сейчас, похожи.

Нет, нет, не тем, что довелось
В начале самом мне увидеть.
Там будто холодом насквозь
Земля пропитана. При виде

Того хотелось упрекнуть
В обмане явном Верномала.
А здесь? Так хочется вздохнуть
И полежать на листья палых,

На неостывших, на живых,
На ветром сорванных, багряных!
Пусть мало красок здесь земных,
И не волнует запах пряный,

Но те лужайки и пруды,
Но тот уют зеленых рощиц,
Те реки, где в струе воды
С утра сукно небес полощет




Немного шалый ветерок, -
Ну чем не Русь?
 - Что ж, Сердоликий,
Душой усвоенный урок
Важней всего и для великих, -

Проговорил тут важно жук,
Опять к ногам моим пристроясь. –
Я Милороме расскажу,
Что ты, на мирный тон настрояс,

Готов уж сердцем полюбить
Страну Озер и Чистых Речек.
Захочет Крома, может быть,
С тобою встретиться под вечер.

Ну а пока… До новых встреч!
Проверить надо всю округу…
Постой, хочу предостеречь
И дать тебе совет, как другу.

Царица Крома так умна
И так божественно красива!
Но есть особенность одна
В ее характере: строптива.

Будь осторожен. Если ей
Ты сразу по сердцу придешься,
От ласки первой не хмелей,
Не суетись и не тревожься.
Будь ровен, скромен. Относись
К царице только лишь с почтением.
Ведь и тебя учила жизнь
Быть в дружбе с честью и терпением.




Смертельно страшен гнев владык,
Но и любовь владык опасна.
Пусть будет мудрым твой язык,
И не рискуй собой напрасно.
Поверь на слово старику…

Душа моя негодовала:
То верь какому-то жуку,
То верь советам Верномала!

Нет, хватит! Или я дебил?
Иль не смогу с собою сладить?
Иль никого я не любил?
Я не баран в овечьем стаде.
Я жду и верю!

В тот же миг
Я в тихой спальне очутился.
 - Ну вот, а ты бузил, старик.
Такой уют тебе не снился.

А вот и вкусная еда,
Садись и ешь себе от пуза.
А что влюбился – не беда:
Любовь для сердца не обуза.

Ты с детства верил в чудеса.
Так убеди себя же сам,
Что спать ложишься в русских сенцах…
Через каких-то полчаса
Уснул я сладким сном младенца.



               


     Знакомство с царицей Кромой во сне.
          Милорома приходит ко мне в теремок


«О, непонятная душа,
Моя душа, сосуд бездонный!
Ты, связи прежние круша,
Зачем рванулась к двум мадоннам?

Что, в неземных, ты в них нашла?
Любить двоих? Да как же можно?
Любви земной горячий шлак
Куда девала? Осторожность

Совсем забыта. Страсти власть
Одна тобой отныне правит.
А в рай тебе уж не попасть:
Ведь здешний грех земному равен.

Любовь двух царственных особ –
Как два огня. От них не скрыться». –
Так думал я. Сухой озноб
По телу полз. А, может, снится

Мне бесконечный дивный сон?
Иль из ума совсем я выжил?
Но я ж действительно влюблен
В двоих. И выхода не вижу.

Но если это не абсурд,
То что же будет? Наважденье?
Меня тревожит странный зуд
И предвкушенье наслажденья.

Не знаю, сон то или явь,
Иль был под неким я наркозом,
Но видел, видел, видел я,
Как из букета красной розы,

Из-за нежнейших лепестков,
Что, распускаясь, ввысь тянулись –
Поклясться честью я готов!  -
Ко мне вдруг руки протянулись.

Потом из розовых глубин,
Из глуби радужных оттенков,
Сказав мне страстно: «Полюби!»
Светясь улыбкою, шатенка

Всего лишь сделала шажок,
А оказалась рядом сразу.
И взгляд ее как будто сжег,
Испепелил мой слабый разум.

Она ж погладила рукой
Мой подбородок, шею, плечи.
 - Так вот, землянин, ты какой!
Мы оба ждали этой встречи.

Ты, кажется, ошеломлен?
Ты видишь первый раз царицу
И, верно, уж в нее влюблен?
Нельзя влюбленности стыдиться,

Не надо разум свой терять,
Отдав себя очарованью.
А вобщем-то… Как знать… как знать…
О, прелесть первого свиданья…

Возникший розовый туман
Как бы всосал в себя царицу…
Вокруг меня сгустилась тьма,
Куда я должен провалиться.




И я уж сделал первый шаг,
И, не испытывая страха,
Была готова уж душа
Возникших крыльев мощным взмахом

Связь с бренным телом оборвать
И стать блуждающей зарницей…
 - Знать, любишь крепко ты поспать,
Хоть не без помощи царицы.

Она ж  к тебе являлась в сон?
Да, это сон, но сон особый:
Ты в забытье был погружен,
Как говорят порой, для пробы.

Теперь ты вроде бы знаком
С царицей Кромой. Все как надо.
Не разразился ж в небе гром?
В любом порядке свой порядок.

А ты не плохо отдохнул.
Да это ж я, Милорома!
Я ж, пожалев себя, вздохнул,
Невольно вспомнив всех бездомных.

 - Проспал, как мертвый, до утра,
Хоть был вчера совсем расстроен.
Сказала мне сейчас сестра,
Что ты любви ее достоин.

Не ожидала, что успех
Иметь ты будешь у царицы.
Теперь уж не сочтут за грех
В тебя влюбляться все девицы. –




Обескураженный, затих
Я в жаркой мякоти подушек.
 - Выходит, ты влюблен в двоих,
Раз и ко мне не равнодушен?

Нам неизвестно, как у вас,
Но наши правила такие:
Коль пробил чувств любовных час,
Нельзя противиться. Иные

Хотят прожить всю жизнь вдвоем.
Хвала таким! Мы им поможем
Построить свой уютный дом,
Где на двоих одно лишь ложе.

Никто таких не упрекнет
За это в явном эгоизме,
Коль есть любовь и есть приплод
Для продолженья вечной жизни.

Зачем я это говорю?
Скажи хоть слово, Сердоликий!
 - Что говорить? Я весь горю.
Меня сжигает жар великий.

 - Но ведь и я не холодна.
Моя душа к тебе стремиться.
Ей надо, страсть испив до дна,
С твоею рядом приютиться.

 - Что скажет Крома? Ведь не скрыть
От сердца сердца безрассудство.
 - Она вольна, как я, любить.
Тут никакого нет распутства.




 - Но я, беспутный, и в нее
Влюблен немного, Милорома.
 - Любовь – не молний острие.
От вспышки чувств не будет грома.

Раз сестры мы, одни права
У нас должны быть на мужчину.
И сердце здесь, не голова,
Должно искать в себе причину

Такой любви.
 - Иди сюда,
Ко мне иди, моя богиня!
Пусть стережет меня беда,
Удача пусть меня покинет,

Но этот час, но этот миг
Стал для меня безмерным счастьем.
 - Ты невозможного достиг:
Уж над собой теряю власть я.

Ты только ты, мой друг, мой бог!
Целуй меня, мой лучезарный!
 - Я умереть хочу у ног,
У ног твоих, как пес базарный.

 - Целуй, целуй меня, ласкай!
Я не владею больше телом.
Прими меня, любовный рай!
Всю жизнь я этого хотела.

Вот почему у вас, землян,
С любовью рядом ходит ревность:
Чтобы наказывать обман,
Будь ты царем или царицей.



 - Зачем слова? Не надо слов.
А страсть слепа, она безумна.
И я сейчас на все готов.
 - Ты прикажи, и я бездумно

Исполню все. От губ твоих
Идет неведомая сила.
Все Мирозданье – на двоих!
Для нас с тобой. Я слово «милый»

Ни разу не произнесла,
Когда других мужчин ласкала.
Душа как будто берегла
Его от пошлости и знала,

Что ты придёшь. И вот ты здесь,
Со мной, со мной, в моих объятьях.
Все, все слова, какие есть,
О первой страсти звёздных братьев

Тебе сейчас сказать хочу.
О, что ж ты с сердцем, милый, сделал?
Я будто радостно лечу
С тобой в пространстве без предела.

 - Любовь такая – только миг.
 - Он стоит вечности беспечной.
 - Твои уста, твой светлый лик,
Клянусь, я помнить буду вечно.

 - Когда ты будешь на Земле, -
Визит в наш мир совсем недолог, -
Когда пройдёт немало лет,
Откроет память, словно полог,




Тебе картину наших встреч.
 - Но я тогда уж постарею.
 - Душа не может не сберечь
В себе минут, что сердце греют.

И я во сне к тебе явлюсь,
Но только в образе богини.
В тот день твою святую Русь
Последний недруг злой покинет.

Велик народ твой не числом.
В другом его предназначенье:
Уменье в срок пускать на слом
Всё, что мешает очищенью

Души и тело от грехов,
Как говорят у вас, от скверны.
Двадцатый век кровав, суров,
И всё же это призрак верный

Великих, быстрых перемен.
И в этом скоро вам помогут
Жильцы планеты Соремен,
Что из созвездья Козерога.

Сейчас же надо говорить
Нам не о том. Ведь я впервые
Смогла так сладко ощутить,
Что я лишь женщина. Иные

Душа моя родит слова,
И страсть во мне горит иная.
Сестра моя была права:
Наш разум, вечность покоряя,




Отверг возможности души,
Вселив в неё, как благо, лёность.
Хочу я страстью сокрушить
В себе ненужную нетленность.

Зачем она? Уж лучше в прах
Любовь изведав, превратиться.
В меня уже вселился страх,
Что это может прекратиться.

Что стану снова холодна,
На всех мужчин своих взирая.
 - О, Милорома, как бледна
Ты стала вдруг! Просторы рая

Вот тут, в груди. Другого нет.
Влюблённых душ и тел слиянья –
Вот где загадка и ответ
Живого в неживом существованья.

 - Я молода, хотя прожила
Уж триста лет по меркам вашим.
Ни разу душу страсть не жгла
В том, отошедшем, во вчерашнем.

А как же дальше жить теперь?
Ведь я совсем другою стала.
 - Земная жизнь – чреда потерь.
Счастливых дней в ней очень мало.

Бывает часто коротка
Любовь взаимная. Разлады
Семейных пар во все века
Несли несчастие. Не надо,




Сейчас не время рассуждать
Нам о находках и потерях,
О том, чего нам может дать
Нас приютивший  странный терем.

От ласк твоих я весь горю,
В моей груди костёр пылает.
 - И я не знаю, что творю,
И что нас завтра ожидает.

 - Давай забудем обо всём.
Сейчас лишь ты одна нужна мне.
 - Пусть гимн любви не допоём,
Пусть завтра сердце станет камнем,

Сегодня ж я сильней богов:
Им страсть живая недоступна.
 - Опять прошу: не надо слов.
Любовь не может быть преступна…



















Я забыл, как проходил мой первый визит к ца-рице, но Верномал чудесным образом оживил прошедшее в моем воображении.

Пришла пора порассуждать
О происшедшем на досуге.
И Верномал ведь должен знать,
Что натворил я. Да, о друге

Мы забываем в дни удач,
Зато в беде к нему взываем,
Как будто он и маг, и врач,
Ему и жизнь тут доверяем.

Но где искать его и как?
 - Я здесь. Искать меня не надо.
Не ожидал, прости, никак,
Что ты до женщин так уж падок.

Знать, кровь уж слишком горяча
В твоем белковом организме.
  -Колокола в душе звучат!
Не знал подобного я в жизни.

 - Влюбить двух царственных особ
В себя да с первого свиданья…
Твоей фортуны колесо
Тебе покорно. Лишь касанье –

И мчит оно тебя туда,
Где чувств накал на грани риска.
А вообще-то не беда
Стать у царицы первым в списках.





 - Но я не помню, Верномал,
Как проходил визит к царице.
 - Наверно, просто ты заспал.
Ну что ж, внимай, как говорится.

Исчез мгновенно теремок,
И, как в кино, себя  я вижу:
От напряженья, видно, взмок,
А все ж бодрюсь и явно пыжусь.

Иду над тропкой по лучу,
И луч тот холоден и плотен.
А по бокам, поодаль чуть,
Из света розовых полотен

Образовался коридор,
Ведущий к озеру большому,
Чей ограниченный простор
Похож на мрачный черный омут.

Мне как-то страшно сознавать,
Что это было все со мною,
И что сейчас могу я стать
Вчерашним, вовсе не героем.

Все чувства, мысли вновь ко мне
Уже из прошлого вернулись,
И я живу в прошедшем дне.
От напряженья вены вздулись.

 - Ну ж, успокойся и смотри, -
Я слышу голос Верномала. –
Что было, то в тебе, внутри:
Душа взяла, в себя впитала.




Одновременно здесь и там
Ты можешь быть. Пространство-время
Уже давно подвластно нам.
И разум наш, как острый лемех,

Разрезать может черный пласт
Межгалактических пределов.
Но не всесильны мы: у нас
Кагорта мудрых поредела.

Гляди ж и вновь переживай…
А на озвученной картине
Я встал уже на самый край
Луча-дорожки. В желтой тине,

В густой озерной глубине
Вдруг разыгрались в пляске блики,
И обозначилось на дне
Лицо мужское. – Сердоликий,

Ты не мифический Христос,
Но путь один: по водной глади, -
Спокойно кто-то произнес. –
Ведь ты с природой нашей ладишь.

И вот иду я, как по льду,
По той воде, что так пугала,
То ли во сне, то ли в бреду.
Вдруг заискрилась, засверкала

Вода кругом, потом земля,
Как будто белое светило
Огромный диск из хрусталя
Над головой моей разбило…




Две девы встали предо мной:
 - Мы проведем тебя к хоромам.
Пока же сердце успокой:
Тебя ведь ждет царица Крома.

И тут в туманной пелене,
Что распахнулась пред глазами,
Возникла женщина. Во мне
Мой дух живой внезапно замер.

Я встал, как вкопанный. Она ж
Звала к себе спокойным жестом
И пропадала, как мираж,
И только свет над этим местом

Горел божественным венцом.
Я шел к нему, как под гипнозом
/Не быть мне, видно, храбрецом/,
А он вдали уж, ярко-розов

Опять сиял над головой
Все той же царственной особы.
А дев уж рядом нет со мной.
И вдруг куда-то делась робость

И я уверенность обрел,
Себя почувствовал мужчиной.
«Я по натуре не орел.
Я человек. Какой причиной

Все это можно объяснить?
Ведь не игра же это в прятки.
Зачем все это? Что за прыть?
Что за дурацкие порядки?» -




Так я подумал, осмелев.
Пропал туман, и незнакомка,
Уже в кругу воздушных дев,
Сказала что-то им негромко,

И сам собой распался круг.
Девицы в ряд, склонившись, встали
То ль в роли слуг, то ли подруг
 Той главной, чьи глаза сверкали.

У самых ног моих ковер
Из трав цветущих очутился
И вдаль, в распахнутый простор
Тропой прямою раскатился.

 - Иди ж, не бойся, человек,
Тропа ведет тебя к царице.
Страна Озер и Чистых Рек
Тебя смутила небылица?

Чтоб выжить, надо привыкать,
Осознавая наш порядок.
Ты должен четко понимать,
Что между нами есть преграда.

У всех живущих Мать одна.
В ее хозяйстве сон Галактик.
В ее деяньях цель видна:
Всему быть сущему в контакте

На том пределе тайных сил,
За коим крах и разрушенье, -
Опять мне кто-то говорил.
 - Благодарю за утешенье, -




Ответил я, почти сердясь. –
Но я давно уж не ребенок
И представляю с вами связь,
Как некий мост, что хрупок, тонок.

Коли царица хочет знать,
Каков я есть на самом деле,
Могла бы мне возможность дать
Явиться к ней без канители.

И тут меня зеленый мрак
Сдавил со всех сторон до боли,
Видать, за то, что  я, чудак,
Чужим порядком недоволен.

И вспомнил я, что не снимал
С себя волшебную рубаху,
Что подарил мне Верномал.
А, может, в чем-то дал я маху?

Кольнула мысль: домой, домой!
Скорей домой, в свои пенаты,
Нырнуть в подушки с головой,
Хоть в них не пух, а комья ваты.

Сейчас вот в мыслях устремлюсь
Домой, домой, нажму на кнопку –
И вот она, Родная Русь,
Простор полей и к дому тропка!..

 - Ты без меня не попадешь
Ни в рай, ни мир свой, ни в Россию.
Ты здесь бесследно пропадешь,
Коль захочу. В минуту сию




Ты пленник мой, но ты и гость.
Я – Крома! Женщина! Царица!
И мне впервые довелось
С землянином быть рядом. Мнится,

Что мы родня. И то – не сон.
Наверно, просто всякий разум
Одною Истиной рожден
И признает друг друга сразу.

Вот я могу дурнушкой стать,
Принять любой желанный образ,
Могу и птицею летать,
Преобразиться в зверя, в кобру.

Твои ж возможности пока
Я до конца не разгадала.
Загадка жизни – как река,
Что без конца и без начала.

Для нас нет в деле образцов.
Богатство главное – свобода.
Уменье всех моих творцов
Должна использовать Природа.

Страна Озер и Чистых Рек –
В огромном мире мир особый.
В ней нет больных и нет калек.
Живи, люби, твори и пробуй!

Наш Разум, время победив,
Достиг в Природе той ступени,
Где каждый выбор справедлив,
И каждый житель в чем-то гений.




И все ж все меньше мудрецов
У нас становится, чей гений
Был равен гению творцов
Тех запредельных поселений,

Где в малой крошке – сто миров,
И в неразрывной их цепочке
Царит один закон, суров:
Слить сущность – всю! – в единой точке.

 - Но говорят, что соловья
И сладкой сказкой не накормишь, -
Прервал, решившись, Крому я, -
Какие, где у жизни корни

Едва ли знаете и вы.
А я, землянин, обыватель,
Сказать могу лишь: вы правы,
Что Разум – всякий! – открыватель

И созидатель той среды,
Где он, и царь, и пленник тела,
Не застрахован от  беды,
Как ни мудрил б и что б ни делал.

Хочу сообщить тебе: у нас
Гостей желанных привечают,
Душевно скажут: - В добрый час!
И предлагают хоть бы чаю.

 - О, я забыла. Верномал
Кой-что о вашем этикете
Мне нынче утром рассказал.
Знать, ты его достойно встретил.




Ну что же, надо исправлять
Свою ошибку…
Перед нами
Стал кто-то быстро расставлять
Блюда с едой. А, может, сами

Они на вставший рядом стол
Слетелись вовсе без служанок?
И вновь стоял я, словно столб,
Пред новым чудом, тих и жалок.

 - А вот и стулья. Ну, садись.
Перед тобой еда земная.
И впредь на Крому не сердись:
Пусть и мудра я, но не знаю, -

Не тороплюсь я это знать, -
Твои капризы и привычки,
Хоть и могу я подобрать
К тебе все нужные отмычки.

Вот тут вино, фруктовый сок.
Наверно, вы, земляне, правы,
Что наедаться надо впрок
И пить вино не для забавы.

В нем есть такое вещество,
Что, если пить то зелье в меру,
Способно, словно волшебство,
Преобразить неверье в веру

Или совсем наоборот.
Душа вдруг обретает крылья
И бурно просится в полет
От равнодушья и насилья.



Но сами мы вина не пьем
Не потому, что наши души
 И без него горят огнем:
Мы с детства разуму послушны.

Я лишь одним удивлена:
Душа у вас важнее тела!
Не долг, не разум, а она
Вас заставляет часто делать,

Уму, рассудку вопреки,
Что многим кажется абсурдом.
Вот в этом очень далеки
Мы друг от друга
 - Все ли мудро

В делах холодного ума?
Для нас душа – всему опора,
И все, что выберет сама,
Не может стать потом позором.

Хотя… - Я спорить не хочу,
Но быт ваш не рационален.
И жизнью я не заплачу
За страсть свою.
Для женских спален

Судьбой одно отведено:
Всего-то быть интимным местом.
 - Так, значит, Кроме не дано
Женой быть верной иль невестой?

 - Мы выбираем по уму
Партнершу или же партнера.
Зачем бесцельность вечных мук?
Зачем нам яблоко раздора?


 - Да, ты по-своему права:
Ваш ум над плотью верховодит.
И все ж душа – не голова! –
Дает понятье о свободе.

 - Уж ты не хочешь ли внушить
Мне о любви свое понятье?
 - Такой красавице служить –
нет благороднее занятья…

Давно уж кончился обед,
А я сижу, на Крому глядя,
И встать со стула силы нет,
Как будто кто-то держит сзади.

 - Ты, человек, не так и прост.
Твой взгляд ласкает и тревожит.
Пока что ты всего лишь гость,
А уж во мне чертенок ожил.

И, может, вправду кровь одна
У всех живых существ Вселенной?
У душ свободных нету дна.
Они бессмертны и нетленны.

Короток был наш разговор,
Но я знакомству очень рада,
И, очевидно, с этих пор
Нам вместе быть почаще надо.

Тебе покажет Верномал,
Как мы живем. Лишь бы желанье
И любопытство проявлял
Ты ко всему.
«Знать, испытанье



Еще мне только предстоит:
Душа как будто бы разбита,
И кто-то надвое кроит
Ее. Венера? Афродита? –

Подумал я, а вслух сказал:
 - Мне говорили, что у Кромы
Есть для гостей приемный зал
В волшебных царственных хоромах.

Так где ж они? Здесь просто луг
В цветах диковинных да небо.
 - Наш мир – то не творенье рук.
Он для тебя пока как ребус.

Ты будешь завтра приглашен
Особо в царское жилище.
Тебе там будет хорошо
И от вниманья, и от пищи.

До новой встречи…
 - Ну и как?
Ты здесь и там одновременно.
У вас сказали б: - Ох, мастак!
Ведун, колдун сверходаренный!

Иная плоть у наших тел,
Чем у землян. Но та ж основа.
И в вас заложен беспредел
Самопознания живого.

Земля и все, что есть на ней,
Едва уж держится на грани:
Железный век обрел людей
В короткий срок на вымиранье.



За годом год, за веком век
Следит за вами Высший Разум:
Освободиться ль человек
От самолюбия заразы?

Во имя только плотских благ,
Забыв свое предназначенье,
Стал самому себе он враг,
Дошел до умопомраченья.

Момент критический грядет:
Иль Землю сгубят катаклизмы,
Иль Человек умом поймет:
Нельзя лишать живого жизни.

Не зря же в самый светлый век
Вселенский Разум сделал выбор:
Стал Человеком человек,
А не дельфин, не кит, не рыба…

 - Ей богу, Федя, я устал
От этих лекций постоянных.
Я будто, немощный, предстал
Пред грозным духом окаянным.

Позволь хоть ты передохнуть.
Выходит, гостем быть не просто.
И не пора ли нам махнуть
На мой, с земной природой, остров?

Быть может, там я обрету
И рассудительность, и трезвость,
Перешагнувши ту черту,
Что называется полезность.




Я ж с дня рождения привык
Смотреть на все с позиций блага.
И разум мой, и мой язык
Тому же служат, что и шпага,

Снаряды, бомбы, корабли:
Утробу пищею насытить.
И я уже не сын Земли,
А раб своей смертельной прыти.

И даже если я пойму –
С твоею помощью, конечно, -
Кто я такой и что к чему,
Я не смогу быть человечней…

Сейчас бы рыбку половить,
Сварить уху в котле ведерном…
 - Мечтать об этом, может быть,
И в божьем сане не зазорно.

А не устроить ли пикник
С царицей Кромой на лужайке?
Не против? А? Да ты шутник:
Мол, если гость, то ублажайте!

Нет, милый Павел, приготовь
Ты к испытанью дух и тело:
А вдруг царицына любовь,
 Как факел, вспыхнет? Что тут делать?

Желанья женщины – закон
Для нас, мужчин, в любовном плане,
Иначе будешь посрамлен,
Будь ты тантил или землянин.




При том могла ей рассказать
О силе страсти Милорома:
Она ж успела испытать
Твои способности. Истома

В ней не остыла до сих пор.
Уж я-то женщин этих знаю!
Зачем влюбляться в двух сестер?
Такого я не понимаю.

 - Я сам себя не узнаю:
Со мной такого не бывало.
Ведь я в гостях, а не в раю.
Меня как будто смыло валом

Воды холодной с островка,
И я плыву, плыву куда-то.
Иль это бурная река
Несет меня на перекаты?

Я одного сейчас боюсь:
В любовной этой круговерти
Как не забыть бы мне про Русь.
А это, Федя, хуже смерти.

Нам, русским, Родина нужней
Всех благ земных и привилегий.
С Россией, с Русью, только с ней!
Ты слышал, как скрипят телеги?

Пробившись сквозь машинный гул,
Тот скрип так сердце растревожит,
Как будто вдруг ты заглянул
В свой лучший день, который прожит.




 - Давай немного помолчим.
В душе мы оба горемыки.
А твой недуг неизлечим,
И это счастье, Сердоликий.

Нас ждет чудесный островок
С волшебной песней соловьиной.
Что ж до любви… Лишь было б впрок.
Страсть – как крутой волны лавина.

                Сон.
                Разговор с жуком Чистолем и с Милоромой.

Вздремнув под вечер, вижу сон:
Вселенной темные глубины,
И сгусток звезд, как колесо,
Вращает Некто палкой длинной.

То колесо растет, растет.
Уже видны раздельно звезды.
И вот уже исчезнул тот,
Кто колесо вращал. И роздымь,

Похожа чем-то на рассвет,
Когда вовсю бушует лето,
Сменила тьму. И звезд уж нет.
Всего одна лишь точка света

Лучи разбросила кругом.
А вот и точка шаром стала.
И шар тот рос, как снежный ком,
Крутясь в сияньи сине-алом.





И я тут ясно разглядел:
Да это же огромный глобус!
Он в бесконечности висел,
Манил к себе красой особой.

На нем видны уж города.
Вот дом знакомый. Два окошка.
Синеет в лужицах вода,
А на балконе дремлет кошка.

Зигзаг ступеней. Вот и дверь.
Поспешно ключ ищу в кармане…
 - Цена находок и потерь
Почти всегда равна, землянин.

Ты ж ничего не потерял,
Попавши в мир наш сопредельный.
Ты Верномалу доверял,
Как брату брат. И срок недельный

Для жизни, даже и земной,
Ничто в сравнении со счастьем,
Что испытаешь ты со мной,
Дав волю нежности и страсти…

Я знал, что сплю, что вижу сон,
Что это все – воображенье
Моим желаньям в унисон,
Что скоро будет пробужденье.

И все равно хотел открыть
Дверь холостяцкую пошире
И все прошедшее забыть,
И мирно спать в своей квартире…




А голос сладко так звучал.
Во сне – и снова Милорома?
 - Любовь – начало всех начал,
Любовь – глоток последний рома,

Когда ты знаешь: больше нет
Во всей пустыне капли влаги,
И просит, молит твой сосед:
 - Хоть каплю дай мне, бедолаге!

Как быть? Погибнуть? Уступить?
Мольбу другого не услышать?
«И каплю надо разделить», -
Сказал бы нам, узнав, Всевышний…

Проснулся я. Лежу в траве
В тени раскидистого клена.
Тупая тяжесть в голове.
Гляжу на небо удивленно.

«Где я? Зачем я здесь лежу?
Да что со мной такое было?»
И тут подполз знакомый жук
И смотрит мне в глаза уныло.

 - Ох, брат, наделал ты хлопот!
На островке твоем прекрасно,
А там… Да мне на целый год
Заботы хватит. И напрасно

Я всех последствий не учел.
Ведь знал же, старый: нашу флору,
Как от укусов ваших пчел
Страдаешь ты, частицы фтора,




Что ты способен выделять,
Начнут язвить. А я обязан
Природу нашу защитить
От всех невзгод, как от заразы.

 - Что ж делать мне?
 - Спокойно жить.
На то и дан живому разум,
Чтобы всегда готовым быть
Изжить чуму или проказу.

Отныне будешь окружен
Ты незаметным биополем,
Как бы оружием снабжен,
Чтоб защитить тебя от боли,

Непредсказуемых потерь,
От нежеланных изменений.
Да и для нас уже теперь
Причины нету для волнений.

 - И как зовут тебя? – Чистоль.
 - Чистоль? Придумано красиво.
В одном лишь слове – тыщи воль,
Слились и ум, и справедливость.

 - У нас даются имена
Не по чьему-то там хотенью,
А чтобы в имени видна
Была особость назначенья

Того, кто имя это взял,
Его способность и характер.
 - Хотя в движеньях ты и вял,
А по натуре, видно, практик.



 - Грешно хвалиться, но скажу:
Не прав ты в этом, Сердоликий.
Я делу важному служу,
Но не стремлюся в стан великих.

А что до резвости… Нет, брат,
Я в деле скор и расторопен.
 - Тебе, Чистоль, я вправду рад.
Такого б нам иметь в Европе.

Прилег в траву я и заснул,
И странный сон меня встревожил:
Я видел дом свой. – Чреводул
Тебя, наверно, растревожил.

Хотел он, видно, показать,
Что время, скорость, расстоянье
Наш разум может обуздать,
Объединить. В своем старанье

Он явно палку перегнул:
Твой дух живой, оставив тело,
Чрез невозможное шагнул,
Но сделал это неумело.

Да только нету в том беды,
Когда в душе – тоска по дому.
Ведь даже в капельке воды
Свой мир, таинствен и огромен.

Для каждой сущности и в нем
Свое, особое, жилище,
Как для тебя Россия – дом,
Будь в ней царем ты или нищим.




Да, Верномал просил сказать,
Что послан он в созвездье Парус
С заданьем Кромы доказать
Мирам соседним: лет за пару

Построить можно прочный мост
Межгалактических сношений.
 - А как же я? – да выход прост,
И нет причины для волнений:

И уважая, и любя,
 Но соблюдая такт и скромность,
Взяла заботы на себя
Сестра царицы Милорома.

Через неделю Верномал
К твоим услугам будет снова…
Я весь, как лист, затрепетал:
Душа лететь была готова

К ней, к ней, красавице моей,
Чья красота сожгла мне сердце,
Перед которой я – пигмей
И жалкий гость для иноверцев.

Что будет завтра? Не хочу
О том я думать. Я сегодня,
Сейчас нежнейших ласк хочу…
 - Нет нашей Кромы благородней,

Но Милорома…  Ба, она
Явилась собственной персоной
Сюда! Тут помощь не нужна.
У Милоромы глаз бессонный, -




Сказал Чистоль и враз исчез.
 - Чем милый гость обеспокоен?
Пропал, быть может, интерес
Ко мне? Ты чести удостоен

Быть первым гостем во дворце,
Что в честь тебя к утру построят.
Каприз цариц – не самоцель.
Нас на приеме будет трое

Перед глазами всей страны.
Любовь скрывать я не умею,
И все же мы с тобой должны
Сестры помпезную затею

Принять как должное. -  Но я
Не вижу смысла в том. – Присущи
И нам изъяны бытия.
В природе нету всемогущих.

Пока ж… идем с тобой в шалаш.
Он ждет уж нас, откинув полог.
Мы в нем ночлег устроим наш.
Зачем дворцы нам и престолы?

Гляжу: и впрямь невдалеке
Построил кто-то неумело
Жилье из веток. Тут в реке
Вода как будто закипела,

И над поверхностью ее
Зажглись огни. Их было много.
Лучей холодных острие
Обращены к светилу строго,




Что зависало над скалой
Подобно белому магниту.
Проткнув воды бурлящий слой,
Как загустевший черный битум,

Лучи коробились. С небес,
Где в потемневшей легкой ткани
Зиял невиданный разрез,
Над головой свершая танец,

Слетали стаи красных ос.
И мне впервые стало жутко:
Не чрево ль ада прорвалось?
Не может быть такое шуткой!

 - Сказать забыла я, прости:
Чистоль, наш самый добрый ангел,
Решил, как видно, провести
Проверку здесь. Его саранги,

Ну те, что вроде красных ос,
Жильцы Небес и Занебесья,
Пустили в дело длинный нос,
Чтобы природы равновесье…

 - И я, конечно, виноват
В тех разрушительных процессах?
 - Чистоль единственный солдат
В моей стране: он в интересах

Всех нас, живущих ныне здесь,
Следит за каждою частицей,
Что в нашем сложном мире есть
И что из космоса примчится.




Хоть все живое нам сродни,
Но есть и грозные различья:
Великой сущности родник
Не однороден… - Ясно: птичье –

Для птиц природою дано,
Ну а богам, конечно, божье.
 - Ты шутишь вовсе не смешно.
Не все и Богу даже можно.

 - Но я-то хоть останусь цел?
От страха зуд идет по коже.
  - О, коль влюбить меня сумел,
то быть здоровым сможешь тоже.

Идем, идем же. – Страх прошел.
Но неужели жизнь дороже
Любви к тебе? Как хорошо,
Что хоть до сраму-то не дожил.

Иди ко мне. Дай отнесу
Я на руках тебя на ложе,
И пусть нас судит божий суд
И справедливее, и строже.

Бог не сочтет за тяжкий грех
Любовь мою. Любую кару
Перенесу один за всех,
Кто любит женщину. Недаром

Природа душу нам дала
И страсть зажгла в ней, как светило.
Одна любовь не знает зла.
Ее на целый мир хватило.



             
Милорома готовит меня к приему у царицы Кромы.

Проснувшись утром в шалаше,
Забыв о том, что я не дома,
Я уж не думал о душе,
Тяжка она иль невесома.

Все мысли были об одном,
О том, что ныне день особый,
Что может все пойти вверх дном,
Сластолюбивец твердолобый.

Смущал меня и мой наряд.
И как тут было не смутиться?
До пят поношенный халат –
И в нем явиться пред царицей?

И где стоит он, тот дворец?
И Милоромы нету рядом.
Эх, доигрался же, стервец!
А, вообще, так тебе и надо.

Признайся: дома ты считал,
Что все пойдет куда как проще,
И убеждать себя не стал,
Что не поездка это к теще.

Теперь вот думай… Беледжин!
Опять к тебе я обращаюсь:
Любовью страстной одержим,
Я будто к солнцу приближаюсь.

Вот-вот оно испепелит
Меня. Но не от страха
Душа влюбленная болит:
Она, как маленькая птаха,


Попала в прочные силки
Страстей своих. И ей придется
Увидеть страшные клыки
Слепого зверя: так зовется

Глухая ревность. – Человек,
Тебе дано самой Природой
Жить с вечной думой в голове,
Как не разрушить корни рода.

А страсть – всего один листок
На Древе Жизни. И не надо
Болеть о том, что он в поток
Вдруг упадет вблизи от сада.

При том у Кромы не любовь,
А любопытство: как землянин,
Чья горячей и гуще кровь,
В ее глаза сегодня взглянет,

В которых будет гнев гореть,
Ласкать и нежить будет милость,
Чей взгляд то будет сладко греть,
То вызывать в тебе унылость?

Оружья не было и нет
От подхалимства и соблазна.
Могу я дать один совет:
Среди гостей есть одноглазый

И однорукий великан.
Попробуй как бы ненароком
Сказать ему: «Тебе ведь дан
Дар быть провидцем и пророком».




Он мой давнишний верный друг.
Он все поймет и все устроит,
Вступивши мысленно в игру,
В которой будешь ты героем.

Да и Царицына сестра
Никак не даст тебя в обиду:
Ведь та придворная игра
Заденет честь ее и титул.

Так что иди спокойно, брат,
На эту встречу. Милорома
Даст подобающий наряд
Тебе. Ни молнии, ни грома!

Мы так напутствуем друзей.
С души моей свалилась тяжесть.
И впрямь: иду же не в музей
Бездушных роботов. Покажет,

Что делать, как себя вести,
Сама, должно быть, обстановка.
 - Еще раз, милый мой, прости
за неудобства. Вот обновка:

Рубашка, галстук и костюм.
И все по вашей моде сшито.
Ты почему опять угрюм?
Моя душа тебе открыта. –

В руках большой пакет держа,
Возникла рядом Милорома,
Красива, девственно-свежа,
Как дух, чиста и невесома. –




Для нас с тобою этот день
И важен очень, и опасен.
На всякий случай ты надень
Рубашку Кромы. Мне не ясен

Весь смысл объявленных торжеств.
Что тут: надежда или прихоть?
Иль просто щедрый царский жест?
Все можно было б сделать тихо,

Без торжества и суеты.
 - Моя вина в том. Напросился
Я сам на празднества. – Как, ты?
Да как ты этого добился?

 - А, что об этом говорить!
 - Что, самолюбие взыграло?
 - Корить себя иль не корить
Сейчас, пожалуй, толку мало.

 - Я постараюсь за тобой
Ходить как тень. – Моя персона
Не стоит этого. – Судьбой
Одной мы связаны. У трона

Тебе не надо там стоять:
Его у Кромы нет. И все же
Она нам может показать,
Что в мире нет ее пригожей.

А в этом деле женский ум
Куда искуснее мужского.
Но ты не серый тугодум:
Не скажешь слова рокового.




Ее должны мы убедить
Одним лишь только поведеньем,
Что нас друг друга разлюбить
Заставит только провиденье.

 - Я ко всему давно готов,
Но от тебя отречься… - Милый,
Я знаю: ты пришел из снов,
Из дивных снов. Сама просила,

Молила долго я , ждала,
Чтоб Сущность Высшая однажды
Один глоток глотнуть дала
Вина любви. Сжигала жажда.

Томилось сердце. Ныла плоть.
А я ждала. И вот настала
Пора завесу распороть,
Что тайну чувства закрывала.

Теперь я знаю: не страшна
И смерть тому, кто страстно любит:
Срубает хрупкий ствол она,
Но крепь корней она не губит.

Скажи, а как перенесу
Я нашу скорую разлуку?
Как через вечность понесу
Любви своей святую муку?

 - Не знаю, что тебе сказать.
Одно я твердо обещаю:
До самой смерти буду ждать
Одну тебя. Закрепощаю




Я сердце вечною мечтой
О новой, пусть короткой, встрече.
Кладу, плененный красотой,
Тяжелый груз себе на плечи…

Так с Милоромой разговор
Вели мы долго. Позабыли
Про все на свете. С дальних гор,
Что в синеве туманной стыли,

Сползли уж тени. Птичий гам
Заставил все же нас очнуться,
Напомнив, что пора уж нам
К заботам будничным вернуться






             На прием у Кромы прибыли представители                восемнадцати миров.
             Милорома при всех призналась в любви ко мне.
                Озеро грез и откровений.

Не знаю, как вам рассказать
О том, что видел я у Кромы,
Как все логически связать
В одно. Боюсь, не хватит тома

Для всех рассказов. Объяснить
Как не видавшему явленье,
Когда луч света, словно нить,
Руками держишь? Удивленье




Переходило часто в страх
Перед могуществом живого.
У нас на всех больших пирах
Не обойдутся без спиртного.

Да что пиры? И с похорон
Иной пьянешенек приходит.
Таков, мол, русский наш закон,
Обычай предков: скулы сводит

От горя – лей в себя вино,
Коль посетило счастье – тоже.
И это вовсе не грешно.
Тут осужденье не поможет.

Мне ж там изведать довелось,
Как в дух живой вливает разум, -
Будь ты хозяин или гость, -
Соблазна вытравив заразу,

Энергий тайных эликсир.
Его прибором не измеришь.
Он заставляет видеть мир
Не через радужные двери,

А лишь таким, каков он есть,
Таким, где ты, его частица,
Обязан в меру пить и есть,
В мечтах не смея удалиться

За неизвестную черту,
Где все так сказочно и зыбко.
Ты будто вечно на посту,
В своей родной стихии рыбка.




Не раз бывал я поражен
Своей возможностью холодной
Распознавать доступность жен,
Что крылась в лени благородной.

Я не готов был осуждать,
Чего душа моя не знала,
А что не надо угождать
Там никому, меня смущало:

Такое видеть не привык
Я на Земле. Слова о чести
Не говорил ни чей язык:
Характер каждого известен.

Казалось странным: я, мужик,
Как говорят у нас, из средних,
Что жить своим трудом привык,
Не мот, не хват, не привередник,

Сижу спокойно за столом,
Как брат с сестрой, с самой царицей,
А за невидимым стеклом
Огромных окон – лица, лица.

На нас взирают сотни глаз.
От них лучи, переплетаясь,
Чуть-чуть не достигая нас,
Без всяких вспышек тихо таят.

Но ощущалось, что во мне,
Внутри самих извилин мозга,
В звучащей вечно тишине
Прибор особый кем-то создан.




Способен он предугадать,
О чем и как сосед мой скажет:
Не надо зря язык трепать
И задавать вопросы даже.

А мне подумалось: «Зачем
Нужны тогда и нос, и уши?
Ну ладно, ртом я пью и ем,
А нос и уши бьют баклуши».

Мне тихий голос отвечал,
Хоть не сказал я вслух ни слова:
«Таких наивных не встречал
Я средь существ Кольца Большого.

Да, да, наивен твой вопрос.
Не для того ж, на самом деле,
Чтобы держать по ветру нос
И чтобы слушать, кто что мелет.

И в беспредельном есть предел,
Хоть нет в движенье остановок.
И род ваш скоро б поредел,
Будь ты умен, хитер и ловок,
Будь семи пядей ты во лбу,
Раз твой инстинкт и чистый разум
Начнут испытывать судьбу,
Не дав работу носу, глазу,

Ушам твоим и языку.
Без них ослепнуть может зрячий,
Оглохнуть слышащий. Быку
Совсем не чужд восторг телячий.





Ты можешь быть раздет и бос,
Но все же с миром будешь ладить,
Коли в порядке полном нос:
Ты запах чувствуешь и сзади.

А Разум – он Единый Центр,
Подобье маленькой вселенной,
Сосредоточье Авиценн,
Продукт материи нетленной.

Его хоть сорок жизней трать, -
Он мал все так же и огромен.
Его девиз – искать, искать
Природу истин в звездном доме.

Искать, искать и находить
Теченья нового движенья
И осторожно подходить
К вопросу самопостиженья.

Тут осторожность не смешна.
В природе не было ошибок.
Суть неизвестности страшна,
Когда живешь ты вроде рыбок

В глухом бассейне. Если ж ты,
Как бог, всесущ и вседоступен, -
Что мрак в объятьях пустоты?
Что теснота в небесной ступе?

Нет, Сердоликий, все не так.
Раз Ум – подобие вселенной,
Расшифровать его никак
Нам не удастся. В нем мгновенность –





Начало всех начал. Конца
Мы не найдем в кругу природном.
В вас в каждом – мудрость мудреца.
Наивность. Злость волков голодных.

Сто тысяч страстных почему.
И миллион других вопросов.
Сосредоточье боль и мук,
И все ж зацикленность на «просто».

И в этом «просто» - весь секрет:
Премудрость сложного движенья,
Соединенье: тьма плюс свет –
Источник вечный напряженья»…

Глубокомысленный рассказ
Запомнил я помимо воли…
Передо мной – сиянье глаз
Царицы Кромы. Как от боли,

Сжималось сердце. Жгло внутри.
Я еле сдерживал волненье.
Смотри ж в глаза ее, смотри!
Твой трепет – чувства проявленье.

Волнуйся, радуйся, гори,
Забудь на время о прошедшем,
Кумира лишь не сотвори,
Не стань от страсти сумасшедшим,

Не будь глупцом, не будь рабом!
Хоть над собой сейчас не волен,
Но не стучи о землю лбом,
Склонись к ногам ее, от боли,



От боли сладкой закричи
И не сдержи слезу святую,
И будь мужчиной. Не молчи!
Нельзя молчать тебе в такую

Минуту: ты же Человек!
И до конца будь человеком…
Вдруг просветлело в голове:
Да что ж я, гном или калека?

Иль вправду чувствую щенком
Себя под взглядами царицы?
Стоит у горла горький ком,
Как будто съел щепоть горчицы.

А вот и первая слеза
Повисла льдинкой на ресницах.
Висит, а вытереть нельзя:
А что подумает царица?

 - Ты не о доме ли грустишь? –
Забеспокоилась вдруг Крома. –
Всего неделю ведь гостишь.
 - Да я у вас совсем как дома.

 - Тоска по родине и нам
С рожденья самого знакома.
Но мы не любим мелодрам…
Нас ждет в беседке Милорома,

Моя влюбленная сестра.
Я ей завидую немного.
Ну что ж, пришла и ей пора
Проститься с участью убогой




Не знавшей радости любви.
Ты подарил ей эту муку.
Наверно, есть в твоей крови
Такое что-то, что и скуку,

И леность липкую с души
Снимать теплом своим способно.
Прощаться с нами не спеши:
Ты нужен нам. Нет силы злобной,

Чтобы поссорить нас смогла,
Двух представителей соседних
Миров Вселенной. Сберегла
Живая плоть свой шанс последний

Не превратиться в божество,
В ком сила сердцу не подвластна.
Ведь лишь живое существо
О дружбе помнит ежечасно.

В том естестве всех сущих сил
Соединились все кривые,
Чтоб Вечный Разум не гасил
Любви и Дружбы свет. Иные

У нас понятья, чем у вас,
О свете, тьме, о жизни, смерти,
И разных сил живых запас
В необозримом круговерти.

Но мы в цепи одно звено,
Что держит мир от разрушенья,
Хоть рядом жить нам не дано,
И нет у нас кровосмешенья.




Быть может, скоро мы решим
И эту новую проблему.
Тогда наш ум, ваш жар души
Соединяться. – Эту тему

Продолжить лучше бы потом.
Для нас особый день сегодня,
И речь вести бы не о том,
Кто во Вселенной благородней.

Пусть Сердоликий ощутит
Душою, разумом и телом,
Что нам никто не запретит
Любить друг друга. Можно смело

При всех о чувствах говорить,
Не вызывая осужденья:
Ведь и у нас любимой быть –
Сильнее нету наслажденья.

Из восемнадцати миров
К нам заявились гости ныне.
Поток космических ветров
Их по космической пустыне

До нас донес в кратчайший срок,
Чтоб убедиться здесь впервые,
Что покорен еще порог:
Отныне жители земные

Нас могут тоже посещать
При нашей помощи, наверно.
Пришла пора раскрепощать
И нам стесненный дух и нервы.




Земные братья тыщи лет
Считают душу первой скрипкой,
Сжигая маску черных бед
Обворожительной улыбкой.

И я хочу, чтоб знали все:
Я влюблена! Комочек света
В далеком звездном колесе,
Земля, чудесная планета,

Ждет нас, как братьев по крови,
На Праздник Разума Вселенной…
А вот и он, чей жар любви
Согрел меня. Душой нетленной

Коснулась я его души –
Возник особый мир прекрасный!
Растет тот мир и вглубь, и вширь
Ежеминутно, ежечасно.

В нем все смешалось: свет и тьма,
Желанья, ненависть и ревность,
И возвышение ума,
И гордость смелая царевны.

В нем песен звук и звук оков,
В нем нет разумного порядка,
В нем власть догадок, зыбкость снов,
В нем может солнце, как лампадка,

Светить, а малая свеча
Своим теплом согреть полмира,
Но в нем нельзя не отвечать
На зов сердечного кумира.




В нем существует только связь
Между двумя. В нем плен – награда.
В нем царь, пастух и гордый князь
Должны ходить в одних нарядах.

Сестра моя, ты мне позволь
Самой любимого представить
Гостям Вселенной. – Что ж, изволь.
Я отказать тебе не вправе.

 - Прости, сестра, я не смогла
В беседке больше оставаться
И потому сюда пришла.
 - Да нет причины извиняться.

К гостям прибывшим нас веди,
Но будь чуть-чуть поосторожней
Да и меня не подведи.
На сердце что-то так тревожно.

Не все из них тебя поймут:
Для них твоя любовь такая –
Как неразумности хомут.
 - Я нравы их немного знаю.

 - Ну что ж, идемте. Но смотри:
Средь них есть женщина с глазами,
В которых свет живой зари –
В их глубине – тревожно замер.

Посмотрим в них наш милый гость –
И позабудем все на свете.
 - Сестрица милая, небось,
Мы далеко уже не дети.




У свежей рощицы в тени
Уже давно, видать, нас ждали.
 - Мой друг, внимательно взгляни:
вот тот, что чуточку печален,

И однорук, и одноглаз,
От Беледжина друг хороший
И самый умный среди нас.
Ему ничто любая ноша

Любых напастей и тревог.
Душа его звезды светлее.
Он для своих сограждан – бог,
Он чудеса творить умеет.


Ты с ним, коль сможешь, подружись, -
Так Милорома мне шептала. –
Да он и сам уже, кажись,
Идет к тебе. Ох, крепок малый!

Смогу ль правдиво рассказать
Про удивительную встречу
С людьми, что покорили вечность?
Сначала видел я глаза
С живою мыслью человечьей.

Их было много, этих глаз.
Они светили отовсюду.
И мне казалось, что сейчас
Я, как стекло, прозрачным буду,

И все, что скрыто от меня
В моей земной двоякой сути,
Понятно будет им. Гоня
Такую мысль, комочком ртути


Мне захотелось стать и вмиг
От них в траве зеленой скрыться.
 - Ты, Сердоликий, что-то сник.
 - Хотел бы я отгородиться

Непроницаемой стеной
От странных глаз, насквозь сверлящих.
 - Привет тебе, наш брат земной! –
Громосадан сказал, и хрящик

На лбу его вдруг заходил
Туда-сюда. Из-под надбровья
Огромный мудрый глаз светил
Большой звездой. – Желать здоровья

У нас не принято. Тебе ж
Я говорю: будь вечно молод!
Ты перешел через рубеж, -
Жару, безмолвие и холод, -

Чтоб мы сегодня лицезреть
Могли особый плод творенья
Природы-Матери. Созреть
Плод не успел, но сожаленья

У нас, прошу поверить, нет:
Ваш разум мудро так устроен,
Что может он вместить весь свет.
Он удивления достоин.

Пока же держит вас Земля
Всех при себе, как малых деток,
Пуская в Космос погулять
На неудобнейших ракетах.




И в соразмеренный процесс
Развитья слабой телом расы
Нельзя вмешаться: интерес
Весь в том, что непременность массы,

Ее прирост, ее распад
Для вас, землян, необратимы…
 - Не осуди, мой звездный брат,
здесь все друзья и побратимы.

Сейчас не время выяснять
Суть наших сходств или различий,
Гостей как равных принимать
Велит Вселенский наш обычай, -

Сказала Крома, вдруг прервав
Порыв благого красноречья. –
Всегда лишь Высший Разум прав.
И я хочу, чтоб наша встреча

Была не встречей мудрецов
И консультантов говорливых,
Не умозрительных творцов,
А побратимов терпеливых.

Пройти вас к озеру прошу
Счастливых Грез и Откровений.
Там наш красавец, наш Ташук,
Веселый маг, забавы пленник,

Давно нас ждет. Один лишь он
Способен так представить дело,
Что виден ты со всех сторон
Такой, как есть. Душа и тело




Со всею сущностью видны
Для всех, как будто на экране.
И на себя со стороны,
Коли захочет, каждый глянет.

Подумал я: «Куда ж идти?»
И тут опять свершилось чудо:
Под тихий бравурный мотив
Стал возникать из ниоткуда

У наших ног большой квадрат
Из тонких нитей световодных.
Три легких креслица стоят
На нем, видать, для благородных

Особ. Царица и сестра
Ее взошли без опасенья
На тот квадрат. Меня же страх
Сковал. – Беда, без приглашенья

Землянин шагу не шагнет, -
Зовя меня, сказала Крома. –
Взойдя на этот чудо-плот,
Мы обретаем невесомость.

Договоримся меж собой,
Куда нам надо непременно, -
И плот, поднявшись над землей,
Туда доставит нас мгновенно.

И впрямь: усесться не успел
Я в мягком кресле боязливо,
Квадрат тот с нами вверх взлетел
Под облаков гряду. О, диво!




Я, смертный, словно бог,
Взирал на землю благосклонно,
Как будто только я и мог
Творить добро. Беззвучно, сонно

Под нами белая река,
Под цвет парного молока,
Между садов текла и рощиц.
Я что вон там? Рога быка
На голове безмерной мощи?

Нет, нет! Под тяжестью своей
Согнувшись, пара серых башен
Взметнулась ввысь, где сноп огней
На высоте светился нашей.

Вдруг изменилось все вокруг:
Где низ? Где верх? Где лево, право?
Пучок огней согнулся в лук,
На нас стрелу свою направив.

Вот-вот меня она пронзит
Иль Милорому, иль царицу.
 - Ташук нам, кажется, грозит?
 - Нет, это ж лазерная птица.

Сейчас отпустит тетиву
Ташук, и лазерное поле
Вернет нам неба синеву
Из безозоновой неволи.

Охвостье огненной стрелы –
Соединенье двух магнитов
На остром кончике иглы
Из охлажденного терита.



Терит – начинка тех планет,
Что на окраинах Галактик.
Предназначенье их – секрет.
Они с пространством не в контакте.

Верней, пространство в них самих
Сосредоточилось, как нечто
Необходимое для них,
Чтоб разрывать на части вечность.

И вот мудрейший наш Ташук,
Хоть до конца не разгадает
Он тайну ту, но альфа-звук
К ним регулярно посылает.

Тот альфа-звук, насквозь прошив
Планеты тело, чистым эхом
Из страшных далей к нам спешит
И не подвластен он помехам.

Мы скоро будем точно знать,
Как, разгадав секрет терита,
Самим планеты создавать
На сокасательных орбитах,

Чтобы до нужных нам времен,
Их оболочки заморозив,
Развитье будущих племен
Затормозить в анабиозе…

Я был далек от тех наук,
Что смело космос будоражат,
Но будто слышал альфа-звук,
И было мне приятно даже.




Во мне проснулся интерес
К познанью мира. Ощущенье,
Что я и сам творец чудес,
Я счел, как дело Провиденья.

Мой ум разматывал клубок
Своих возможностей природных,
И я уже свободно мог
Судить о сутях инородных…

В густой небесной синеве
Опять светило загорелось,
А мы сидим уж на траве,
И петь мне страстно захотелось.

Я не певец и не артист,
И песня вроде бы не к делу,
А день так свеж, а воздух чист,
Что вдруг сама душа запела.

Представил я, что на лугу
Стоит, вся в белом, Милороиа,
Я к ней спешу и на бегу
Пою, а голос тих и ломок.

Бегу, как будто бы лечу,
И вот она со мною рядом,
И мы ложимся на парчу
Травы зеленой, встрече рады.

А песнь звенит, как ручеек
В моем пресветлом мире детства,
И надо мне на долгий срок
На Милорому наглядеться,




Запомнить свет счастливых глаз,
Волос волнующих корону.
А песня нас звала, вела,
Вела обоих нас туда,
Где будем вместе навсегда,
Где годы молодость не тронут,

Где будет вечно нам светить
Любви и радости светило…
 - Вот то, что надо перенять
Нам от землян: духовной силой,

Порою с разумом вразрез,
Должны скреплять мы отношенья
Между собой. Других небес
Посланник первый, для свершенья,

Душой похож на бога сам,
Своим Великим Добрым Богом
Он, верить надо, послан к нам
Ему неведомой дорогой

Для очень важных общих дел.
Пусть сам он этого не знает,
Но, перейдя в другой предел,
Он незаметно разрушает

То, что мешало испокон
Мне быть поистине счастливой.
Пускай нарушу я закон
Звезды невидимой: я милой,

Любимой страстно быть хочу
И одного любить мужчину.
Ему любовью заплачу
Я за любовь. Я звезды сдвину,



Коль помешают, с их орбит,
Я упаду пред Высшим Духом:
Он за любовь мне все простит…
 - Земля любившим будет пухом, -

Сказал всерьез Громосадан, -
Но все же страсть мешает делу.
Другой удел нам свыше дан:
Свой ум использовать умело.

Конечно, женщина всегда
В любых мирах во всей Вселенной
Душою вечно молода:
Душа ее, как свет, нетленна.

Но страсть любовная землян
Пока для нас для всех опасна:
Мы от ее глубоких ран
Умрем, признав ее всевластной.

Ты, Милорома, не права:
Твой ум и дух, во всем свободны,
Не отдадут душе права
Быть главной сутью благородной.

Но мы должны землян понять
И позавидовать, быть может,
Что могут жизнью рисковать,
Чтоб разделить с любимой ложе.


 - Чтоб так спокойно рассуждать,
Как вы, не надобно влюбляться,
Не надо мучиться и ждать,
Ждать встречи с милым, восхищаться


Обычным, тем, что есть вокруг,
От поцелуя млеть в истоме,
Скучать в кругу своих подруг
И забывать порой о доме.

Да, я люблю, но женский ум
Мой все становится светлее
От самых добрых, чистых дум:
С умом любовь дружить умеет. –

И Милорома, горячась,
Была – хоть целый день – готова
Со всеми спорить. Удивясь
Неодолимой силе слова,

Притихли гости. Возражать
Тут было просто неуместно.
Тактичней было подождать,
Как поведет себя невеста.

Жених с невестой? Разве есть
Такое словосочетанье
В их языке? Подруга. Честь.
И чувство долга. И братанье.

И очень много нужных слов,
Ума и духа порожденье.
Язык их – правильно-суров.
И очень точен. Их уменье

Свободно мысли излагать
Давно достигло совершенства.
Но вот любить… При том страдать…
До исступленья… До блаженства…




Нет, нет! Душа людей должна
Приютом быть для вдохновенья,
Когда у разума одна
Лишь цель: служить всегда уменью

Творить, искать и познавать
Вселенной нашей необъятной,
Но чтоб душе всю власть отдать
Над телом бренным? Невозвратность

И чувств, и помыслов былых
Должна склонять людей к другому:
Искать в мирах совсем иных
Себе подобных. По-иному,

Отдавши первенство уму,
Решать вселенские проблемы, -
Что? Где? Когда? И почему? –
Не вороша любовной темы.

Как мне мудрейших убедить,
Что от ума душа свободна?
Чтобы, любя, любимым быть,
Твердить не надо принародно,

Что ты по всем статьям хорош:
Душа сама поймет, оценит.
Цена такому чувству грош,
Что слепо тянется к измене…

Нет, ничего я не сказал,
Я только слушал всех и думал,
Порой не все и понимал…
 - Ну, наконец, и ты, Корума,




Включиться хочешь в разговор.
Нет, подожди. Тропа Ташука
Доставит всех нас в край озер,
Где под запретом вечным скука.

Вот там, желанью вопреки,
Будь ты простой слуга иль гений,
Мы и распустим языки
В пылу душевных откровений, -

Сказала Крома, обратясь
К прекрасной женщине высокой,
Что подошла к нам, вся светясь.
Мне стало как-то одиноко.

Казалось, что я потерял
Нежданно милую подругу,
Кому судьбу свою вверял,
Кто отдал сердце мне и руку.

Я знал, что рядом, за спиной,
Стоит, притихнув, Милорома,
Но мы невидимой стеной
Разделены. Неслышным громом

Как будто был я оглушен,
Повержен и парализован.
Железный ястреб над душой
Моей витал. Не слыша зова

Души мне близкой, я глядел
В глаза таинственной Корумы,
В которых радостно горел
Рассвет весенний. Синий сумрак




Ее расширенных зрачков
Манил к себе неодолимо.
Я на колени пасть готов
Был на глазах своей любимой,

Как раб ничтожный, целовать
При всех небесной деве руки
И хоть весь век свой изнывать
От нестерпимо-сладкой муки.

И я уж сделал первый шаг,
К признанью пылкому готовясь,
Совсем забыв, кто друг, кто враг,
Забыв про честь, про долг и совесть.

Я видел только свет зари,
Земной, родной, не позабытой,
Когда токуют глухари
В лесной тиши, росой омытой.

Я видел свет перед собой
Забытых глаз. Они манили
К себе, в себя. Моей судьбой
Они совсем недавно были.

Не верю, нет, не может быть,
Хоть и в стране чудес, такого!
Как мог я прошлое забыть?
Забыть себя, того, земного?

Клялись любить всю жизнь, всегда
Мы с милой, но прошли года, -
И смерть нас с нею разлучила.
Но здесь? Она? Моя беда?
Моя любовь? Моя кручина?



О, боже, боже, что со мной?
Зачем мне это испытанье?
 - Ты, Сердоликий, как чумной,
глядишь на милое созданье.
Себя нам трудно удержать
От сладкострастного соблазна,
Но не судьбу ж опережать, -
Сказал спокойно одноглазый. –

Душа бессмертна. Коль чиста
Она была при жизни тленной,
К другой обители пристав,
В другом обличье во Вселенной

Она, как прежде, будет жить,
Вся – в главной сути – первозданна,
И может вновь приворожить
Тебя, коль встретишься нежданно.

Но мы-то тоже хороши:
Носы развесили и уши.
Давайте лучше поспешим
Туда, где молча можно слушать

Друг друга без докучных слов
Под птиц беспечных щебетанье.
Я, например, всегда готов
На тайных мыслей испытанье.

Как бы очнулся я. Молчу.
А разве что-то здесь случилось?
Стоим рядком, плечо к плечу,
Мы с Милоромой. Сердце билось





Хоть беспокойно, но легко.
Громосадан увлек в сторонку
Коруму. Тут из облаков,
Что превратились в миг в воронку,

Какой-то серебристый жгут
Повис над нами, разбухая,
А из него то там, то тут,
То вспыхивая, то потухая,

Тянулись нити серебра,
Одна к другой вставая ровно,
И, став подобием пера
И демонстрируя готовность

Вдруг превратиться в существо
Вполне разумного начала,
Оно с каким-то торжеством,
Как на крутой волне, качалось.

Лишь я один был удивлен
Необъяснимым превращеньем.
 - Видать, землянин поражен
Свободных сил перемещеньем?

Да это ж в каждой стороне
Всего пространства Мирозданья
Увидеть можно. Все вполне
Обычно. Да ведь для сгоранья

Не обязательно гореть,
Когда и свет, и дым, и пламя,
Но обязательно иметь
Первопричин вселенских память.




Хранится в каждой голове
В объеме малом в виде кода
Прошедший век и новый век
Под общим именем Природа.

Выходит так, что сами мы –
Природы малая частица,
Но бесконечность свето-тьмы
В частицу ту смогла вместиться.

Захочет дух – бери, читай
Из жизни нужную страницу,
Душою в будущем витай
Или в прошедшем побывай,
Перешагнув времен границу.

Один и тот же матерьял
Для неживого и живого
Основой стал. Мир не терял,
Не находил ничто чужого.

Он вечно юн и вечно стар,
В нем нет – в понятье вашем – смерти.
Несовместимостей пульсар,
Он – вечный пленник круговерти. –
Такие мудрые слова
мне говорил зеленый карлик. –
Я – верлианин, Лу Лова,
Мой дом внутри планеты Варли.

Сообщил однажды Верномал
Нам о загадочных землянах.
Признаюсь, я предполагал
Здесь встретить просто истукана,




И вдруг… Я сильно удивлен:
Как могут люди быть послушны, -
Пусть ты сверхсилой наделен, -
Не воле разума, а душам?

Еще любовь… Любовь и страсть –
Взамен природного желанья?
И мука, радости сестра?
А как с проблемой выживанья?

Я был до дна опустошен.
Хотелось лечь, зажавши уши.
Я был беспомощно-смешен
И ко всему уж равнодушен.

И тут нежнейшая рука
Меня загородившей Кромы
Стряхнула что-то с пиджака,
С волос намокших, как с соломы,

С улыбкой доброю, молчком:
В силки попал, мол, словно птаха, -
И погрозила кулачком:
Держись, ведь жизнь совсем не сахар.

А Милоромы строгий вид
Меня взбодрил. Вернулись силы.
И я был снова жизни рад,
Забывши, что со мною было.

Перо из тысячи лучей,
Что над землей еще висело,
Вдруг стало ярче, горячей,
А, нагреваясь, золотело,




И, ставши лентой золотой,
Легко и мягко изгибаясь,
Легло на землю рядом с той,
Чей странный взгляд, меня смущая,

Был силой чудной наделен,
И я пред ним был безоружен.
Но все прошло, как яркий сон,
И стал я ей, видать, не нужен.

И вот уже Громосадан
На ленте той, встав с девой рядом,
Плывет по воздуху к садам,
Куда и нам идти бы надо.

Прошу сестер: - Хочу пешком
Пройти туда я с вами вместе.
 - Удобней было б с подожком
Тебе идти. Да и невесте,

С таким шагая «старичком»,
Не надо будет волноваться:
Ведь кто, с тобою не знаком,
В тебя задумает влюбляться?

Ах, Сердоликий, я боюсь,
Что все окончится трагично:
Ты позабыть не сможешь Русь
И жизни прежней той, обычной.

Там, на Земле, прошел уж год
С тех пор, как ты ее покинул,
А здесь – семь дней. Никто не ждет
Тебя уж там. Ты просто сгинул,




Ты неожиданно исчез,
И, значит, умер для сограждан.
Им все равно, какой там бес
Взял душу грешную однажды.

Ты мог бы счастлив быть у нас
На радость мне и Милороме,
Но недалек прощанья час,
И ты уж думаешь о доме.

Да, для землян родимый дом
Важнее всяческих иллюзий.
Вы нас мудрей, наверно, в том,
Что, развязав сомнений узел

Насчет космических племен
И кровной общности живого,
Уж с незапамятных времен
Закон отцовского порога

Для вас важней всех остальных.
О, как бы я того хотела,
Чтобы, живя в мирах иных,
Домой рвались душа и тело!

О малой родине поют
У вас любимейшие песни.
Любовь двоих. Семья. Уют.
Что может в мире быть чудесней!

Ты эти мысли породил
Во мне. И этому я рада.
Ты в Милороме разбудил
Инстинкт любви. И, как награда,




Сестренке милой суждено
До смерти ждать с тобой свиданья,
Но сердцу слаще не дано
Бессрочной муки ожиданья…

       Круг испытаний.

Высокий холм, отлог и кругл,
Нас вел, казалось, прямо к небу.
«Так вот где испытаний круг!
Какой тут загадают ребус? –

Так думал я. – И как бы мне
На целый мир не осрамиться».
 - Почти что с Богом наравне
Вы здесь душой должны трудиться, -

Разнесся голос Ташука, -
Занятье се – для важных граждан.
Боль откровения сладка.
Потребность грез подобна жажде.

Взойдя на зеркало воды,
Вы отделяетесь от мира,
Где есть еще позор вражды
И поклонение кумирам.

Здесь телом властвует душа,
И разум ей во всем покорен.
Здесь чувства лучшие спешат
Помочь забыть былое горе.

И вам совсем не надо слов:
Душа к душе найдет дорогу.
Кто ж к откровенью не готов,
Пусть отдохнет в тени немного.


Желанье к ним придет потом.
И мы… Прошу без опасенья
Идти за мной. А прелесть в том,
Что вся энергия движенья

Воды, и ветра, и небес,
Соединяясь, как бы застыла
И, потерявши массу-вес,
Свои нам тайны приоткрыла.

Ваш дух отпустит тормоза.
Вы, словно ангелы, свободны.
Глаза в глаза, глаза в глаза
Смотрите! Вы же благородны,

Умны, открыты и нежны.
На миг забудьте, кто вы, где вы.
Здесь нет господ. Здесь все равны.
От пастуха до королевы.

Учитесь сразу понимать
И уважать во всем друг друга…

Решусь лишь бегло описать,
Что видел…
Посредине луга

Лежал большой зеркальный шар,
Едва-едва земли касаясь.
Вокруг него – зеленый шарф
Из нежных трав, на нем, босая,

В прозрачном платье до земли,
Танцует девушка, сверкая
Белками глаз. В траву легли,
Тела свободно изгибая,



Других семь дев. Как будто им
Подняться силы не хватало,
И благовоний сладкий дым
Висел над ними покрывалом.

А шар вокруг оси своей
Вдруг начал медленно вращаться.
Я стал уверенней, сильней.
Мне захотелось пообщаться

Со всеми, кто сюда пришел,
Раскрыть им душу, словно книгу,
Как будто я друзей нашел,
Освободив себя от ига

И недоверья, и страстей,
Всю плоть мою огнем палящих.
А шар крутился все быстрей,
Быстрей, быстрей… В глазах горящих

Корумы вспыхнул новый свет
То ль сожаленья, то ли грусти
О том, что и на склоне лет
Ее желанье не отпустит

Сердца мужские покорять,
Хоть это будет невозможно…
Я начал медленно терять
Обычный вес свой. Осторожно

Иду вперед, боясь упасть,
Пред целым светом осрамиться,
К земле же хочется припасть
И богу клятвенно молиться.



О чем? Зачем? Не знаю сам.
Душе, наверно, это надо.
К земным, не здешним, небесам
Она взлететь была бы рада.

В чужом краю и бог иной.
Привычный, наш, он нам понятней.
В своей обители земной
Молитвы чище и приятней.

Шепчу губами «Отче наш»
И, как блаженный, представляю,
Что Мирозданье – это Храм.
Единый Храм. И в нем, я знаю,

Есть место только для меня,
Что при рожденье мне Всевышний
Отвел, от дьявола храня,
Без церемоний всяких пышных.

А я то место поменял
По глупой прихоти строптивца,
Но слава богу, что не стал
Холодным слепком с нечестивца.

Мне захотелось рассказать
Всем незнакомым этим людям,
Что мне Земля – родная мать.
И пусть никто здесь не осудит

Меня за верную любовь
К ней, незабвенной и прекрасной.
Я знаю: кровь – везде есть кровь.
Об этом помню ежечасно.

Двух не бывает матерей.
Родимый дом – где ты родился.

И сердце просит, чтоб скорей
Я в дом земной свой возвратился.

Любовью женщины горжусь,
Свою любовь от глаз не прячу,
Не за себя – за тех боюсь,
Что от любви счастливой плачут,

Как и от горя. Им, таким,
В сто раз бывает тяжелее…
Я Вернималу побратим,
Но все ж надежду не лелею

Быть рядом с ним: я не смогу
Забыть Россию. К ней, далекой,
Сквозь сто галактик пробегу,
Отвергнув все законы рока.

И Бог, я верю, мне простит
Грехи мои за верность эту…
А подо мной вода блестит,
Иду по ней, как по паркету.

Но здесь же не было воды!
Здесь был ведь луг и шар зеркальный.
Здесь, как кадильный сладкий дым,
Красавиц танец ритуальный

Кружил мне голову. И вдруг…
Не холм обычный под ногами,
А водяной огромный круг
На золотой блестящей раме.

Нет ни искусственной стены,
Ни берегов у этой глыбы.
Сквозь толщу водную видны
На дне диковинные рыбы.

И мне казалось: вот сейчас,
Лишь стоит сделать мне движенье,
Я ухну в бездну. Чей-то глаз
Из бездны с милым выраженьем

Смотрел, прищурясь, на меня,
Не шевелясь и не мигая,
То ль в глубь застывшую маня,
То ль просто дружбу предлагая.

На место прежнее душа
Вернулась, кажется, из пяток.
Теперь уж можно не спеша
И привести себя в порядок.

Я поднял голову, смотрю:
Вокруг меня стоят с улыбкой
Все гости. Тихо говорю:
 - Захочешь быть невольно рыбкой,

Когда увидишь под собой
Бездонность синей водной глади.
 - Пора тебе, как и с судьбой,
Со всей природой нашей ладить, -

Сказал, смеясь, Громосадан. –
Сейчас мы все как бы прозрачны,
А толщь воды – большой экран
В который мы, неоднозначны,

Пускаем импульсы души,
Где их суммирует Природа.
Ты сам себя не потроши:
Ей Провиденьем дух твой отдан.




Что и о ком ты хочешь знать?
Подумай, помня честь, об этом
И можешь петь, шутить, порхать,
Как стрекоза над лугом летом.

И без тебя в твоем мозгу
Тьму интересного запишет
Писец-природа. Лишь врагу
Тому, что тайной злобой дышит,

Не даст разборчивый писец
Таким путем проникнуть в души
И в тайны чистые сердец,
Закон Большой Любви нарушив.

Ну ж, Сердоликий, веселись!
Гляди вокруг: какие лица!
Здесь добродетели сошлись,
Чтоб превратить, общаясь, в жизнь
Миров далеких небылицы.

Я после этих бодрых слов
Стал и раскованней, и чище.
Ко мне, в меня из тех миров,
Что не находим мы, но ищем,

Поток энергии поток,
В ничтожность хрупкую вмещаясь.
Казалось, я взлететь бы смог,
Руками-крыльями вращая.

То мне пушинкой с ветерком
Лететь немедленно хотелось,
То мне казалось: в мягкий ком
Вот-вот, сейчас, расслабясь, тело


Вдруг превратиться и, как мяч,
Начнет кататься и крутиться,
То я, как сказочный силач,
Чтоб в бездну с кручи не свалиться,

С горою вместе сам себя
Готов поднять, переместиться
В долину, жизнь свою любя,
И эти действом насладиться.

И все ж душа моя еще
Была, наверно, не готова
Начать свой сказочный отсчет
Познаний тайных через слово.

И я боялся захотеть
Знать сущность жизни подноготной.
Наверно, надо умереть
Не навсегда-бесповоротно,

А чтоб воскреснуть, как Христос,
Оставшись тем же человеком,
Но с новой гаммой новых грез
При обновленности молекул.

И я не смел предположить,
Что это все уже свершилось,
Что я могу уж жизнью жить
Совсем иною. Обнажилась

Идея божья, тайны суть:
Мой мозг, бездельник вековечный,
Чтоб в бездну знанья заглянуть,
Расшифровав идеи встречной




Потусторонний строгий код,
Заставил клеток миллиарды
Пустить спокойно в оборот
Свои же козырные карты.

Снаружи я все тот, земной,
Не изменился, вроде, вовсе,
И все мое во мне, со мной,
Как было… Милый, приготовься,

Вернее, сердце приготовь, -
Сказала тихо Милорома, -
Сейчас увидишь, что любовь
И зримой может стать, весомой,

Как мысль, возникшая в тебе,
Плодя магические знаки.
Пойми, кто я в твоей судьбе:
Эмоций радужная накипь

Иль сущность новая души?
Со мной встань рядом, ближе, ближе,
Желанья, страхи заглуши,
Ты видишь то, что я не вижу:

Материальность не вместить
В объемность разных восприятий.
Здесь нет обиженных. Прости
И ты всем все и, как о брате,

О каждом думай в этот миг.
Смотри ж, какие мы… - О, боже! –
Я не сдержал невольный крик. –
Нет, нет, такого быть не может!

Вода, похожая на лед,
Вдруг стала тихо растекаться,

Как по столу нагретый мед.
Мне было страшно оставаться




На этой зыбкости. Спеша,
Шепчу беззвучную молитву,
Боясь и малый сделать шаг.
А белый луч, как острой бритвой,

Площадку мигом разделил
На треугольники большие.
Я на одном из них поплыл
По кругу. Вспышки голубые

Почти холодного огня,
Передо мною возникая,
От всех отрезали меня,
На краткий миг лишь потухая.

Я к небу руки протянул:
 - О, где ты, звездочка родная,
Земля моя?!
Приятный гул,
Спокойно силу набирая,

Возникнув где-то подо мной,
Весь мир звучаньем наполняя,
Напомнил мне, что в мир иной
Хотя б на миг лишь попадая,

Нельзя о нем судить-рядить
С земных проверенных позиций,
Своей обычной жизнью жить
И соблюдать закон традиций.


И тут сквозь сполохи огня
Увидел я, что Милорома
Спокойно смотрит на меня,
Со мной как будто не знакома.

Приведший нас сюда Ташук,
Заняв свой зыбкий треугольник,
Чтоб сделать вместе с нами круг,
Своих же прихотей невольник,

Мне подмигнул: мол, ты смотри,
Забыв о собственной персоне,
Как, не сгорая, прах горит,
Как масса тел в воде не тонет.

Но это все – не чудеса,
А жизнь, привычное в привычном.
Здесь видит сердце, как глаза,
Здесь необычное в обычном,

Природной мерой становясь,
Несовместимости сближает…
Зеркальный шар опять, крутясь,
Передо мною возникает.

Не раз я слышал на Земле
О неком мире зазеркальном,
Где не при свете, не во мгле, -
В бесплотном облике астральном

Возникнуть могут двойники
И тех, кто жил в далеком прошлом…
Кольцо снялось с моей руки,
Крутнулось, звякнув, у подошвы




И покатилось сквозь огонь
В зеркальность шара, как к магниту.
То ль полулень, то ль полусонь
Сковало тело. Как сквозь сито,




Из шара брызнул яркий свет,
И каждый луч, как нить тугая,
Вплетался в странный силуэт
Знакомой женщины. Сверкая,

Мое упавшее кольцо
Пред силуэтом появилось,
И сразу женское лицо
Чудесным светом осветилось.

И вот уже не силуэт,
Не тень, а женщина живая,
Совсем еще в расцвете лет,
Кого-то мне напоминая,

На расстоянье трех шагов
Стояла в рост передо мною.
Я был к такому не готов,
Но овладеть сумел собою.

А память, память повела
Меня куда-то по ступеням
Все вниз и вниз. Там свет и мгла.
Там звери – тени, люди – тени.

Там мир прошедшего застыл,
Не изменяя прежних красок.
Там нет тебя, но можешь ты
Под посеревшей коркой масок

Лицо знакомое найти,
И вмиг забытое былое,
Покой душевный возмутив,
В глазах возникнет, как живое.

И тот, кого уж нет давно,
О ком душа переболела,
Из ничего возникнет вновь
Перед тобою, оробелым.

Не жаром тело опалит,
Не страсть пойдет играть по крови,
А сердце снова заболит,
Но от тоски – не от любви.

Мы можем прошлое любить,
О невозвратности жалея,
Но постоянно с прошлым быть
Мы не хотим и не умеем.

Оно нам дорого своим
Небытием. Оно миражит.
И мы уходим в вечность с ним
В одном трескучем экипаже…

Передо мной возникла та,
Кого я много лет пытался
Забыть. Конечно, неспроста.
Давным-давно я с ней расстался.

Не потому, что не любил,
А потому, что не был милым.
Зачем же память позвала
Ее сюда? Какая сила




Через пространства ста миров
Ко мне ее переместила?
Закон любви всегда суров,
А время – это толща ила.




Другая женщина теперь
Живет в моем воспрявшем сердце.
О, Милорома! – Милый, верь:
В любви мы все единоверцы.

Ты можешь с ней поговорить,
Узнать кой-что и об отчизне.
Нельзя совсем-совсем забыть
Того, что было частью жизни.

У снов людских особый мир.
Они кочуют по Вселенной,
Их плоть – эфир, их дух – эфир,
Основа сущности нетленной.

И наша мысль не ищет троп,
И ей пространства все покорны,
И для нее высокий лоб –
Среда, где прорастают зерна.

Но сны и мысли – не родня,
Хоть и в одном живут жилище.
Они – два вечные огня,
После которых пепелища

Искать напрасно. Те огни –
Огни судьбы и созиданья.
Мы умираем, а они
Поры не знают увяданья.

Ты видишь, как твой давний сон
На нашей почве благодатной
Стал явью. Все же это сон.
И даже нам не все понятно

В природе снов. Чья это жизнь?
Кто в этой жизни – верховоды?
Степные ваши миражи –
Не сны ль чудесные природы?

Ну что молчишь? Поговори
С подругой прежней, как с живою.
Еще ей быть минуты три…
 - Хочу я рядом быть с тобою.
Пусть исчезает. Что прошло,
Тому нет места в настоящем.
 - Что отцвело – то отцвело.
Упавший плод не станет слаще.

И все ж ты, вижу, потрясен
Всем этим. Ладно. Извинимся
Перед гостями мы за все
И потихоньку удалимся.

Нельзя тебя перегружать.
Твой разум мало подготовлен
К таким пассажам. Подождать
Денек не лучше ли под кровлей?

Очистив память, налегке
Мы все прошедшее обсудим,
А ночь с тобой на островке
Вдвоем в холодном сне пробудем…





Х О Л О Д Н Ы Й   С О Н

Холодный сон… Он, как гипноз,
Всепоглощающий и зыбкий,
В пространство светлое унес
Меня в качающейся зыбке.


И разум вроде просветлел,
И обновилась память разом,
И с миллиардом малых тел
Я стал какой-то нитью связан.

По этой нити странный ток
Перетекал из клетки в клетку,
Чтобы в неведомой поток,
Оставив в каждой клетке метку,

Навечно слиться, но со мной
Не прерывать возникшей связи,
Хоть стану сущностью иной
Я во вселенной звездной вязи.

Я плыл в бескрайности глухой,
Где не рождает действо звуки.
Я, как во тьме глухонемой,
Вперед протягивая руки,

Хотел всей кожей ощутить
Хоть на мгновенье твердь земную
И пряный воздух пить и пить,
Как влагу некую хмельную…

Холодный сон… Нет, я не спал,
Я видел сам себя на ложе
И мне казалось, что я стал
На пять, на десять лет моложе.

Какой-то ветер вихревой,
Как в сетку, в тело проникая,
Усталость, леность и покой
Из каждой клетки выдувая,

В тугие жилы заносил
И расселял по тесным порам
То вещество духовных сил,
Что не дает нас брать измором…

Холодный сон, холодный сон…
На миг лишь в вечность погружая,
Крутя событий колесо,
Но ничего не разрушая,

Он заставляет нашу плоть,
Нас погружая в невесомость,
Барьер пространства расколоть,
Назвать бескрайность мира домом.

Где с каждой щелкой ты знаком,
Хоть видишь это все впервые.
Холодный сон… Ты обо всем,
Забыв ушибы болевые,

Переживать перестаешь,
Всего холодный созерцатель,
Не помнишь, где сейчас живешь,
Что душу дал тебе Создатель.

Твой ум отдельно от тебя
Живет, забыв о бренном теле.
Душа, сама себя любя,
Вдруг остается не при деле.




Ты видишь ясно тайный мир,
Хотя глаза твои закрыты.
Огонь в нем – бог твой и кумир.
В нем нет житейских ям и рытвин.

В нем все вокруг подчинено
Законам вечного движенья.
Там ни светло и ни темно,
Там не увидишь отраженья

Отдельных сущностей: там все
Во всем действительно и точно.
Там бытие – небытие
Вошли в одно понятье прочно.

Там разность разных скоростей –
Над всем главенствует извечно.
В том мире странном без страстей
Все устремилось в бесконечность.

Холодный сон, холодный сон…
Разъятый будто бы на части,
По всей Вселенной разнесен
И сам себе уж не подвластен,

Ты все же чувствуешь, что жив,
Что это все лишь ощущенье,
Что, в этом странном сне застыв,
Пройдя этап раскрепощенья,

Твоя действительная плоть
Вновь обретет свой вес, объемы,
Что не отрезанный ломоть
Твой мозг, в желаньях неуемный.




Ты будешь снова тем, кем был,
Но без последствий старых стрессов.
И даже то, что позабыл,
Вернется в памяти на место.

Холодный сон, холодный сон…
В нем ты становишься объектом
Чудесных сил… холодный сон…
В тебе самом и всюду – Некто,

Кого лишь можно ощутить
Шестым, твоим резервным, чувством,
Кто нам дает возможность быть
Порою сущностью стоустой

И, исчезая, возникать
В другом краю в другом обличье,
Совсем другую роль играть,
Случиться может, в шкуре бычьей.

Для нас тот Некто – наш огонь,
Движенье сущности эфирной,
Защита наша, наша бронь
В житье своем, совсем не мирном.

Для нас он Бог, и свет, и тьма,
Он то, чего мы вечно ищем,
Но не хватает нам ума,
Казнясь заботою о пище,

Его не телом ощутить,
А духом в дух его проникнуть
И так душою полюбить,
Чтобы к невидимому лику




Она молитвы вновь и вновь
Несла в смирении блаженном,
Чтоб та великая любовь,
Став откровеньем в откровенном,

Нас к тем высотам вознесла,
Где места нет людским порокам.
Холодный сон… Ни свет, ни мгла.
Душа и разум за порогом

Людских возможностей. И все ж
Ты, оставаясь человеком,
Чудес божественных не ждешь,
Сердечных мук невольный лекарь.

В том непонятном странном сне –
Для организма случай редкий, -
Приняв сигнал на ритм-волне,
Дух оживает в каждой клетке.

И начинается процесс
Тот самый, что во всей вселенной
Имеет самый больший вес
В деяньях сути сокровенной…

И вот в таком чудесном сне
Пришлось пробыть мне с Милоромой
Полдня. – В твоей-то стороне
С такими снами не знакомы?

Полдня прошло, а ты здоров,
Как будто заново родился.
Такой-то сон для всех миров
Во всей Вселенной пригодился б,




Да вот условий нет таких,
Как здесь, на нашем Соноконе.
Хотя и есть в мирах иных
Иные средства. На Тарконе,

Что из созвездья Светозар,
Мне говорили, лечит хвори
Лучей невидимых пульсар
И погруженье в свето-море.

Иные в царство вечной мглы,
Что на пути к мезонной бездне
Лежит меж раскаленных глыб
Трех треугольников созвездий,

Телепортируют тела
Для краткосрочного леченья.
 - И ты, конечно, там была?
 - Всего лишь раз по порученью

великих наших мудрецов
и под защитою ауры.
Мир телом слышащих слепцов
Мне показался слишком хмурым.

У них и вправду нет ушей,
Нет глаз на плоских бледных лицах,
Есть только нос, а вместо шей –
Сосуды, тонкие, как спицы,

В компактный собраны пучок.
Зато их тело каждой клеткой
Способно атома толчок
Отметить в этой клетке меткой…




На Соноконе нет больных.
Как таковой, у нас нет смерти.
Мы все с рожденья вольны
Быть тем в природной круговерти,

Чем пожелает трезвый ум,
Не разрушая общих правил.
 - Против тебя я – тугодум.
 - Нет, нет! Ведь ты меня заставил

На мир иначе посмотреть.
Я будто бездну одолела,
И захотело умереть
Мое изнеженное тело…

После того как отлюблю,
Как отгорю звездою новой.
Я об одном теперь молю
Того, кто самым первым слово

Придумал, чтобы миру быть:
Пусть, вопреки Большим Законам,
Поможет связь установить
Между Землей и Соноконом –

Связь безграничного ума
С великой жертвенной душою.
Тогда и впрямь отпустит тьма,
И станет мир одной большою,

Бессмертье в жертву принеся,
Прекрасной любящей семьею.
Пока же, о любви прося,
Нельзя нам быть самим собою.




У нас кого-то осудить –
Великий грех неотмолимый.
Вот мне… нельзя тебя любить,
А я люблю, люблю, любимый!

И знаю: много разных бед
Я принесу себе и близким,
Но ведь другой судьбы-то нет,
Нет счастья полного без риска.

Пока моя любовь к тебе –
Как сверхзвезды на небе вспышка.
О нет, не стоит о себе
Распространяться нынче слишком…

Ой, что такое? Боль в груди…
В мозгу какое-то гуденье…
Слова: «Немедленно иди
К царице… просьба… повеленье…»

Зовет как будто бы сестра,
Но эти боли… Что такое?
Договорились мы вчера
Весь этот день не беспокоить

Друг друга. Надо поспешить
К царице мне, нельзя иначе.
Придется срочно нам решить
О роли в жизни высших Качеств.

Боюсь, что кто-то из остей,
Возможно, что совсем случайно,
Ища горячих новостей,
Открыл общений наших тайну.




Я ухожу. Ты жди меня.
Узнать мне надо, что случилось…
И Милорома среди дня
Исчезла, словно испарилась.

 Меня похищает космическая ведьма Корума.

Уже привык я к чудесам,
Хоть мало жил на той планете,
Но чтобы девица-краса
При всем дневном-то белом свете,

Шепча мудреные слова,
Вдруг на глазах твоих исчезла…
Наверно, все-таки права
Природа: каждому полезно

Себя однажды убедить,
Что невозможное – возможно,
Что будущее опередить
Бывает нам не так уж сложно.

Я даже крикнуть не успел,
Произнести хотя бы слово…
 - Со мной ты быть не захотел…
Неотразима и сурова,

Я от тебя не откажусь,
Я не могу себе позволить,
Чтоб даже маленькая грусть
В меня вселилась против воли

Моей. Ты так хорош на вид,
Ты словно ласкою пропитан! –
Гляжу – Корума уж стоит
Со мною рядом, чуть прикрыта


Какой-то алой кисеей,
Под нею трепетное тело,
Что изгибалося змеей,
Живое, страстное, алело,

Как будто непомерный жар
Наружу рвался из-под кожи.
 - Любовница и сторожа
Твои ушли. Никто не может

Коруме нынче помешать
Быть просто женщиной, собою,
Как все живущее, дышать,
Не возноситься над судьбою.

Хотя едва ли я смогу
Унять огонь, во мне кипящий.
Мужчины от меня бегут,
Как будто тлен горенья слаще.

Меня не бойся, человек.
Мне стало просто интересно,
Как на Земле, за веком век,
Где и мечте, и мысли тесно,

Живете, смертные, плодясь,
Любя, страдая, ненавидя?
Какая существует связь
Меж нами? Ведь в каком-то виде

Должны мы чувствовать родство
Между собой. Какая сила
Через какой громоотвод
Два полюса соединила?




Вот ты-то мне и докажи,
Что нас, бессмертных, ты не хуже,
Что ваша та земная жизнь
В любой инопланетной луже

Найдет для тела матерьял,
Звезда любая – солнце станет,
Что ты не сник здесь, не увял
И можешь свой исполнить танец.

 - Я гость, Корума, человек,
А не какая-то игрушка.
 - Ты – как росинка на траве,
А я – вселенская ловушка.

Ловушка, да. Своим нутром
Необходимость изменений
Я ощущаю, чтоб потом
Без всяких высших повелений

Создать условий череду,
Где невозможное возможно.
Я в мире делаю беду,
Забыв про лад и осторожность.

Есть общий Бог, есть Сатана,
А я – космическая Ведьма.
Такая сила мне дана,
Что захотела умереть бы,

Да не смогу: я всем мирам
Во всех бесчисленных Вселенных
Нужна: вселенская игра
Сил временных и сил нетленных




Не состоится без меня.
Я – воплощенье зла без тлена.
Я вызываю ночь средь дня,
Чтобы поставить на колена

Святых и прочих мудрецов:
Как зла, они боятся чуда.
Я для апостолов-отцов –
Природы-матери причуда.

Не знаю я сама порой,
Что натворю, в какие вихри
Втяну горячий звездный рой,
Чтоб голоса их вдруг утихли,

И все, все сущее в миру
В какой-то миг враз ощутило,
Что я, вступившая в игру,
Бразды правленья захватила.

Когда же Бог и Сатана
Увидят, что в миру творится,
Уж предпосылка создана
И перемена совершится.

А чтоб разумный был итог,
Им проявлять о том заботу.
Я ж, как беспроигрышный игрок,
Годна на грубую работу.

Но иногда я становлюсь
Во всем чувствительной не в меру
И в бесконечности мечусь,
Сменив приемы и манеры,




С одним желаньем: заглянуть
В неопороченную душу,
Чтобы божественную суть
Своим безумьем слушать, слушать…

Ты показался мне таким,
И потому хочу проверить,
Одним огнем ли мы горим
И можно ль нас обоих мерить

Одною меркой. Или ты
Природой вылеплен из теста
Совсем другого, и мосты
Нам строить поздно и не место?

 - Да что со мною? Я ослеп?!
Я ничего вокруг не вижу.
 - Мы в пси-пространстве. Это – склеп
Для самодуров и для выжиг.

Но для великих – даже здесь! –
Кто над своей судьбою властен,
Кто не впускает в душу лесть,
Есть уголок добра и счастья.

 - Но пси-пространство…
 - Да, оно
И в нас, и вне нас существует,
О нем немногим знать дано,
Хоть всех оно интересует.

Отсюда  мне и Сатане –
Двоим! – известен путь обратный.
 - И я, с другими наравне…
 - Тебя не ждет здесь неприятность.



Я пси-пространство избрала,
Чтоб не нашла нас Милорома
И помешать нам не смогла.
Сейчас она лютует дома.

А здесь не ад. Здесь нет тех мук,
Какими грешников пытают.
Здесь плохо злобному уму,
Что снисхождения не знает.

Ведь наши мысли не живут
В мозгу. Не мысли сохраняет
При жизни память: в тот закут
Она их тени направляет.

А сами мысли… Я б могла
Их показать. Они повсюду.
Они порой темны, как мгла…
Они в петлю свели Иуду.

 - Так что же: мысли, как и мы,
Имеют свой и вес, и место,
Судьбу свободных горемык,
Раз даже в космосе им тесно?

 - Хоть наша мысль – не существо,
Не плоть от плоти порожденье,
Но в ней такое ж естество
И высший уровень движенья.

Землянин ты, а всех землян
Как поместили в инкубатор
/На это есть особый план –
У высших сил – под кодом «Фактор»/,




Так и содержат до сих пор
С особой, надо думать, целью,
Хотя идет давно уж спор
И над другой совсем моделью.

Вал потрясений скорых ждет
Всю вашу тихую систему,
И должен знать земной народ
Про роковую перемену.

Придет космический циклон
Лет через пять, по вашим меркам,
И мимоходом может он
Кой-что в системе исковеркать.

Начало цикла и конец
Всегда проходят очень бурно,
А в связках двойственных колец
Событья движутся сумбурно.

Земля – пылинка в пустоте,
И все же в Солнечной системе
Она не капля в решете.
Ей точный срок отпущен теми,

Кто сотворил систему ту,
Свой высший замысел исполнив,
Раздвигая пустоту
И укротя энергий волны.

Я в тех районах не была.
Там Ведьмы-сестры правят балом,
И потому там больше зла:
Ведь им экспериментов мало.




 - Видать, космический ликбез
Я прохожу довольно строгий,
И все вы, жители небес,
Себя ведете, словно боги.

 - Учить? Зачем? Сама учусь
Я постигать большие тайны,
Хоть к иерархам отношусь,
К элите высшей не случайно.

Учеба и эксперимент
Любому умнику не лишни.
Чтоб выбрать правильный момент,
Учиться должен сам Всевышний.

Ты видел, сколько их сошлось
Мудрейших – разных сфер – посланцев?
В них мысль засела, словно гвоздь,
Родив страстей протуберанцы.

И вся причина только в том,
Что человек земной – особый,
В нем все расчеты на потом,
И те расчеты – высшей пробы.

Мы, полубоги, не могли
Предположить, что есть на свете
Простые жители Земли,
Незащищенные, как дети.

У вас как будто дремлет ум.
Порой лишь только подсознанье,
Как сквозь космическую тьму,
Начнет высвечивать те грани,




Что по законам всем должны
Гореть-светиться постоянно.
Вы, как часы, заведены
На поздний срок. Пока вам рано,

Опасно рваться в небеса:
Хрупка телесная основа.
Сам Бог вам, может, прописал
Когда-то стать другою, новой,

Живою сущностью в мирах,
К себе в возможностях приблизив…
В меня уже закрался страх,
Мой непокорный дух унизив.

Я от тебя не утаю,
Что я  впервые, да, впервые
Вдруг захотела плоть свою
Лишить бессмертия. Какие

Такие силы бытия,
Зачем во мне заговорили?
Я знала: я – лишь для меня,
А счастья суть – в могучей силе.

Видать, Природа и в меня
Когда-то семена вложила,
Чтоб, все прошедшее храня,
В крови холодной старожила

Однажды к жизни возвращать,
Что в данный миг необходимо,
И плоть свою не укрощать,
Чтобы не быть непобедимой.




Я на тебя опять гляжу.
И что ж? Мужчина как мужчина –
Не зверь, не птица и не жук, -
Но есть какая-то причина

В твоей обыкновенности живой,
Что тянет, тянет, словно в омут,
Вдруг погрузиться с головой
В мир чувств и страсти. Не к другому,

 К тебе прижаться и молчать,
И ждать с тревогой и волненьем
Особых слов, и ощущать
В душе и в сердце упоенье.

Так что же это? Или ты,
Землянин, сам того не знаешь?
Нельзя тут властью красоты
Все объяснить. В мечтах витаешь

И ждешь чего-то, ждешь и ждешь:
Вот-вот великое свершится!
А в теле – чувственная дрожь,
А в сердце – что-то шевелится.

Весь мир уж кажется иным,
То расходясь, то превращаясь в точку.
И даже старым и седым
Уж не живется в одиночку.

Ты каждой клеткой и ядром
Воспроизводишь постоянно
Живую молнию и гром
В себе самом. И как-то странно




С тобой быть рядом и не знать,
Какая вдруг возникнет сила
В твоей крови, как воспринять
Ее? Любимой быть, быть милой –

Что это значит? Я хочу
Хотя б на краткое мгновенье –
Я чем угодно заплачу –
Хоть раз заплакать от волненья.

Ведь я, властительница трасс
Между бессчетными мирами,
Не знаю, что такое «транс»
И «стресс». Во мне как будто замер

Мир ощущений болевых,
Тот мир желанного движенья,
Что отличает всех живых
От неживых со дня творенья…

 - Прости, Корума, я бы рад
Ответить на твои вопросы,
Н не могу. Я – твой собрат.
Живые, все в себе мы носим

Ту неразгаданную суть,
Над чем наш ум напрасно бьется.
Мне в глубину не заглянуть,
Что бытием у нас зовется.

Ведь я и думать-то не мог,
Что я какой-то там особый.
А жизнь – игра, и я – игрок,
Что не удачливей амебы.




Не мне разматывать клубок
Из чувств, страстей и трезвых мыслей.
Порой я так же одинок,
Как и звезда в небесной выси.

 - Не зря тебя же нарекли
На Соноконе Сердоликим.
Ты, белокожий сын Земли,
Нас поразил не светлым ликом,

Не красотой и добротой –
Таких везде своих хватает, -
А обреченной чистотой,
Когда одна душа лишь знает,

Что надо трезвому уму.
А те магические токи,
Что раздвигают разом тьму
Сердец упрямых и жестоких?

Ты – электрический комок,
Живой разумный генератор,
Машина времени, что в срок
Природа, лучший оператор,

На обновленье обрекла
И этим вечность заменила
И Человеком нарекла –
Загадку миру подарила.

Не знаю, есть ли где еще
Во всей пустыне Мирозданья
Подобье вам, на чей бы счет
Я, безо всякого старанья




То ль восхвалить, то ль очернить,
Могла придумать вот такое.
Я не смогу теперь уж жить
И в относительном покое.

Во мне проснулись времена
Былых эпох, и в каждой жилке –
Не кровь течет, а жар вина
Бушует, пробуждая пылкость.

Ты – электрический заряд,
Что пробивает нашу кожу,
А твой такой глубокий взгляд
Зовет к супружескому ложу.

Что делать мне? Я не могу
Ни от соблазна отказаться,
Ни быть твоей. В моем мозгу,
Хоть очень-очень и стараться,

Любви извилин не найти:
Природа не предусмотрела…
 - У нас с тобой свои пути.
Чтоб укротить позывы тела,

Меж нами должен кто-то встать,
Невозбудимый и инертный…
И тут я понял: надо звать
Мне Беледжина. Он, бессмертный,

Давным-давно лишен страстей,
И только он один способен
Сейчас помочь. Скорей, скорей!
Что зреет в Ведьминой утробе?




Но мысль моя, мой страстный зов
Пробьет ли стены пси-пространства?
«Будь, человек, всегда готов
Стать вечной Точкой Постоянства,

Способной сквозь любую даль
В такую ж Точку луче-мысли,
Минуя звездную спираль,
Слать, покоряя божьи выси».

Чей это голос? Или сам
Себе я отдал приказанье?
Творят и люди чудеса,
Когда их жизнь стоит на грани.

Я сосредоточился. Во мне
Как будто все слилось, спаялось.
Я яркой искрой стал во тьме,
А в этой искре – мысли ярость.

 - О, Беледжин, мой Беледжин!
Зову тебя, зову как друга.
Корума, как волшебный джин,
Меня похитила и в угол

Прикосновенья трех пространств
От мира спрятала и хочет
Ввести в соблазна вечный транс,
И век мой будет укорочен…
 
 Рассказ Беледжина, который
  услышал мой призыв о помощи.

Я, может, тысячу веков
Стоял почти что недвижимо
И был еще стоять готов
Века, терпеньем одержимый.

Мой ум, конечно, не дремал,
Но был он в прочной оболочке,
И я со скорбью понимал:
Бессильны в мире одиночки.

Да и бороться -  с кем и как?
Меня невидимые цепи
Давным-давно сковали так,
Что я не мог земные крепи

Своею силой оборвать:
Земля держала и питала
Меня, как может только мать.
Но вот зачем она держала?

С какою целью? Для чего?
Со мной не раз уже бывало:
В какой-то день, в какой-то год
Меня как будто покрывалом

Всесущий кто-то накрывал,
И странным было покрывало:
Под ним я словно замирал,
А в теле – липкая усталость.

Бессилье пробуждало лень,
И кровь текла холодным клеем.
Мозг замирал. Не час, не день –
Года болел я, не болея.

В такое время я не знал,
Не ощущал ни дня, ни ночи,
Как истукан, в степи стоял,
Бессилен, но без червоточин.




Но приходил какой-то час –
Я становился снова прежним,
И снова теплилась свеча
В моей душе, свеча надежды.

Я видел с новой остротой,
Что в этой жизни изменилось,
Что перешло из старой, той,
Где то иль это зародилось.

Я знал на много лет вперед,
Какие главные событья
Ждут Сонокон, но вот народ,
По воле злой иль по наитью,

Со мной совета не держал.
Я, словно памятник бездушный,
Стоял себе и молча ждал
Других времен, судьбе послушный.

И как же был я удивлен,
Когда ко мне царица Крома
Пришла! Смешались явь и сон.
«Какой заботою ведома,

Какая одолела блажь, -
Подумал я, - тебя, царица?
Ну что же, спрашивай, уважь.
Совет мой может пригодиться».

 - Ты столько лет молчал, мудрец!
Но срок и твой пришел, похоже.
Ты мысли в память, как в ларец,
Все отправлял, века итожа.




Ты видеть можешь сквозь века
И бесконечность расстоянья.
Скажи: опасность велика
Иль нет ее, коль два сознанья

По виду родственных существ
Начнут без всякой подготовки
Общаться вдруг? Или ущерб,
При минимальной подстраховке,

Не должен всех нас волновать?
 - Какой ущерб? Что за общенье?
Чтобы ответить, должен знать
Я слов конкретное значенье.

 - Наш друг, умнейший Верномал,
Случайно или не случайно,
В Квадрат Возможностей попал
И мир открыл необычайный.

Пока сказать я не могу,
Кто ту планетную систему
Создал и для чего. В мозгу
Моем сейчас на эту тему

Идет работа. Парадокс
Весь в том, что жители планеты
Земля, по нашему Радо,
Звездою желтою согреты,

От нас отличны не умом,
Хоть есть в нем некие отличья,
А тем, что, в самобытном, в нем
Не для обманного приличья,




По странной прихоти богов,
А с целью, вовсе непонятной,
Заложен код, и он готов –
Ему от этого приятно –

Своей душе – да, да, душе! –
В любое время подчиниться.
 - Да ты же думала уже:
«Вот с кем не худо б породниться!»

Ах Крома! Крома! Есть мудрец
Всего один на белом свете:
Природа, Бог наш и Творец.
А мы лишь дети, только дети.

Сама мудра ты и умна
И не нуждаешься в советах,
А вот пришла… Ну что ж, ясна
Твоя задумка. Ждешь ответа?

Он есть, конечно, у меня,
Но ты ж сама себе сказала:
Чтоб оценить все и понять,
Увидеть надо то сначала,

О чем в дальнейшем речь пойдет.
Далек ли мир земной? – По меркам
По нашим: мысль туда дойдет
Минут за пять всего, примерно.

У нас, конечно, нет проблем
В любую точку Мирозданья
Найти кратчайший путь. Совсем
Я не о том. Мое вниманье




Сейчас другое привлекло:
По убежденью Вернимала,
Уже давно там правит зло.
Там мира нет. Земля уж знала

Семь величайших катастроф,
Что вызывала злая воля.
Жизнь погибала. Хоть не нов
Для нас исход такой, о роли

Земного разума узнать
Хочу – в тех катастрофах страшных.
Ужели может он молчать,
Живя уж пройденным, вчерашним?

Не может властвовать душа
Над трезвым разумом. Ужели
Дух Созиданья не мешал
Твориться злу? Куда нацелен

Так затянувшийся процесс
Развиться разума земного?
 - Душа чужая – темный лес,
В ней неразгаданного много.

И ты решила пригласить
На Сонокон землян? Ну что же,
Визит такой им, может быть,
Трезвей и тверже стать поможет.

 - Я приглашу лишь одного:
Нужна особая защита.
Ее готовит Ветрогон.
В визите том опасность скрыта




Для соноконцев и землян
В разнополярности ауры.
Мы создадим анти экран
Из разницы температуры.

 - Я попрошу лишь об одном
Тебя, прекрасная царица:
Коль Сонокон – наш общий дом,
В котором все, как говорится,

В какой-то степени равны
Перед лицом Большого Риска,
Позволь уж мне, прервавши сны,
Стать самым первым в ваших списках

Встреч с человеком. Чую я
Всем существом своим дремучим,
Что мы с ним сразу, как друзья,
Заговорим о самом лучшем,

Что между нами может быть.
Еще скажу: во мне впервые –
Уж не позывы ли судьбы? –
Возникли волны болевые.

Мне захотелось как-то вдруг
Хоть шаг, хоть маленький шажочек
Шагнуть, с судьбой вступить в игру,
И ум мой выиграть захочет.

  - Не станут мудрецы хитрить.
Пусть будет так. Ты гостя встретишь
Одним из первых, так и быть,
И успокоишь, и приветишь.




А то, что боль вдруг ожила
В тебе – не так уж это мало.
Сказать по правде, я ждала
Давно такого. Я искала

Такое средство, чтоб оно
Тебя однажды в жизнь вернуло.
Но мне такого не дано:
Сама себя я обманула.

 - Не надо, Крома, не казнись.
Когда-нибудь особый случай
Перевернуть поможет жизнь,
Чем основательней, тем лучше.

Не может быть, чтоб просто так
Я без цепей к земле прикован.
Пробьется свет сквозь даль и мрак!
Я буду, буду счастлив снова!

 - Я очень рада, Беледжин,
Что дух в тебе бойцовский ожил.
Всю силу разума вложи,
Чтоб стать активней и моложе.

 - Тут не о молодости речь.
Всем существом воспрявшим чую:
Сгорю однажды на костре,
Чужую боль своей врачуя.

Прошло не так уж много дней,
И я землянина увидел,
И с этих пор еще сильней
Свою судьбу возненавидел.




Во мне проснулся древний дар
С другими мысленно общаться.
Я ощутил: хоть я и стар,
Но не пора еще сдаваться.

Я должен, наконец, узнать,
За что же сила колдовская
Решила прочно приковать
Меня к земле родной? Какая

Была у этой силы цель?
Ведь я, природный соноконец,
Уже, в единственном лице,
Все так же предан был короне.

И верю, верю до сих пор
В непогрешимости царицы!
Ведь ей великий Святогор
Сам завещал быть нашей жрицей.

Он дал ей то, чего в нас нет:
Сквозь времена и сквозь пространства
На безопаснейшем челне,
Где парус – мыслей постоянство,

В такие дали проникать,
О чем нам даже и не снится.
Но почему ж  - спрошу опять –
Мой странный плен так долго длится?

Я видел множество людей
Других миров, иных вселенных,
И каждый раз все тяжелей
Мне становилась ноша плена.




Я – пленник собственной земли.
О, как жестоко и нелепо!
Я, великан, слабее тли,
Живой, с прошедшей жизни, слепок.

Всего лишь несколько минут
Со мной беседовал землянин,
И вдруг в груди моей, вот тут,
Где сердце бьется, словно в ране,

Возник из острых болей ком.
Слабее всех и беззащитней,
Наверно, тот бывает, в ком
Душа и разум монолитней.

Вот я и понял в этот миг,
Что мы родня с ним в этой части,
Что тип таких людей возник
Для кратковременного счастья.

Я сразу будто протрезвел,
А мозг мой словно бы встряхнули.
Мой череп сразу загудел
От мыслей, как пчелиный улей.

И все, что я в себе носил,
Чем жил, свободный, я когда-то,
С приливом новых светлых сил
Вдруг вспомнил, вспомнил! И понятно

Мне стало многое в судьбе,
В моей судьбе, жестокой, странной:
Ведь я живу лишь сам в себе
По воле силы окаянной.




Стекало время, как вода,
В ту бесконечности бездонность,
Где исчезает навсегда
И нелюбовь, и благосклонность

И темной силы, и Богов.
Я тот единственный свидетель
Возникновения миров,
Расцвета их и лихолетий,

Кто, как землянин, смертным был,
Кто планетарно только мыслил,
Кто, не имея прочных крыл,
В мечтах лазурных рвался в выси

И обречен за неприязнь
К вселенской Ведьме и блуднице
На историческую казнь,
Что бесконечно может длиться…

У этой Ведьмы имя есть,
Оно тяжелое, как жорнов…
Корума! Вспомнил!.. Нет, не месть
В душе моей. В ней зреют зерна

Всепобеждающей любви,
Что темной силе не подвластна.
Любовь у тех живет в крови,
Чьи души светят ежечасно

Небесным светом. Я знавал
Любовь такую, но Корума,
Считая, что она права
Во всем, о чем способна думать,




Околдовать меня смогла.
Ее природная порочность –
Как разогретая смола.
И я, как птенчик худосочный,

В ее расставленных силках
Весь с потрохами оказался.
Она в меня вселила страх:
Я к ней тянулся и боялся

Ее сжигавших душу глаз
И ласк, безумных, неуемных,
Что истязать могли подчас
Меня часами в спальне темной.

Мой род хирел и исчезал
От войн, болезней, голодовок,
Лишь я житейских бед не знал,
Хоть не хитер был и не ловок.

Не помню, сколько лет прошло
В том заколдованном тумане,
Я будто бы ослеп, оглох,
Любовью дикой одурманен.

Но у всего есть свой конец.
Любовь Коруме надоела.
 - Ну, Беледжин, тебе конец,
Хоть не лишу тебя я тела.

Хочу еще раз осмотреть
Созвездий дальние границы,
А ты не сможешь умереть:
Жизнь бесконечно будет длиться.




Хоть и прикован будешь ты
К земле невидимою цепью,
И в состоянье дремоты
Ты будешь все ж великолепен.

Ты – как наглядный экземпляр
Почти что вымершего рода,
Всегда не молод и не стар, -
Бессильна в этот раз природа, -

И как вещественный упрек
Тем, кем безумство управляет,
Над кем всегда довлеет рок,
Кто сам себе не доверяет.

Но ты забудешь обо всем,
Что было, что с тобою сталось.
В тебя не грянет даже гром,
Болезнь минует и усталость.

Ты будешь вечно в той поре,
Когда во всем хорош мужчина,
Как дуб бывает в сентябре
Красив и тих невозмутимо.

Твой ум, трезвея с каждым днем,
Постигнет многое о многом,
Но ты под солнцем и дождем
Хранить те тайны будешь строго.

Я допускаю: мудрецом
Ты будешь слыть средь соноконцев,
Забытой нации отцом,
Живущий пращур без питомцев.




Быть может, я когда-нибудь
Случайно вспомню о страдальце,
Хотя едва ли шевельнуть
Я захочу одним хоть пальцем,

Чтоб ты мужчиной снова стал,
Стал человеком вольным снова…
В то место, где тогда стоял,
Я до сих пор как бы впрессован.

Но чую, чую: торжество
Мое вот-вот уже настанет!
Как тень, исчезнет колдовство:
Поможет как-то мне землянин…

И вдруг услышал я призыв,
Но только слышали не уши:
Был некий внутренний позыв –
Так начинают слышать души.

А вот и первые слова
В моем сознанье полыхнули,
Потяжелела голова,
Как будто вены в ней надули.

 - О Беледжин, мой Беледжин! –
Неслось ко мне, как из берлоги. –
Корума, как волшебный джин,
Меня похитила… О, боги!

Да это ж он, землянин, гость!
Опять Корума появилась?
Откуда? Как? И ярость, злость
Мне рвали нервы. Сердце билось,




Как сетью спутанный орел.
Вот-вот на  мышцах лопнет кожа.
Я вдруг пошел! Я сам пошел!
Я сотрясался весь от дрожи.

Пошел вперед на страстный зов.
Я не боюсь тебя, Корума!
Твой разум к встрече не готов,
Ты не успеешь и подумать,

Как я, вчера покорный раб,
Приду потребовать расплаты.
И хоть изысканно хитра,
По-сатанинскому умна ты –

Самоотверженность души
И страсть бойца непобедимы.
Остановись и не греши!
Не тронь землянина! Ранимы

Тела и души всех землян.
Иль не страшны тебе проклятья
За преднамеренный обман?
Мы с ним не кровные, но братья!

Порыв мой, видно, был такой,
Такая сила жгучей страсти, -
За пси-волновою стеной,
Где царство сатанинской власти,

Перевернулось все вверх дном:
Как будто, лопнув, параллели
Пересеклись. И грянул гром!
И птицы, как в раю, запели.




И я увидел: вот она,
Кого любил и кем был предан!
Меж нами рухнула стена,
И уж видна моя победа.

Пусть это видит целый мир!
И пусть узнает Милорома,
Что и ее души кумир
Чуть-чуть не стал подобьем гнома.

Забыв про силу и про власть,
Меня увидев, Беледжина,
Корума краской занялась,
Растеряна и недвижима.

Я сам не знал, как поступить,
Что сделать с Ведьмой бессердечной,
Но и нельзя с ней рядом быть,
Чтоб вновь не стать мне жертвой вечной.

Да и Корума, оценив
Все происшедшее, как чудо,
Своей привычке изменив, -
Верней и проще то, что худо, -

Смотрела странно на меня
И вдруг безумно закричала:
 - Огня мне! Дайте мне огня!
Огонь, огонь всему начало!

Зачем ей нужен был огонь?
Чтоб учинить свою расправу?
 - Не тронь землянина, не тронь!
Он прибыл к нам не для забавы.




И тут Корума, дико взвыв,
Глазами огненно сверкая,
С своей сорвала головы,
То ль возмущаясь, то ли каясь,

Из звезд таинственный венок.
И звезды эти, разгораясь,
Вдруг устремились на восток,
Все больше скорость набирая.

Корума прямо на глазах
Увяла как-то, посерела,
Но, поборовши сильный страх,
Она смириться не хотела.

Я онемел на краткий миг,
Я был как бы парализован.
Во рту мой высохший язык
Не мог уж выдавить и слова.

И тут над самой головой
Корумы, замершей в порыве,
Вихрь закружился огневой
Из золотых, казалось, гривен.

Вихрь превратился в жаркий смерч.
О, как могуч порыв природы!
Бессмертна в мире только смерть,
Под власть ее он Богом отдан.

Как в раскаленную трубу,
Коруму разом засосало,
Лишив возможности Судьбу
В Конце отыскивать Начало.




При ясном солнышке, без туч,
По поднебесью гром катался.
Из синевы холодный луч
Нащупать смерча столб пытался.

И вот они на миг сошлись.
Смерч разом будто бы растаял,
А в настороженную высь
Рванулась искр зеленых стая.

Как будто б вовсе Сонокон
Корумы-ведьмы и не знала,
А жизнь моя была лишь сон,
И начинать мне все сначала.

И есть уж цель. Я должен жить,
Чтоб снова, поздно или рано,
На Соноконе возродить
Былое племя великанов…

 Мои размышления после исчезновения Корумы.

Сначала я не мог понять,
Что это с нами происходит?
Чего еще от ведьмы ждать,
Хотя она не та уж вроде.

Но Беледжин… О, Беледжин!
Как смог он рядом оказаться?
Он в гневе был неудержим
И, словно бомба, мог взорваться.

Я телом чувствовал: сейчас,
Коль не изменится чего-то,
Тьма навсегда укроет нас,
Втянув во времени болото.


Успел подумать: «В мире страсть
Не всем и не всегда во благо.
Страшна ее бывает власть,
А власть – чреда сплошная тягот».

Но все как будто обошлось,
И в мире нет уже Корумы,
И я теперь, небесный гость,
Могу опять о счастье думать.

О счастье том своем, земном,
Где все понятней и наглядней,
Где ждет меня отцовский дом,
И нет его тепла отрадней.

Здесь – Милорома. Здесь – любовь,
Какой еще не знал я в жизни,
И все ж твержу я вновь и вновь,
Что есть еще любовь к Отчизне,

Любовь к земле, где ты зачат,
Где первый раз ты свет увидел,
Где даже камни не молчат,
Коль ты хоть муху вдруг обидел

За просто так, совсем зазря,
Где каждый раз готов молиться,
Когда вечерняя заря
Над горизонтом разгорится.

О, где ты, милая Земля,
Родной галактики песчинка?
Я, любопытство утоля,
Уж чую: зреет в сердце льдинка.




Пройдет еще немного дней,
И счастье станет горькой мукой,
Что с каждым часом все сильней
Пытает нас перед разлукой.

Не верьте тем, кто говорит,
Что дом твой там, где жизнь красива,
Где ты обут, одет и сыт,
И где не властвует спесивость,

Где вечный мир и сладкий лад,
Где все свободны с дня рожденья,
Где каждый – названный твой брат,
Где ценят ум и убежденья.

Прекрасно это. Только есть
В несовершенном человеке
Понятье: совесть, стыд и честь,
Где есть свои святые Мекки.

В твоем дому особый дух,
Уютность стен и все особо.
Коль слеп – на ощупь и на слух
Узнать родное ты способен.

И сколько б верст и сколько б лет
От дома нас ни отделяло,
Нам светит окон милых свет,
Родимый свет – всему начало.

И эту память не убить,
Не затуманить разным зельем
И волю русских не сломить:
Они на райское безделье




И на Эдемовы сады
Полей родных не променяют.
Им слаще меда вкус воды
Своих озер и рек бывает.

Но я еще не знал в тот день,
Что испытать еще придется,
Что даже здесь навета тень
Моей невинности коснется.

Я не затем привел рассказ,
Почти дословный, Беледжина,
Что он и жизнь, и честь мне спас,
Став на минуту добрым джином.

А Беледжин… О, как был рад
Тому он, что в тот день случилось!
Интуитивно, наугад,
Но как все кстати получилось!

Освободясь от колдовства,
Он снова миру бросил вызов:
Нет, плоть живого естества –
Не суть чьего-то там каприза.

Создатель все предусмотрел:
Добро и зло, безволье, волю.
В бессмертье душ и в хрупкость тел
Он часть себя вложить изволил.

И если твой не сломлен дух,
Будь ты изранен и повержен,
Перешагнешь через беду
И над врагами верх одержишь.




Ведь даже в сказках наших дней
И в мифах дней давно минувших
В борьбе отчаянных людей
С врагами побеждают души,

В которых страсть горит огнем,
Что с небесами тайной связан,
А мир твой – только окоем
Вселенной, коей ты обязан

И жизнью всей, и смертью всей,
И всей бесплотностью бессмертья,
И должен думать ты о ней,
Что бесконечна в круговерти.

И в мыслях этих ты найдешь
Ту точку малую опоры,
От коей в мир большой идешь,
Оставив тот Небесный Город,

Где все начала всех начал
И все последние причалы,
Где всех Единый нас встречал
И помогал опять отчалить…

Тогда, конечно, я не мог
Так размышлять о самом Высшем
Да и, к себе не слишком строг,
Казалось это просто лишним.

Меня заботило: а как
На это глянет Милорома?
Ведь это -  было, это – факт,
Да и вина моя весома.




И все ж я думал: раз любовь
У них иной окраски, ревность
Не так сильна. Ведь там любой
Мог изменить своей царевне.

И в этом не было беды,
И это не было трагично:
Они же вечно молоды,
Их жизнь – размеренно-статична.

Одно я только не учел:
В душе влюбленной Милоромы
Разжег я чувственный котел
Великой страсти и истомы.

Видать, Всевышний наделил
Во всех Вселенных все живое
Великой тайной тайных сил
Любви, не знающей покоя.

Сердца влюбленные везде,
Во все века во всех пространствах
Горят, подобные звезде,
Живым огнем без постоянства.

Чуму уж быть – не миновать,
Гласила мудрость нам издревле.
Придется ждать. Придется ждать.
Нечистый дух не спит, не дремлет.

Я с Милоромой встречи ждал,
Ждал неприятных объяснений
И, кажется, мудрее стал
От всевозможных рассуждений.




Мы ж оба знали: срок придет –
И наша вечная разлука
Нас друг от друга оторвет,
И поселится в сердце мука.

Зачем судьба меня свела
На Соноконе с Милоромой?
Меня ж Земля моя звала,
Я там был нужен, там я – дома.

Да, расстоянья для любви
И время не играют роли,
Но гнездышко для счастья вить –
Где и когда – не каждый волен.

И я уж разумом постиг,
Душа все это подтвердила,
Что человек, как Бог, велик,
В нем есть божественная сила,

Та, о которой сами мы
В обычной жизни и не знаем,
Лишь одолев бескрайность тьмы,
Ее в себе вдруг ощущаем.

Чего хочу, чего ищу
Я для себя на Соноконе?
Ведь мысль моя, как тонкий щуп,
В пространстве общей мысли тонет.

Едва ли даже я азы
Чужих премудростей усвою,
Хоть общий мы нашли язык,
А я старательность утрою.




Да и потом, уж на Земле,
Моим рассказам – кто поверит?
И буду я остаток лет
Хранить находки и потери

В своей душе, сигнала ждать:
Корабль возлюбленной причалит,
И я смогу ей рассказать
О безисходности печали.

               
  Разговор с Милоромой.

Я не решался много дней
Об этом говорить открыто:
Ведь это все в душе моей
Густой окалиной покрыто.
И все ж тяжелый разговор
Не перешел в разлад спесивцев.
И в том – особенность сестер,
Спасенье слабого счастливца.

Мы с Милоромою тогда
На островке уединились,
Чтоб чувствам, мыслям волю дать,
Быть благонравными не силясь.

Весь разговор пересказать
Я не смогу да и не нужно.
Ведь прежде, чем любимым стать,
Я не был спутником досужим.

Судьбе угодно было так:
В одно мгновенье сблизив души,
Когда и страсть, и чистота
Уже друг другу непослушны.



Мы, два счастливые слепца,
Одним живым огнем горели,
И наши жаркие сердца
Одну и ту же песню пели…

Я был любим и сам любил
Земную женщину простую,
Я страстным был и нежным был,
И знал ту заповедь святую,

Что смертным нам, земным, велит
Основы верности лелеять,
Каким сухим бы ни был быт,
В взаимных чувствах быть светлее.

А с Милоромой все не так.
Иль новый мир и новый климат
Да и девичья красота
Совсем нас сделали другими?

И все бы было хорошо,
Но этот страстный взгляд Корумы…
Со мной случился как бы шок,
И я не мог нормально думать.

Ее глаза в тот странный миг
Мне показались светлой бездной.
Я стал покорен вдруг, я сник:
Сопротивляться бесполезно…

 - Не надо, милый, повторять
В уме, чего уже случилось.
Коль в жизни есть нам что терять,
То в ней не все и плохо было.




Ты вновь оправдывать спешишь
Себя в еще не совершенном,
Но это только для души,
Самим собой и усыпленной.

В особых случаях могу
Я мысли считывать чужие,
Но не желаю и врагу
Иметь возможности такие. –

Сидел у самой у воды
Я, утомленный, с Милоромой.
Она, конечно, - дочь звезды,
А я лишь пахаря потомок.

Живая тишь на островок
Ложилась, словно по заказу.
Наверно, сам Илья Пророк
Был с Милоромой чем-то связан.

 - Молчи, мой милый, и гляди
в мои глаза, в их мир глубинный.
Нас ждет разлука впереди,
Виновных вроде б и невинных.

Тебя ни в чем я не виню,
Я не виню себя такую.
Хотела б я иметь родню
Инопланетную, земную.

Еще хочу я смертной стать,
Такой, как ты, как все земляне,
Чтобы, любя, страдая, знать:
Спеши, пока твой гром не грянет!




Спеши тепло души дарить,
Дари любви своей сиянье!
Ведь каждый миг твоей зари –
Тебе за щедрость воздаянье.

Да, смерть – конец, небытие,
Но если ты любил и любишь,
То даже личное, твое
Своею смертью не погубишь:

Дитя любви – бессмертья плод.
Вот в чем божественная сила!
Она друг к другу нас ведет,
Она пространства покорила.

И будут долго-долго нас
Тревожить сны, виденья, грезы,
И мы услышим Божий глас:
 - Вам дан судьбой один лишь козырь.

Один лишь козырь, но какой!
Вы за короткий срок познали
Накал страстей своих такой,
Что и людьми другими стали.

Теперь вы знаете: любовь –
Она в живом живет, всесуща,
Она всегда волнует кровь,
Велит вам думать о грядущем.

Она, она, одна она
Когда0то будет править миром,
А зло, как темная волна,
Уйдет в бескрайности эфира.




Разлука вечная – не мрак.
А свет, к себе сердца зовущий.
Ведь ваши чувства – это злак,
В себе добро и жизнь несущий.

Земная крепкая семья –
Вот бесконечности начало.
Я не провидица, но я,
Став ею, это бы сказала.

 - Я знал, что ты меня поймешь,
Но грусть моя не стала меньше.
 - Ты в муках мудрость обретешь,
Хоть нет мужчин мудрее женщин.

Судьба тебя с другой сведет.
О, эта женщина земная,
Любя, одна тебя поймет,
О нашей связи даже зная.

Я ж буду об одном жалеть:
По нашим писаным законам
Я не могу детей иметь:
Не нужен нам наследник трона.

А я хочу иметь дитя!
Твое дитя! Дитя… О, боже!
Мгновенья счастья улетят,
И их вернуть никто не сможет.

Зачем бессмертье нам, когда
Принадлежать себе не можем,
Обретши зрелость навсегда,
Не став ни старше, ни моложе?




Но ведь бессмертье – тоже смерть
В другой, особой ипостаси:
Живому – права не иметь
Бывать лишь гостем на Парнасе?

Хотя на этом островке
Мы оба вроде бы земляне,
В своем далеком далеке
По сути все островитяне.

Любя тебя, я пью и пью
И яд, и мед одновременно,
В душе я плачу и пою,
Пою, как ангел, вдохновенно.

А соноконцы лишены
Такой божественной юдоли,
Но в этом нету их вины:
Мы все свои играем роли.

Прости меня, мой милый друг, -
Не получилось разговора…
Просила я свою сестру,
Чтоб разрешила мне на город,

На твой, земной, взглянуть хоть раз:
Такая есть у нас возможность.
Сказала Крома: - Не сейчас.
Сейчас нельзя. Неосторожность

Нам может сильно навредить:
А вдруг ты общество людское
Захочешь сразу полюбить,
Забыв о нас и о покое?




Наш умный, честный Верномал
Летал не сливки пить к землянам:
Он очень многое узнал
О том, о чем самим им рано

Опасно даже знать. Для них
Важней всего материальность,
Все остальное – как в тени,
Фантазия и нереальность.

Прекрасен сверху мир земной.
Земля – особая планета.
Она и летом, и зимой
Теплом достаточно прогрета.

О, сколько же живых существ
На ней доныне проживает!
А планетарный спектр веществ
Воображенье поражает.

Но вы, земляне, до сих пор,
В своем неведенье глубоком,
Между собой ведете спор,
Не предоверившись пророкам, -

Есть Разум в Космосе иль нет?
Вас в неизвестную стихию
Других миров других планет
Влекут не вымыслы лихие,

А подсознанья тайный код,
Единый для всего живого.
Ведь Мирозданье – огород,
Где все старо и все же ново.




Ты первый убедиться смог,
Что Разум – есть всему основа,
Что Мирозданье – не пирог
Из неживого и живого.

Еще поведал Верномал,
Что на Земле, как и повсюду, -
Считал он – не пересчитал,
И я винить его не буду, -

Живые сущности живут,
Что не имеют форм и веса.
За это люди их зовут,
Кто дьяволом, кто бесом.

Они во всем разумней вас
По всем приметам, но бездушны.
Их не увидит зоркий глаз
И не услышат ваши уши.

Есть и другие существа,
Но те по разуму – дебилы,
Они опаснее для вас,
Хотя по сути не громилы.

И к вам из разных уголков,
На жизни свет, из Мирозданья
На душ отчаявшихся зов
Другие тянутся созданья.

Вот их бояться надо вам.
Они давно облюбовали
Планету вашу, как плацдарм
Для покоренья дальней дали,




Куда их изощренный ум
Себя еще внедрить не может.
У них, как говорится, бум,
Их нетерпенье прямо гложет

Скорей освоить на Земле
Отбор живых энергий тела,
И вас, как мушек на игле,
Для своего пристроить дела.

Нужна энергия души,
Людской души. Она, как факел,
И в галактической глуши
Прожжет туннель в кромешном мраке.

Мне стало боязно за вас.
Ведь вы во многом уникальны:
Для вас еще не пробил час
Свершенств зодиакальных.

Земля ведь, как и Сонокон,
Живая клетка организма,
В котором царствует закон
Автономизма.

Ту автономию нельзя
Ни ограничить, ни разрушить,
Иначе Землю просквозят
Ветра, огонь внутри потушат,

Вода исчезнет, жизнь умрет…
О чем вещаю? Боже, боже!
Зажми, зажми мне, милый, рот,
Раз он в тиши молчать не может!




Мне не хотелось говорить:
Ведь все понятно Милороме.
Да и молчанье может быть
Порой ораторства весомей.

Смотрел я молча в небеса,
Где только начал мрак сгущаться.
Закат безмолвно угасал,
Как бы боясь воды касаться.

Река как будто замерла:
Ни шопота, ни бормотанья.
А ведь вода текла, текла,
Как наши мысли, ожиданья,

Что, возникая в голове,
Питают чувственные реки.
И тот процесс из века в век
Идет в обычном человеке.

Мы переходим Рубикон
Хотя б один раз в этой жизни.
Мой Рубикон – на Сонокон
Явиться с думой об Отчизне.

И вот я здесь, лихой чудак,
А рядом женщина, такая,
Что позабыть ее никак
Я не смогу и умирая.

Мне стоит руку протянуть
К ее руке – и сердце жаром
Зальет, затопит сразу грудь,
Располыхается пожаром.




В глаза-озера загляну,
Со лба волос откину пряди
И, задыхаясь, утону
Опять в ее бездонном взгляде.

И вечность вновь сожмется в миг,
И станет миг длиною в вечность.
Легко ли людям быть людьми,
Когда забыто про беспечность?

Не мог, влюбленный, я понять,
Чем покорил сестру царицы,
Что от любви подобной ждать
И как с разлукою смириться?

Хотелось мне кричать, кричать,
На всю Вселенную глаголить
О том, что, чувства горяча,
Я сам себя лишаю воли.

А ночь, признания шепча,
Уж нас накрыла покрывалом,
Чтобы сердцам, что так стучат,
Теплей, уютней в мире стало.

Пусть где-то рушатся миры,
Пускай мертвит живое холод,
А здесь – любви большой дары,
И я живу, любим и молод.
         
           Чудо-Кристалл показывает город Богов.

Однажды друг мой Верномал,
Немного чем-то опечален,
Мне показал и рассказал
О необычнейшем кристалле.


Был странным маленький кристалл:
Лишь на него положишь руку –
Он моментально вырастал
И вширь, и ввысь. Вот это штука!

Все восемь гладких плоскостей
В экраны разом превращались,
А те – неведомых лучей
Глубинным светом освещались.

И то, о чем предположить
Мужчине, мне бывало страшно,
Могло на тех экранах жить
То в будущем, то во вчерашнем.

Выходит, мысли в тот кристалл
Живой реальностью входили?
Я, правда, спрашивать не стал,
Когда и как его гранили.

Я был настолько поражен
Тем, что увидел и услышал,
Что и доныне убежден:
Такое может лишь Всевышний.

Слова не могут передать
Того, что видел. Годы, годы!
Но я не стану умалять
И всех возможностей природы.

 - Средь галактических пустынь,
Что даже мыслью не облазишь,
Для мирозданческих святынь
Есть галактический оазис.




По тем пустыням миражи
Иных миров порой блуждают,
Как будто в них в расцвете жизнь
И там скитальцев поджидают.

Мираж – что сон, но только сны
Покинуть тел живых не могут,
Хоть крылья вроде им даны
И говорят они о многом.

Считали мы: все уголки
И все изгибы Мирозданья
Уж знаем: наши «ходоки»
Их удостоили вниманья.

И вдруг магический кристалл
Нам доказал, что мы наивны:
Он нам однажды показал
Необычайный город дивный.

В себе кристалл наш содержал
Всех наших новых знаний коды
И он же нас предупреждал
О зачинаниях Природы:

Где и когда, в каких краях
Возникнет жизнь, сгорит светило,
Где силы тайные скроят
Чего и не было, и было.

И знали мы, что люди есть
В одной из небольших галактик,
Но не могли тогда учесть
Всего, что надо при контакте,





При встрече с вами соблюдать
И равновесья не нарушить
Природных сил. Хочу сказать:
Нас удивили ваши души.

Да, удивили. И, поверь,
Они немного нас пугали,
И только здесь уже, теперь
Мы очень многое узнали.

Ты нам такое преподнес,
Что даже Крому озадачил.
Умом до нас ты не дорос,
А вот душа… Совсем иначе

Смотреть нам надо на себя,
Чтоб быть понятными землянам,
Чтоб, ненавидя и любя,
Не стать для вас особым кланом.

А мы, конечно же, должны
Когда-то с вами связь наладить
Как мироздания сыны –
Листы одной большой тетради…

Прости меня, я ж не о том
Рассказ веду, но не хотелось,
Не мог оставить на потом
Я то, что в голове созрело.

Тебя люблю я, потому
И показал кристалл заветный,
В котором свет, пройдя сквозь тьму,
Став панорамой многоцветной,



Любые дальние миры
Приблизит к нам для обозренья,
Покажет сжатие иль взрыв
Первоначального творенья.

Однажды как-то в час такой,
Когда мы, мир обозревая,
Над галактической рекой
Как бы летя, не уставая,

Вдруг увидали… О, тот миг!
Для нас он был не пораженьем,
А – утвержденьем, что постиг
Ты глубину преображенья,

Когда из развитых миров
Живых энергий космосгустки –
Закон движения суров, -
Соединяясь, как бы тускли,

Потом, три стадии пройдя,
Вдруг становились миражами.
В тех миражах – и шум дождя,
И молний всплески выражали

Всю напряженность бытия
Планет живущих и остывших.
И я, и все мои друзья,
Свое дыханье затаивши,

Боясь разрушить мир чудес,
Глядели, как в кромешном мраке
Вдруг возникали степь и лес,
Где краски зорь нежней, чем маки,




Спокойных речек тихий бег,
Озер глубоководных чащи,
Вершины гор, где лед и снег,
Над нами – облако-барашек.

А вот и синий океан,
В нем острова – кусочки сыра.
Но все – лишь видимость, обман,
Соединенья из эфира.

И вдруг… Всегда бывает вдруг,
Чего никак не ожидаешь,
Что – не деянья умных рук,
О чем не ведаешь, не знаешь.

Так вот, какая-то волна
Густого белого тумана
Живой мираж, виденья сна
Смела в единый миг с экрана.

А из тумана, что редел
И улетучивался, таял,
Пройдя сквозь некий беспредел,
Эфирных тел рванулась стая.

Назвать их призраками? Нет.
Хотя на призраки похожи.
Как будто самый белый свет,
Какой во сне лишь видеть можем,

Чудесной силой наделен,
Вдруг превращался в серьги-кольца,
И раздавался тихий звон
Небесных чудо-колокольцев.




Эфирной сути глубина,
Однообразна и безлика,
Казалось, стала им тесна
Для воплощенности великой.

Пойми попробуй, что к чему,
Какой все это служит цели?
А мы уж снова видим тьму
В том занебесном беспределе.

Нас, как и вас, пугает тьма
И чувство страха нам известно,
Хоть можем вспышками ума
Мы освещать, что бестелесно.

Но этот случай… В этот раз
Задачу задала Природа:
Что значит жизнь для всех для нас?
В чем выражается свобода,

Свобода резких перемен
В соединенье сочетаний?
Соединенье – это ж плен,
Конец всех поисков, метаний.

Воображения Кристалл
Всегда во всем от нас зависел,
А тут показывать нам стал
Плоды, быть может, высшей Мысли.

Сейчас я это докажу
И покажу тебе такое,
Где я не смог найти межу:
В чем суть – живое, неживое?




Мы знаем: есть у всех душа,
Но никогда еще не знали,
Что души умерших спешат
Умчаться в запределья дали.

Душа –часть тела, эгрегор,
Она же и Творца частица
И вечно в самый узкий створ
Двух невозможностей стремится

Живой возможностью войти,
Чтоб совершилось в мире чудо,
И две судьбы и два пути
Явились в мир из ниоткуда.

Ну что ж, смотри, запоминай,
Сам для себя реши, что это:
Для душ безгрешных светлый рай?
Богов неведомых планета?

Усильем воли Верномал
С экрана стер изображенье,
И тот как будто запылал,
Светясь, огнем преображенья.

И вот уж вроде бы и нет
Ни нас самих, ни Сонокона,
Ни жарких звезд, ни их планет,
А есть лишь огненная крона.

Она из вязкой темноты
Сама собою появилась
И до плывучей красноты
В горниле странном распалялась.




Меня уже сковала жуть.
Я думал: «Что же там творится?
Огонь в огне – лишь этот путь
Преобразиться, воплотиться?

Там свет и тьма сейчас – одно
Нерасторжимое явленье.
А где же верх? А где же дно?
Там нет и признаков смиренья».

Конечно, я другого ждал.
Я не хотел столпотворенья:
В душе у нас всегда нужда,
Потребность умиротворенья.

И, видно, мысль мою кристалл
Воспринял, как приказ-желанье,
Чуть-чуть остыв, вдруг заиграл
И залучился каждой гранью.

Казалось, жар, что в нем кипел,
По нерушимой чьей-то воле
Стать чистым светом захотел
Для мира, где нет зла и боли.

Война невидимых частиц,
Эфирных тел крутая схватка
В слепом пространстве без границ,
Где Сатане и то не сладко,

Пошла на убыль. Свето-тьма
Нашла такое состоянье,
Когда одна она, сама
Процесс рожденья-умиранья




Вольна во благо превратить,
В модель божественной печали,
Когда способна Смерть любить,
А жизнь – во всем всегда вначале.

Добавить надо, что и сам
Я стал другим, необъяснимым,
Как будто эти чудеса
Во мне произошли, и с ними

Моя душа и дух живой
На время суть переменили,
И я в том мире – нужный, свой,
Кружусь-верчусь в одной кадрили.

А на экране возникал
Эфирный остров, чудный остров,
Как будто бы один кристалл
Рос на глазах без граней острых.

Вокруг него – чудесный свет,
Приятно-мягкий, золотистый,
Такой, что в нем любой предмет
Любой окраски станет чистым,

Как божий крест, что сотворен
Руками ангелов невинных,
И я был снова поражен
Великой магией глубинной.

А на экране чудеса,
Как видно, только начинались.
Их невозможно описать,
Их совершившихся в кристалле,




А будто вправду, наяву,
Я вижу, лишь глаза закрою,
И связей всех не оборву
Я с Соноконом. Не героем

Хочу я чувствовать себя,
Я в Мирозданье – сопричастный.
Душой все сущее любя,
Я ощущаю в сердце счастье.

Да и нельзя мне быть иным:
Ведь я особой мечен меткой.
Что было в прошлом – словно сны.
Былое помню каждой клеткой.

Но там-то был я не земным
И видел все не поземному.
Я по законам жил иным,
Любя богиню-Милорому.

И все мечты мои о той
Прекрасной женщине-богине.
Я не хочу судьбы иной!
Любовь такая не остынет…

Прости, читатель, что опять
Рассказ свой длинный прерываю.
Ах, горько-сладко вспоминать
О счастье прошлом! Я витаю,

Бывает, в грезах по ночам.
В Страну Озер и Чистых Речек
Не раз корабль эфирный мчал
Меня к любви своей на встречу.




Я становился молодым,
И кровь во мне тогда играла.
Ах, счастье, счастье, ты – как дым!
Начать бы жизнь свою сначала…

Начать сначала? Но зачем?
Своими я глазами видел:
Бессмертье дал Творец не всем,
Не смертных, нас, он не обидел,

А, может быть, наоборот.
Смерть тела – это избавленье
От зол и бед, круговорот,
Виток для нового рожденья?

Ведь умирает только плоть,
А Дух живого – он нетленен,
Он той нетленной жизни плот,
В которой места нет для лени.

Он есть основа из основ
Развитья разума земного
И всех невидимых миров,
Первопричина Первослова.

Имею право утверждать,
Что это так, а не иначе.
Откуда мне такое знать?
Я для того рассказ и начал,

Чтоб убедить людей, землян:
Мы все от матери единой,
И всем нам шанс единый дан
Своей судьбы быть господином.




Другое дело, если мы
Пренебрегаем этим шансом.
Тогда и лучшие умы
Поют совсем не те романсы.

И я не знал про этот шанс,
Не знал, доверчивый, наивный,
И потому моя душа
В тоске бывала неизбывной.

Мне все казалось: жизни век –
Один полет бескрылой птицы,
И умирает человек,
Чтоб никогда не возродиться.

И было жаль себя, так жаль,
Что даже солнце в небе меркло,
Ия, любя свою печаль,
Свою судьбину исковеркал.

И вот кристалл… Он сотворил
В себе самом такое чудо,
Что, грешник, я заговорил
О том, что было бы не худо

Очистить душу, сердце, плоть
Своим раскаяньем-молитвой,
Чтобы себя перебороть
Пред самой главной в жизни битвой –

Самим собой остаться в час,
Когда душа покинет тело:
Ведь уготована для нас
Иная жизнь в иных пределах.




Один предел мне показал, -
Верней, открыл случайно двери, -
Воображения кристалл,
И я с тех пор в бессмертье верю.

Да, да, в бессмертье наших душ,
В их исключительную тягу
Быть с Духом Вечности в ладу,
Когда тела в могилу лягут.

Сейчас, быть может, я смешным
Могу кому-то показаться,
Но все сомненья их, как дым,
Перед кончиной разлетятся.

И впрямь: зачем на свете жить,
Коль ты умрешь, уйдешь бесследно?
Чтоб небо чистое коптить,
Себя назвавши самоедом?

Теперь я знаю: мы нужны
Еще при жизни добрым силам,
И нашей нету в том вины,
Что ждет нас каждого могила.

Все наши мысли, наш восторг,
Вся наша грусть и все печали
Через космический простор
Уходят к светлому причалу.

Я сам увидел тот причал,
Где души свой приют находят:
Его кристалл мне показал.
Там вечно Боги верховодят.




Там не планета, не земля,
А лишь эфирный светлый город,
Где быть не праведным нельзя,
Где не к лицу спесивый норов.

Туда прошедших Божий Суд
Из всех миров, из всех вселенных
На крыльях ангелы несут
Благие души убиенных.

И души тех, кто в жизни был
Достоин божьего начала,
Чей дух стремленья не остыл,
Ища последнего причала.

А город тот был так велик!
Он весь простор необозримый,
Казалось, занял. Он возник
Всего из искры негасимой.

Мне захотелось самому
Стать существом полуэфирным
И сквозь пространств великих тьму
Прорваться благостным и смирным

К черте хотя бы городской
На краткий миг иль на минуту
И распрощаться там с тоской,
В душе оставив только смуту

Своих божественных начал,
Что нас приводят к светлой Вере,
Чтобы никто не замечал
Невозвратимые потери.




Но вместо этого кристалл
Другую высветил картину.
Я, пораженный, с места встал,
Как для прыжка, согнувши спину.

Крутая звездная спираль
Возникла разом на экране,
И кто-то медленно стирал,
Предусмотревши все заранее,

То раскаленный сгусток звезд,
То феерическую россыпь.
И вот уже спирали хвост
Стал для меня тем самым мостом,

Куда я мысленно шагнул,
Вдруг став и сам эфирным сгустком.
Мне показалось, странный гул
Во галактическую пустошь

Втекает, сдвинув тишину,
Тесня ее, непробивную,
В однообразья глубину,
В начало хаоса прессуя.

А где ж начало? Где конец?
Каков он, Мирозданья стержень?
Где громовержец на коне?
Иль он уж тоже в прах повержен?

И я – не я, а только мысль,
Сплетенье тайное вибраций?
И что – космическая жизнь?
Одна из многих вариаций,




Когда чудит Вселенский Дух,
Себя во всем разнообразя?
И что ж выходит: и в аду
Он вытворяет безобразья?

Тогда, наверно, и в раю
Он сотворяет благолепье,
Ему пророки гимн поют,
Словесный светлый образ лепят?

Всему начало – Слова суть.
Но Слово – Духа проявленье?
А если дальше заглянуть?
Что в этом «дальше»? Откровенье?

О, боже, боже, что со мной?
Я в философском лабиринте,
Полуслепой, полуглухой,
Живой Вселенной малый винтик,

То ли лечу, то ли плыву
Внутри космического диска
То ли во сне, то ль наяву,
Когда далекое так близко.

И даже мысли отстают,
Едва родившись в подсознанье,
Будь ты в аду или в раю:
Тут важно сути осознанье.

Сначала я не понимал,
Зачем мне то, что происходит.
Во сне я много раз летал
Под звуки тихие рапсодий




В пространстве космоса один,
Без всякой цели и желанья,
В миры иные заходил
Сквозь разделительные грани.

Но это было все не то.
Сейчас меня несло стремленье
Куда-то вглубь сквозь решето
Чужих небес первотворенья.

Порыв души – как взмах крыла.
И вот уж я почти у цели.
Над головой  - миров разлад,
Бушуют звездные метели,

А подо мной – почти у ног, -
Как мне сначала показалось,
В своих лучах сиял венок
Из необычных звезд-красавиц.

Какая сила собрала
Их в этой точке Мирозданья?
Добра вселенного иль зла
Необычайное созданье?

А сила тайная влекла
Меня к венку, в его сиянье,
Как будто там найду я клад,
Как будто там – основы знанья

Того, как создавался мир,
Кто задавался этой целью,
Кто в мире Бог, а кто кумир,
Вселенской занят канителью?




И вдруг божественный венок
Стал на моих глазах сжиматься.
Какой-такой лихой игрок
Надумал так позабавляться?

Какое зрелище! Огонь
Пред высшей силою смирялся.
От всемогущего, его
Всего лишь жаркий ком остался.

И этот ком тускнел, серел,
И твердой стала оболочка,
Внутри ж его котел кипел,
Вселенской новой жизни почка.

И вот уже материки
На нем видны, на ставшем шаром,
И разных рек змеевики,
И облаков плывут отары.

Леса великие шумят,
Вздымают волны океана…
Кто создал сразу рай и ад?
Кто будет жить там? Великаны?

Потомки отпрысков богов?
Иль просто черные пигмеи?
Я знал одно: тот мир готов
Для воплощения идеи

Объединенных разных сил
По выведенью новой расы.
И я, смешной, вдруг попросил
Кого-то мир тот приукрасить,




Чтоб он среди других миров
Стал самым чудным, самым ярким,
Где б каждый житель был готов
Любить других любовью жаркой.

 - Землянин! – голос прогремел. –
Ты – словно маленький ребенок.
Ведь ты ж оттуда прилетел
И там ты вышел из пеленок.

Ты сам увидеть захотел,
Как создавалась плоть земная.
И ты увидел. В темноте,
Где тишь царит непробивная,

Зажглась та звездочка – Земля,
Дом новой расы человечьей,
Глухому Космосу суля
В подарок звуки песни-речи.

Ты, как и тысячи землян,
Всю жизнь тянулся к беспределу,
Ты от мечты своей был пьян
И все не то, что надо, делал.

Ты за черту мечты проник.
И что ж? Ты сердцем потянулся
Опять к Земле, где твой родник,
Живой родник в тебе проснулся:

Родник тот чудный – кровь твоя.
Так поспеши же в путь обратный!
Ты, может, спросишь, кто же я?
Я – Дух пустыни необъятной.




Уж так устроен беспредел:
Он необъятен, бесконечен,
А чтобы смыслом не скудел,
От всех от смертных засекречен.

В твоем понятье дух – ничто.
Я ж – содержание эфира,
И мне известно даже то,
В чем тайна жизни, тайна мира.

Я – это то, что есть во всем,
От Мирозданья до пылинки.
Я – душ мятежных неуем,
Я – это смысл любой былинки,

Любого дерева, цветка,
Любой молекулы, кристалла,
И все существенно, пока
Моя в нем суть, как суть Начала.

Я одному тебе скажу,
Открою тайну тайн особых:
Я за твоей Землей слежу,
Как говорят земляне, в оба.

Земля – особый островок,
Один-единый в беспределе,
Где я создать однажды смог
То, что хотел на самом деле.

Я Мирозданье заселил
Живыми сущностями часто,
Но ни один еще астрал
Не мог ответственно похвастать,




Что совершенная душа
Его хоть в малом мне подобна,
И что, к бессмертию спеша,
Остаться прежнею способна.

Да, существует в мире Смерть –
Порог иль точка перехода,
Где ты не можешь даже сметь
Перечить воле антипода.

Но смерть, конечно, не конец
Тому, что жизнью называлось.
Она – кольцо среди колец,
Кольцо, где все в одно спаялось:

Конец чему-то одному,
Чему-то новому начало,
Что проходило уж сквозь тьму
И смерть, как должное, встречало.

Не могут плотные тела
Без страха с жизнью расставаться,
Верней, с той частью, где была
Возможность светом наслаждаться.

Да, да, ведь для белковых тел
Важнее свет, чем мать для сына,
Что отделиться уж успел
От совокупности единой.

А Смерть… Ну что ж, она – не тьма,
Не враг тому, что светом стало,
И мне, как Духу, не тюрьма,
Но и не светлое начало.




Я не завишу от времен
И не завишу от пространства.
Я, Дух, природой наделен
Великой силой Постоянства.

В том Постоянстве весь секрет
Необратимости процессов,
Когда конца-начала нет,
Нет ни упадка, ни прогресса,

А есть великое Одно
С двумя Большими Полюсами.
Те Полюса – двух сил разнос,
Где пик движенья как бы замер

В двух крайних точках для рывка,
Чтобы в пределах полукруга
Опять сойтись. И так, пока
Те полукружья станут кругом.

Я, Дух – энергий торжество.
Я – Бог пространства, тьмы и света,
А ты всего лишь естество,
Но есть в тебе одна отметка



Душа, что я в тебя вдохнул, -
Меня, бессмертного, крупинка.
Я, может, в первый раз блеснул
Таким твореньем в поединках

С непредсказуемым собой
И сотворил, что миру надо.
И наградил тебя судьбой,
В которой счастье – вечный бой,
Любовь – и мука, и награда.

Немало умников живет
Во всех глубинах Мирозданья,
Но вот настрой у них – не тот:
Он – от ума и от сознанья.

В тебе же – чувства впереди.
Твоя душа – путеводитель.
Ты все дозволил ей: веди
Меня, мол, в высшую обитель.

Веди меня на ту ступень,
Откуда шаг до Постоянства,
Где неразрывны свет и тень –
Два основателя Пространства.

И потому я говорю:
 - Спеши домой, в земные веси,
И я тебя досотворю,
Все «за» и «против» снова взвесив.

Ты будешь чище и мудрей
Самонадеянных астралов.
Спеши домой, домой, скорей!
И что тебе там не хватало?

Земля – заветный уголок
В твоей обширнейшей Вселенной.
В нем Высший Разум все, что мог
Создал для вашей жизни бренной.

Любовью к женщине нельзя
Затмить любовь к своей Отчизне.
При том и ведьмы уж грозят
Лишить тебя однажды жизни.




Лишь на Земле своей родной
Ты воплотиться можешь в детях,
На Соноконе ж ты чужой,
И не тебе здесь солнце светит.

Любовью ты переболишь, -
В земных условьях это можно, -
А здесь от чувств своих сгоришь,
Забыв про меру-осторожность.

Я поддержу в тебе ту страсть,
Я поддержу лишь то желанье,
Что передаст душе всю власть,
Сосредоточив все вниманье,

И по зеркальной колее,
Став на мгновение эфиром,
Умчишься ты туда, где есть
Родные души и кумиры…

Ужели вправду это – Дух,
Тот Дух, о коем толковали
Порой попавшие в беду
И богу душу отдавали?

Его присутствие во всем
Меня пугает и смущает.
Что ж, без него не грянет гром?
И он же буйных укрощает?

И без него нельзя скале
В горах быть каменной громадой?
И все – и здесь, и на Земле –
Приводит этот Дух в порядок?




И что ж мне делать? Как мне быть?
Спешить домой? Но я во власти
Самим же выбранной судьбы
И не земной любовной страсти.

А как же Крома, Верномал,
И Ветрогон, и Милорома,
Кому я верным другом стал,
А Соноком – вторым мне домом?

И не смогу я просто так,
Надев чудесную рубашку,
Умчаться в милые места,
С душой влюбленной нараспашку.

 - О чем ты думал, понял я.
В душе – и грусть, и восхищенье.
Мы – необычные друзья,
И нашу дружбу и общенье, -

Сказал молчавший Верномал,
Что был все время где-то рядом, -
В душе любовью я назвал,
Такой, когда и слов не надо.

Любовь ту братской бы назвать,
Да нет в нас общей и кровинки.
И все ж не надо забывать:
Мы – те живые половинки,

В которых дух живет один,
Вселенский дух, души основа,
Доступный разуму родник,
Источник сил души и слова.




А это разве не любовь?
И разве этого нам мало?
Теперь ведь мы в дали любой,
Став даже призраком, астралом,

Друг другу ринемся на зов,
Когда тоска, беда ль задавит.
Теперь я знаю: лишь Любовь
Во всех Вселенных мудро правит.

И все же нам над головой
Нужней всего – родное небо.
Тебя душа зовет домой,
Где и кусок простого хлеба

Всех яств и слаще, и вкусней.
Спеши, спеши, но будь готовым:
На Соноконе – семь лишь дней,
А на Земле – семь лет суровых.

Тебя, наверно, там давно
Без похорон похоронили.
Тебя, быть может, и из снов
Знакомых духи удалили.

Но ты об этом не казнись.
Вернешься – все пойдет, как надо.
У нас у всех похожа жизнь:
Любовь в ней – высшая награда.

Я позаботился о том,
Чтоб сохранить твою квартиру,
А пожелаешь – купишь дом.
Возьмешь с собою ты два виру.




Что это? Редкостный металл.
Он ценится на Соноконе.
Я для тебя его достал
На космодромном полигоне.

На межпланетных кораблях
Его используют для связи,
Когда скует пилота страх,
Когда его виденья дразнят.

Берет он в руку тот металл –
И все друзья во всех Вселенных, -
Будь человек ты иль ментал –
Одновременно и мгновенно

Шлют мысли добрые ему
И утешенья, и советы –
И прорывается сквозь тьму
Он под крыло своей планеты.

То виру ты носи с собой,
Одно ж отдай своей подруге,
Что будет связана судьбой
С тобой в едином светлом круге.

Я дам тебе на первый срок
И денег ваших, и одежду,
Чтоб ты, домой вернувшись, мог
Спокойно жить, храня надежду.

Но если виру ты продашь
Или отдашь кому другому,
Он потеряет силу. Наш
Еще совет: ты в жизни омут




Бросайся сразу с головой:
Тебе нужна семья и дети.
В семье и в детях – корень твой,
Что держит вас на белом свете.

Ну а теперь – на островок!
Там ждет тебя уж Милорома.
Березка, ель, речной песок –
И ты уже почти как дома…

Два дня промчались, как во сне,
В объятьях милой Милоромы.
Хотелось с ней мне, только с ней,
Всю жизнь прожить и здесь, и дома.

И все же было решено:
Судьбе нельзя не покориться.
Сердцам влюбленным не дано
Ни долюбить, ни налюбиться.

Не долюбившие порой
Себя счастливыми считают:
Не перешедшие порог,
Они в мечтах своих витают,

Они в мечтах постоят мир,
В котором места нет унынью,
Хоть нету в нем волшебных лир,
А воздух пахнет там полынью.

И я, быть может, сотворю
В душе своей мирок особый
И все слова договорю,
Слова любви, еще до гроба.




И светлой силой этих слов
Пробью любых пространств загибы
И буду знать: не разнесло
Их ветер-время, не погибли

Они в провалах черных дыр,
А поселились в добрых душах,
И станет чище божий мир,
И зло согласья не разрушит…
 Прощальный разговор с царицей планеты Сонокон
                Кромой
               
Сказали мне: царица ждет
Последней личной нашей встречи,
Мне ж знать хотелось наперед,
Что я, влюбленный, ей отвечу

На обязательный вопрос,
Что непреложностью пугает:
В любви с мужчины главный спрос,
А вот за что, он сам не знает.

 - Будь просто искренен, открыт.
Мудра, добра царица наша,
Она словесной мишуры
Терпеть не может. Мыслей каша,

Я знаю, ей всегда претит.
Да и пытать не станет Крома:
Инстинкт ей много говорит, -
Совет дала мне Милорома.

Все ж предстоящий разговор
Меня уж чем-то растревожил,
Как будто я – ничтожный вор,
И надо быть со мной построже.


Но одного я не забыл:
Я – Человек! И я – мужчина!
А то, что есть – так это быль,
И есть всему своя причина.

Собравшись с духом, я хотел
Идти в царицыны хоромы,
Но, призадумавшись, присел,
Глаз не спуская с Милоромы.

Мне показалось, что шалаш
Стал наполняться чудным светом
От глаз любимой, что ждала
Уж нас какая-то комета,

Что с Милоромой нас умчит
В волшебный мир Уединенья,
Где жизнь, как в сказке, пролетит
В любовных бурных наслажденьях.

 - Опять красивые мечты?
Я вам завидую, земляне.
Вы так божественно чисты,
Что сердце к вам невольно тянет.

Очнулся я. Передо мной,
Грустя, светясь, стояла Крома.
 - Вот захотелось мне самой
в ваш теремок зайти укромный.

Как мило здесь! Из всех вещей –
Одно лишь простенькое ложе!
На нем, в ладу с душой своей,
Солгать возлюбленный не сможет.




И я завидую тебе,
Моя красавица сестрица,
Что есть теперь в твоей судьбе
Такая яркая страница.

Сердца не вянут от разлук,
От сильных чувств они светлеют.
И я хочу любовных мук,
А полюбить вот не умею.

Да, не умею, не могу.
Так захотел, видать, Всевышний.
Я будто все бегу, бегу
Туда, где знают: третий – лишний.

Земле подобных нет планет
Во всем бескрайнем Мирозданье,
Да и существ, пожалуй, нет
Подобных людям. В их созданье

Всевышний многое учел.
Я б отдала свое бессмертье
За то, чтоб страстно, горячо
Влюбиться раз хоть перед смертью.

Но, видно, именно такой,
Какая есть, нужна я Богу.
И все ж живет уж непокой
Во мне -       в Кроме, деве строгой.

Ах, Сердоликий, уж не ты ль
Внедрил в меня какой-то вирус?
И он уж в куколку-мотыль
В моей душе, ничтожный, вырос?




Ну а теперь хоть на часок
Оставь нас, милая сестрица,
Всему во всем бывает срок,
И вы успеете проститься.

С чего бы нам с тобой начать?
Найти в душе слова какие?
Быть может, лучше помолчать,
Чем рассыпать слова пустые?

Я не смогла себя никак
Уверить в наши дни знакомства,
Что ты пришелец, ты – чужак.
Вдруг возмечтавший о бездомстве.

С твоим прекраснейшим лицом,
С такими ясными глазами
Нельзя быть в жизни подлецом,
В котором дух прощенья замер.

Я, Сердоликий, и сама
Тебя побаиваться стала.
Ты Милорому свел с ума,
Корума – Ведьма, а пропала

Из-за безумства своего,
Из-за своей безумной страсти:
Страсть, не достигнув своего,
Рвет душу тонкую на части.

Хотят все женщины любви,
Хотят ее и соноконки,
И их смутил твой бравый вид,
И цвет лица, и профиль тонкий.





Тебя пришлось мне оградить
От всяких встреч со слабым полом:
Я не смогла б их убедить,
Что им грешно крутить подолом.

Но Милорома… Ах, сестра!
Она, как маленькое солнце,
Сияет с самого утра,
На радость многим соноконцам.

Закон придется изменить,
Чтоб даже царская особа
Могла от милого родить
Дитя, но только чтоб не сноба.

 - Царица, я боюсь сказать,
верней, спросить: ну почему же
тебе нельзя детей рожать
не от любовника – от мужа?

Или бессмертия страда
На неизменном царском троне
Вас обрекает навсегда
За власть к бессмысленной погоне?

Иль может царское дитя
Затмить Царицыно величье?
Иль ваши боги так хотят?
Иль просто так велит обычай?

 - О, все не так, совсем не так!
Суть не во власти, не в величье.
И наш закон, и наш устав
И для других миров обычны.


А дело тут совсем в другом.
Давным-давно когда-то боги
Решили так, чтоб в царский дом
Вели всего лишь две дороги:

Дорога Мудрости мирской –
Из намерений добрых выстил, -
Еще – дорога-непокой,
Где не найдешь следа корысти.

Тогда считалось: раз дитя
Однажды в царский дом вселилось,
То духи злые захотят
Вселить туда же и немилость.

Дитя, мол, кровь твоя и плоть,
Внесет в твой женский дух смятенье,
И тут уже не побороть
Мирской соблазн приобретенья,

Чтобы подросшее дитя
Ни в чем потом уж не нуждалось
И, блеск величья обретя,
Тем над другими возвышалось.

Но царский дух и царский лик,
Как духа божьего сиянье,
Чисты должны быть, чтоб легли
Слова о них потом в преданья.

Нет, нет, нам страсти не чужды,
И мы в страстях греха не видим,
Но мы не ведаем вражды,
Из-за страстей мы не обидим




Своих соперниц никогда:
Страсть попылала и потухла.
Так сохраняем мы всегда
В самих себе величье духа.

И ты, землянин, только ты
Своим душевным обаяньем
Вдруг разбудил в сестре мечты,
Что не подвергнешь наказанью.

Ни суд мирской, ни божий суд
Не устрашает ее отныне,
И лишь мечты ее спасут
От неизбывного унынья.

 - И все же ты не то сказать
Хотела мне, моя царица.
 - Твоя царица? Что же, знать
Ты должен сам, кому молиться.

 - Да, я люблю твою сестру,
Но все ж и ты неотразима.
Твой образ годы не сотрут
В моей душе: он четко, зримо

В ней будет долго-долго жить,
Как образ женщины великой.
Кому не хочется побыть,
Счастливцу, рядом с солнцеликой?

 - Приятно мне, что на Земле
Хотя б всего один мужчина
Порою думать обо мне
Захочет, и не без причины.




О чем хотела я сказать
Тебе, наш друг, перед отбытьем?
Да, вот о чем: ты должен знать,
Что твой визит для нас – событье.




Ты нас, бессмертных, убедил,
Что счастье вовсе не в бессмертье,
И без речей предупредил:
Иною меркой жизни мерьте.

Мы мир познали в глубину,
Нас не пугает бесконечность,
А ты нас будто окунул
В святую воду – в Человечность.

Нам убедиться довелось,
Что у любви лицо иное,
Что ты для нас всего лишь гость,
А сердце – вроде бы родное.

Твоя энергия любви –
Для нас ценнейшая находка.
Из всех энергий этот вид
Природой так красиво соткан,

Что можно делать из него
Существ божественную плазму,
На первый взгляд, из ничего
Взять и создать великий разум.

Мы корабли свои пошлем
Однажды к Солнечной системе
И на Земле тебя найдем
В своем российском Вифлееме.

Но мне тревожно: я вчера
Опять связалась с Центром Связи.
Хранится там о всех мирах
В мудреной, самой тонкой вязи



Вся информация времен
Давно прошедших и грядущих.
И я узнала: раздражен
Вселенной вашей Бог ведущий.

Земля волненьями бурлит.
В плену эмоций мир надземный.
Энергий черных вихрь сверлит
И разрушает слой богемный.

А центр Земли – ядро звезды, -
Как сердце, бьется в оболочке.
Недалеко и до беды,
Когда над жизнью ставят точки.


Не обойтись без катаклизм,
Без жертв и страшных разрушений.
Расстроен сложный механизм
Планетно-звездных отношений.

Из глубины вселенских смут
К Земле спешит болид-комета.
Ее, наверное, столкнут
Волной космического ветра

С тропы опаснейших орбит.
И все ж она ворвется бурей
В ваш мир, что злобою бурлит
От человечьей разной дури.

Быть может, в сети Сатаны
Земля-красавица попала,
И ей уже не снятся сны
Зелено-синего накала?

Как Сонокон, Земля нужна
Планетно-солнечной системе.
Ведь для того и создана
Она была когда-то теми,

Кто жизнь и разум создают,
Чтоб человечество возвысить
Над существами, что живут
Без ярких вспышек чувств и мысли.

Все так и быть должно. Пока ж
Землянам надо научиться
Друг с другом в мире жить. Кураж
В аду лишь может пригодиться.

Мне из Созвездья Мудрецов
Сообщенье важное прислали,
Что шлют они своих гонцов
К планете Счастья и Печали.

Земля под именем таким
У них отмечена на картах.
Земляне срочно нужны им,
Как операторы на стартах

Их необычных кораблей:
На них поставлен ускоритель,
А в нем энергия идей –
Как самый мощный накопитель.




У вас несбыточных идей
Хоть отбавляй, как говорится.
И то обычно для людей,
Им это может даже сниться.

И эти чудо-корабли,
Коль ты на это согласишься,
Тебя доставить бы смогли
Домой, куда ты так стремишься.

С моей рубашкой одному
Не безопасно в путь пускаться
Через космическую тьму:
Не там ты можешь оказаться,

Куда хотел переместить
Себя, любовью упоенный.
В таких вопросах должен быть
Талант, стараньем умудренный.

Так согласишься ты иль нет?
 - Я не могу не согласиться.
Любовью, дружбою согрет
Я здесь, но должен возвратиться

На Землю, людям рассказать
О том, какие ждут их беды,
Открыть им, так сказать, глаза:
Ведь все же мы не людоеды.

 - Ну, слава богу. Тяжкий груз
с души моей свалился разом.
Вступать в смертельную игру
Нельзя заставить трезвый разум.




Хочу тебе я пожелать
Лишь долгих лет счастливой жизни.
С судьбой не следует играть,
А лучший дом – в краю Отчизны.




За Милорому я боюсь.
Порой разлука хуже смерти.
И все ж с надеждой остаюсь:
Судьба чертеж свой перечертит…

          


                Мой прощальный разговор с Милоромой.

- Прощай… Прости меня… Прощай!
 - Как страшно расставаться, боже!
 - Любить меня пообещай…
 - Как я несчастен и ничтожен!

Зачем я Землю покидал?
Зачем привычное оставил?
 - В моей душе ты богом стал
И упрекать себя не в праве.

Мы расстаемся навсегда,
Я это чувствую, я знаю.
Разлука – страшная беда,
Хоть от любви не умирают.

Нам вместе быть не суждено:
Соединить нельзя два мира.
Крутить судьбы веретено
Дано немногим лишь кумирам.

Но я на ваших небесах
Зажгу звезду любви и страсти,
Чтоб знал ты, ведал: на весах
Небесных вечно наше счастье.

Раз в месяц звездочка к Луне,
Как дочка, будет приближаться,
Напоминая обо мне…



 - А как звезда та будет зваться?

 - Названье ей придумай сам,
Но чтоб от этого названья
Как бы светлели небеса
И учащалось бы дыханье

Уже влюбившихся землян.
Язык ваш чист и многозвучен.
Он будто Богом создан для
Влюбленных, тех, кто не разлучен.

Я помню все твои слова,
В них скрыто страсти полыханье,
От них кружилась голова
И учащалося дыханье.

Я не могла предполагать,
Как жизнь моя была убога,
И что приятно отдавать
Всего себя во власть другого.

Теперь я знаю, почему
Тебя назвали Сердоликим.
Я от своих сердечных мук,
От мук сладчайших и великих

Счастливей стала и сильней.
Как будто третий глаз открылся
Во мне, и стало вдруг светлей.
Да уж не ангел ли спустился

Ко мне с разбуженных небес,
Чтоб оградить от прегрешенья?
А я несу в самой себе
Слова и чувства утешенья.


Наверно, Боги, ваш и наш,
Когда-то с нами согласятся
И из хмельных застольных чаш
Вином любовным причастятся.

Тогда Земля и Сонокон
И станут сестрами родными
И, не нарушив свой закон,
Мы будем тоже все другими.

 - Конечно, так и быть должно,
Но ведь… меня уже не будет,
Я непробудным вечным сном
Засну. И мир меня забудет.

 - Но к тем далеким временам
И я, бессмертная, исчезну:
Меня, такую, Космос сам
В одну свою отправит бездну,

Где я на новую ступень
Шагну, с своим расставшись телом,
Не забывая про сирень,
Что ты дарил мне ночью белой.



Мой дух и разум сохранят
Тот вкус безумных поцелуев,
Когда уста не говорят,
А ненаглядную милуют.

Безумству только и сродни
Любовь, я думаю, такая,
Когда года летят, как дни,
А дни, как миги, пролетают.

И вот теперь пришел конец
Тому, чему бы вечность длиться.
Одна надежда у сердец:
Любя и мучаясь, молиться.

В молитвах Богу поверять
Все сокровенное, святое
И, не надеясь, все же ждать,
Чего и ждать уже не стоит.

Закон материи жесток:
Она молчания не терпит.
Любови нашей мыслеток
Пробьет пространства-круговерти,

И в глубине остывшей тьмы
Возникнет искра в Мирозданье.
А это значит: вместе мы
В крутом потоке созиданья.

 - А я мечтаю о другом:
Когда почувствую кончину,
Хочу, хотя б одним глазком,
Взглянуть на ту, кого покинул.




И кто-то скажет, может быть:
 - Какое в этом утешенье?
Ты не умел, как надо, жить
И получил за прегрешенья.

Пусть будет так. И я смолчу,
Но за своей последней мыслью
К тебе я тенью улечу
И растворюсь в безмерной выси.




Меня зовет уж Верномал.
Он для меня роднее брата,
И я не раз уже мечтал,
Как вместе с ним вернусь обратно,

Домой к себе, и станет он
Звеном связующим меж нами,
Чудесной силой наделен
Живой картиной делать память.

Но, убежден я, и его
Уже влекут миры иные.
И все ж такой я дружбой горд
И мне б найти слова такие,

Чтоб, расставанье облегча,
Они в его душе остались,
И чтоб домашний мой очаг,
Где мы не раз с ним развлекались,

И для него стал навсегда
Тем уголком, всегда приветным,
Где и беда нам не беда,
Где сны легки и многоцветны…

Прощай, любимая! Прости
За то, что я, такой беспечный,
Не захотел с тобой идти
Одним путем Любови вечной.

И все ж хочу, чтоб слышал люд
Всех поселений занебесных
Мое признанье: - Я люблю!
Люблю! Пусть станет всем известно




В аду об этом и в раю.
Я горд и счастлив! Я, счастливец,
Сегодня плачу и пою,
Не зная, что тут справедливей.

Прощай, любимая, прощай!
Стою я снова на распутье.
Меня ты в снах хоть навещай:
Мне в жизни нужен верный спутник.

И я надеюсь, что не раз
Ко мне ты явишься виденьем
И вновь своим сияньем глаз
Ты возбудишь во мне волненье.

И сердце точно будет знать,
Что ты счастливца не забыла,
Что не устала тоже ждать
Опять того, что с нами было.

Прощай навеки, навсегда,
Моя небесная царица!
Тебе, тебе везде, всегда,
Одной тебе хочу молиться!

Прощай, прощай!...
И я ушел,
Не смея даже оглянуться,
Теряя то, чего нашел,
Ушел, чтоб больше не вернуться…


               




              СОН.

Болезнь безжалостной рукой
На этот раз меня скрутила,
Да так, что я, полуживой,
В полубреду, теряя силы,

Прощался с жизнью. А когда
Боль в слабом сердце утихала,
Мне вспоминались те года,
То время высшего накала,

Когда я, сильный, молодой,
Весь от любви большой сияя,
Мог быстро справиться с бедой,
Родных и близких удивляя.

Но в жизни есть всему предел,
И надо с этим примириться.
Я поседел и похудел,
Мне не хотелось даже бриться.

Жесток врачебный приговор:
Едва ли справлюсь я с болезнью.
А тут еще из тайных нор

Мыслишки черные полезли:
Мол, жизнь твоя прошла зазря,
И нечем даже похвалиться,
Не для тебя горит заря,
И богу не за что молиться.

Иссяк твой жизненный родник,
Пора ложиться в домовину…
Ия, когда-то сильный, сник,
Как будто кто-то дух мой вынул.


Я был болезнью побежден
И с горькой участью смирился,
Но тут приснился чудный сон,
И я воспрял и засветился…

Глухая ночь. Сижу один
В отцовской старенькой избенке,
И нет со мною ни родни,
Ни брата нету, ни сестренки.

В углах разбухла тишина,
Сдавить меня уж приготовясь,
И кто-то, тихий, у окна
Маячил, светлый, словно совесть.

В печурке маленькой дрова
Огонь съедал без треска-шипа.
Тяжелой стала голова,
Как будто после недосыпа.

А я сидел и твердо знал,
Что что-то важное случится.
Возникла чувства новизна,
И сердце чаще стало биться.


И тут, вспоровши тишину,
Казалось мне, из ниоткуда
Мужской раздался голос: - Ну,
Иди встречать гостей оттуда,

Где ты в мечтах своих бывал,
Куда душа твоя стремилась,
К тому ты в горький час взывал…
Избенка словно испарилась.




И вот уже я на холме
Стою один, к земле прикован,
А в занебесной гулкой мгле
Звезда сияет родниково.

Вдруг полыхнули небеса
Огнем полуночной зарницы.
Уж не земные ль полюса,
Где дремлют огненные птицы,

Решили миру доказать,
Что не теряют мощь и силу,
Что могут разом тьму взорвать,
На удивленье звездам хилым?

Я потянулся весь к звезде,
Я к ней простер в порыве руки
И закричал: - Я здесь, я здесь! –
Перекрывая сердца стуки.

И, знать, услышала звезда,
Вдруг став и трепетной, и чище,
И световая борозда
Из звезд, которых были тыщи,

И разрастаясь, и слоясь,
Пошла петлять по небу круто.
И разум мой наладил связь
С звездой небесной в ту минуту.

Я закричал опять: - Я здесь!
Я здесь! Явись же, Милорома!
Твой дух сейчас на той звезде,
А я измучен и изломан.




Хочу еще раз посмотреть
В твои глаза, в твои озера:
Мне будет легче умереть,
А смерть придет за мной уж скоро…

Над головой пошло гулять
Сиянье бледно-голубое,
И звезды начали мерцать,
В одном большом собравшись рое.

И лишь одна звезда росла,
Светясь приветливей и ярче.
Во мне тревога возросла,
И становилась кровь все жарче.

И вдруг – о, чудо! – небеса
Бездонной глубью засветились,
И чьи-то женские глаза
В бездонье этом появились.

А вот и женское лицо,
Лицо любимой и желанной,
Вписавшись в звездное кольцо,
Уж обозначилось туманно.

На небе ветер световой
Тряс звезд мерцающих монисты,
И мне казалось: головой
Я, став возвышенным и чистым,

Кольца небесного коснусь
И с Милоромой стану рядом,
И с ней, с любимою, умчусь
В мир неразгаданных загадок.




Но от себя на этот раз
Земля меня не отпускала:
Знать, не пришла еще пора
Лететь душе к другим причалам.

Зато в безмолвной вышине,
Живою плотью наливаясь
И, к пораженному, ко мне
Неторопливо приближаясь,

Возникла та, кого я ждал,
Кого считал своей богиней.
И весь я будто засиял!
А та, светясь накидкой синей,

Призывно руки протянув,
Была уж рядом, чуть повыше.
 - Дай я в твои глаза взгляну!
Иль ты меня совсем не слышишь?

 - Все слышу, вижу, только я
Не из живой и теплой плоти,
Какою ты любил меня.
Я – как виденье на болоте.

 - Но ты же есть, ты рядом, вот!
 - Меня нельзя руками трогать.
 - Выходит, дух живых живет
Без тел их, лишь по воле Бога?

 - Прошу тебя, спокоен будь.
 - Ты мной по-прежнему любима.
 - Я на тебя пришла взглянуть.
 - Ты до сих пор неотразима,




А я давно уже старик.
 - Стареет только оболочка.
 - О, как прекрасен этот миг,
Судьбы написанная строчка!

 - Теперь уж в городе Богов
Я назначаю нашу встречу.
 - Я ко всему с тобой готов,
Но я из расы человечьей.

 - Там место есть и для людей,
Чей дух достоин уваженья.
 _Твой свет во мне горит сильней.
 - Но это только отраженье

Той Милоромы, что ты знал,
А плоть – она на Соноконе.
 - К тебе я в мыслях прилетал
бессчетно раз… - Я – как икона

Сейчас. Смотри, но не молись:
Я женщина, а не богиня.
 - Нет, ты богиня! Улыбнись
Еще хоть раз. Когда покинешь,

Оставишь милый край земной,
Я сохраню твою улыбку
В душе, разбуженной тобой,
Как море золотую рыбку.

Мне жизнь, наверно, за грехи
Послала немощь и страданья:
Бываем слепы и глухи
В любви своей мы. Увяданье –
Одна расплата из расплат
За все, что делать бы не надо.

Но как я рад, о, как я рад,
Как счастлив быть с тобою рядом!

 - Мы с Кромой страстно много лет
Искали самый лучший метод,
Как передать живой портрет
С живой планеты на планету.

И вот сейчас перед тобой
Я, Милорома, как живая.
 - Вы, значит, спорили с судьбой,
дверь в бесконечность открывая?

А как же та живая плоть?
Не нанесен ли вред здоровью?
 - Наверно, нам помог Господь.
Наш метод связан лишь с любовью.

Ведь ты меня и научил
Любить бездумно, без оглядки,
Чтоб чувства яркие лучи
Могли пробить пространств накладки.




Теперь энергия любви,
Как плазму высшего порядка,
Что зарождается в крови,
Когда от мук бывает сладко,

Мы можем мыслью отослать
В любые мнимые глубины,
Чтобы на время явью стать
В воображении любимых.

Но как избавиться от мук,
Как объяснить своим собратьям,
Что ты – лишь видимость и звук
И создана не для объятьях?


С тобою рядом мой двойник
Из чувством созданных материй.
 - С какой бы страстью я проник
К тебе, к живой! – Я знаю, верю.

Но что поделаешь: судьба
Нас для того соединяла,
Чтобы любви большой труба
По Мирозданью зазвучала.

Чтобы живые существа
Везде такой любви учились.
Судьба, наверное, права:
Нас для того и разлучили.

Чтоб мысли с чувствами, светясь,
Миры в одно соединяли,
И все мы, к Богу обратясь,
Одной семьей великой стали.



О, Милорома, прикоснись
Ко мне хоть раз, хотя бы свиду!
И я поверю снова в жизнь,
Забыв все прошлые обиды.

Я снова буду ждать и ждать
С тобой возможной новой встречи
И, умирая, буду знать,
Что я твоей любовью мечен…

И та вдруг сделала шажок,
С лица ее сошла улыбка.
И сразу будто ветерок,
Такой приятный, нежно-зыбкий,

Мое лицо лизнул, как пес,
И все на этом прекратилось:
Проснулся я. Мне жаль до слез
Себя тут стало. Закатилось

Как будто солнышко в груди,
Но в голове возникли мысли:
«От страха Дух освободи,
Не убивайся и не кисни.

Грядут такие времена,
Когда Земля с другим светилом
Как бы воспрянет ото сна
И обретет другие силы,

Начнет совсем другую жизнь.
Тогда и люди, став другими,
Займут другие этажи,
Оставив прежним только имя.

Чей Дух остался молодым,
В том мире обретут бессмертье,

И краткий путь к мирам иным
Они найдут. Надейтесь, верьте!

И Милорома там найдет
Тебя. Навек соединиться
Тогда вы сможете в тот год,
Чтобы любовью насладиться»…

О, как приятно было мне
Себя, несчастного, уверить,
Что есть на вечности стене
Для всех влюбленных страстно двери!

Куда ведут они? В тот мир,
Куда стремятся наши души,
Где мы не можем быть людьми,
Но можем чувствовать и слушать,

Где в очень плотную спираль
Давным-давно скрутилось время,
Где нет понятья высь и даль,
Но там хранится жизни семя.

Оттуда снова, может быть,
Душа, послушна Божьей воле,
Уйдет на Землю, чтобы жить
Или былинкой слабой в поле,

Или красивейшим цветком,
Иль породниться с человеком,
Приняв иную сущность в нем,
Его духовный строгий лекарь.

Все это важно для меня,
Будь правдой иль предположеньем.
Такие мысли охранят
Меня от зла, став утешеньем…

Ну вот и кончен мой рассказ,
И сразу сердцу легче стало:
Ушла давнишняя тоска,
Что полнокровно жить мешала.

Себя обманывать грешно:
Грехи нам душу выжигают
И даже из греховных снов
Они, как птицы, вылетают.
Смешно, но я помолодел:
Я, обретя повторно крылья,
Как будто снова пролетел

Меж странной небылью и былью.

Что ждать теперь мне от судьбы?
Я сохраню мечты т грезы,
А мыслям – быть или не быть? –
Что в нас воткнулись, как занозы,

Я не позволю больше жечь
Ни тело слабое, ни душу.
И буду ждать я новых встреч,
Во всем судьбе своей послушен.

Ведь ожиданье – это мост
От встреч до новых расставаний.
А кто-то, мудрый, скажет тост
В честь бесконечных ожиданий.

В них, в ожиданьях, жизни смысл,
Без них о будущем не грезят,
Они, как радуги-тесьмы,
Свободно тянутся по весям.

Быть может, именно по ним,
Как по неведомым дорогам,

Из жизни в жизнь бежим-спешим
Мы во владеньях светлых Бога.

А на дорогах две судьбы,
Те, что не смогут разминуться,
И безо всякой ворожбы
В одну, счастливую, сольются.

9 марта 1997 г.

г. Саратов


























                Содержание.
Любви покорны все миры. Космическая поэма.
  От автора -----------------------------------------                3

  Вступление ----------------------------------                4

Я подружился с инопланетянином -----------                6

Инопланетянин удивляет своими способностями и приглашает
меня на свою планету --------------------------                8

Я соглашаюсь с предложением инопланетянина. «Перелет»
на планету Сонокон. Встреча с великаном Беледжином --        14

Плавучий островок с земной природой -----------------------        32

Полет на островке. Первая встреча с сестрой
царицы Милоромой -----------------------------------------------        36

Знакомство с царицей Кромой во сне. Милорома
приходит ко мне в теремок ---------------------------------------       48

Я забыл, как проходил мой первый визит к царице, но Верномал
чудесным образом оживил прошедшее в моем воображении -- 57

Сон. Разговор с жуком Чистолем и с Милоромой -----------------71

Милорома готовит меня к приему у царицы Кромы ------------- 79

На прием у Кромы прибыли представители восемнадцати
миров. Милорома при всех признается в любви ко мне.
Озеро грез  и откровений ----------------------------------------------- 85

Круг испытаний 112

Меня похищает космическая ведьма Корума --------------------- 126

Рассказ Беледжина, который услышал мой призыв о помощи-147

Мои размышления после исчезновения Корумы --------------- 162

Разговор с Милоромой ----------------------------------------------- 163

Чудо-кристалл показывает город Богов -------------------------- 178

Прощальный разговор с царицей Кромой ------------------------ 205

Мой прощальный разговор с Милоромой -------------------------215

Сон 221














                Издано на правах рукописи

                2007 год САРАТОВ