Безумству храбрых поем мы песню

     Детская любознательность... Нет ей конца, нет края. Одесских мальчишек привлекает все: в штормовую погоду они прыгают под гороподобные волны; на остановках троллейбуса, дождавшись когда машина тронется с места, отдают предпочтение штангам на задних стенках, а не общедоступным дверям; на стройках соревнуются в скорости перебегания под работающей стрелой подъемного крана... Взрослые настаивают, воспитывают, просят, наказывают...К сожалению, не всегда и не всем это помогает.               
     Вот и в этот раз. Детская любознательность занесла двух товарищей на железнодорожную колею станции Застава-1. Сначала друзья решили покататься на товарняке, который проходил мимо. Потом, увидев рассыпанные семечки, мгновенно разработали другой план: залезть на один из вагонов и открыть люк. Семилетний Валерка в последний момент испугался. А двенадцатилетний Сашка, наверное решив продемонстрировать "чисто человеческое превосходство", все же полез.
     Конечно, можно много и убедительно говорить о непредсказуемости Его Величества Случая, который нет-нет, да поворачивает ручейки людских судеб, то ли к хорошему,  то ли к трагическому завершению. Можно не менее образно расписывать каноны в воспитании подростающего поколения... Можно. Но, пока мы будем это делать, трагедия уже начнется. Хочу предупредить: все произошло гораздо быстрее, чем я об этом расскажу, а вы про это прочтете...
     Как известно, над железнодорожной колеей, по которой уже далеко не первый год курсируют удобные в пользовании электровозы, протянулись провода высоковольтной электросети. Яркая искра осветила расстояние между контактной сетью и мальчиком. Саша попал в поле действия линии электропередач с напряжением 27,5 тысяч вольт.
     Одежда на мальчике вспыхнула факелом. Испытав нестерпимую боль,Саша закричал. Сначала что-то невразумительное, а потом абсолютно явное:
     - Спасите!
     "Спасите!" Сколько раз на протяжении существования человечества возникал этот крик, рожденный пониманием собственного бессилия и надеждой на гуманность окружающих. Человек сам себе помочь не может. И если эта истина не стопроцентно понимаема в будничном потоке жизни, то в стрессовых ситуациях, мы не задумываясь ни на секунду (даже не успев задуматься), идем на поводу у данного природой чувства самосохранения. "Спасите!" - это крик человека, который привык к тому, что его окружают такие же люди, как и он, - то есть могущие чувствовать чужую боль, чужой страх, проще - способные к сопереживанию.
      ...Николай Ягодкин был в праздничном настроении. И действительно, чего еще желать от жизни двадцатисемилетнему человеку, у которого на работе - полный "ажур", а в семье - счастье. Они шли на прогулку в парк имени Ленинского комсомола: Николай и его жена Люба. Шутили, смеялись. Время от времени Николай подбрасывал двухлетнего Богданчика в светлую и теплую высоту:
      - Расти, сынок, воот такой! Перегоняй папку!
        Малыш, озорно поблескивал глазами, "приземляясь" на папкину шею, крепко обхватывал ее руками. И звонко-звонко смеялся. Даже прохожие оглядывались.
       - Спасите!
Слово ворвалось в счастливую прогулку, как взрыв гранаты, будто неожиданный дождь с солнечного неба. Николай кинул на вагон только один взгляд. Огонь, размытый ярким солнцем, все больше и больше обнимал Сашу. Еще, какое-то мгновение понадобилось Николаю - чтобы кинуть сына на руки жене.
        - Подожди, я сейчас, - сказал.
Люба вцепилась в мужа изо всех своих женских сил, помноженных на предчувствие беды. Непоправимой беды.
        - Я сейчас! - Николай вырвался и побежал. Теперь действия разворачиваются еще молниеноснее, хотя, кажется, это невозможно. Знаете, есть такой прием в кино: оператор снимает отвлеченно, а кадры на экране бегут нестерпимо быстро.
        ...В несколько секунд Николай Ягодкин преодолел расстояние, которое пролегало между ним и железнодорожной колеей. Еще три секунды - и он на крыше вагона. Еще одна - и Саша стремглав летит на землю. Пылающий, препуганный он даже не плакал. Его подхватили прохожие, невольные свидетели трагедии. Сейчас ему вызовут "скорую помощь", сейчас его начнут опекать незнакомые и очень разные люди, объединенные желанием спасти, помочь, уменьшить страдания.
        Последнее, физическое ощущение Николая - под его ногами поплыла крыша вагона. Мы, к сожалению, никогда не узнаем, понял ли он, что мальчик уже в безопасности. А сам он об этом уже не расскажет. Никому...
        У машиниста - свой график, свои обязанности. Он не мог видеть, что делается там, в середине состава. Между Ягодкиным и проводами полыхнула еще одна искра - вторая на протяжении этих коротких, прямо-таки фатально спрессованных минут. Он упал. И так, лежа, начал сначала непроизвольно, а потом все быстрей и быстрей отдаляться от Любы, от маленького сыночка, который так и не понял, что же собственно произошло.
        - Папка! - Богданчик протянул руки ему вслед.
        Люба закричала. С этой минуты она мало что помнит. Кто-то помог остановить машину, кто-то позвонил в милицию и в ту же "скорую", кто-то поддерживал молодую женщину, пока она садилась в "легковушку", кто-то помог выйти на Ленпоселке. Там, наконец, остановили состав. Разумеется для этого, кто-то сделал все необходимое... Да, рядом находились люди. Много хороших и чутких людей.
         Но того, единственного, уже не было. Люба сразу не могла этого понять. И сейчас не может в это поверить.
         ...На доске объявлений Одесского станкостроительного производственного объединения появился белый лист ватмана со строгой прописью ровных литер, с фотографией Николая Ягодкина, в черном обрамлении: "При спасении школьника на двадцать восьмом году жизни погиб рабочий цеха № 26 Николай Николаевич Ягодкин".
         Около текста останавливались, как-будто натыкаясь на невидимую преграду. Перечитывали снова и снова: не верили, не осознавали. Колю знали многие.
         В течении пятнадцати минут около объявления появились живые цветы. Потом еще один букет, еще... Цветы были все пять дней, ровно столько, сколько ватман находился на доске объявлений.
         На "Радиалке" крепкие традиции. Тут всем заводом хоронят бывших сотрудников, даже тех, кто двадцать и более лет, находится на пенсии. Тут знают цену труду и преданности родному предприятию. Тут умеют отдавать последние почести людям, которые посвятили большую часть жизни "Радиалке".
         Весь завод, весь поселок ( и это не преувеличение ) провожали в последний путь Колю Ягодкина. Сколько людей пришло с ним попрощаться - не сосчитать. Сколько успокоительных слов сказано его овдовевшей жене - тоже. Максимум возможного сделал коллектив, чтобы улучшить судьбу так рано осиротевшей семьи Ягодкиных.
         Валентина Игнатовна, мать, теперь на пенсии. Николай Григорьевич, отец, работает слесарем-сборщиком в цехе № 8. Именно он и породнил сына с "Радиалкой". Жена Люба до декретного отпуска была транспортировщицей на электрокаре все на том же станкостроительном производственном объединении. Здесь молодые люди познакомились и решили пожениться. На свадьбу пригласили немало коллег и товарищей по работе.
         Да, осиротевшим можно считать весь коллектив. Когда уходит из жизни Человек, болит даже тем, кто не был с ним знаком лично.
         Николай не мог не знать, что ожидает его на крыше вагона. Он ведь был электриком шестого разряда. Он просто в тот момент не думал о себе. Здесь уместна такая избитая киношная фраза - " Он не мог поступить иначе"!