Взрыв

Она говорила очень тихо, почти шепотом... Она всегда говорила шепотом, боялась, что опять... И смеяться тоже боялась, только улыбалась кончиками губ. И привыкла к этому - ко всему можно привыкнуть... И сейчас, лихорадочно выискивая в сумочке что-то очень важное, шептала: "Погоди, сейчас... ну где же..."

Он молча наблюдал за ней. И казался совершенно спокойным. Как массивный дверной косяк, к которому прислонился. Хотя нет, не прислонился - прижался, словно искал защиты... Он уже понял, почувствовал, что произошло, но все еще надеялся, что ошибся...


"Вот здесь же были, в кармашке... Куда же я их...." Она так отчаянно перетряхивала свою сумочку, как будто от этого зависела вся ее жизнь. А потом просто перевернула ее, открытую, и на пол, со звоном и шуршанием, как из рога изобилия, посыпалось все. Маленькое зеркальце от пудреницы шмякнулось и треснуло, забрызгав черно-кафельный коридор серебристым крошевом. Она присела на корточки, потрогала бывшее зеркальце и расплакалась. Почти беззвучно. Как всегда.

Но он не мог... не мог, как раньше, сесть рядом и прижать к себе - что-то изменилось... Изменилось настолько, что... "Не трогай, порежешься", - достал из ванной совок и сосредоточенно собрал в него крупные осколки. Потом влажной тряпкой прошелся там, где могли быть крошечные остатки. "Наглядное пособие - жизнь вдребезги", - подумал про себя. Засунул тряпку в мусорное ведро и вернулся к своему косяку.

Она подняла на него мокрые, моментально покрасневшие глаза, пронзительно-несчастные, как у брошенной собаки. Сердце ухнуло и замерло, как будто отказывалось биться дальше. Сейчас… вот прямо сейчас она скажет… Отчаянно хотелось заткнуть уши и не слышать ни одного слова. Ни одного звука… Он ждал. Она уже не плакала, просто сидела на полу и смотрела в одну точку. «Я устала… ты даже не представляешь, как я устала от себя такой…», - тихий шепот почему-то казался ему почти криком. Он не знал, что сказать, или спросить. Все это было так… некстати. «Я не могу говорить по-человечески, не могу ни смеяться, ни плакать… даже когда ты занимаешься со мной любовью, я думаю только об одном – не застонать, не закричать… Господи, как же хочется хоть раз в жизни…» Она вся как-то сжалась и замерла на несколько секунд, молча глотая ядовитые слезы. А потом – уже плевать на размазанную тушь - посмотрела на него так спокойно, что ему стало холодно. Очень холодно… «Знаешь, я даже не сомневалась, что когда-нибудь ты найдешь себе обычную, которая будет орать на тебя и вопить под тобой… Ждала, но не представляла, как это… нет, не больно… это просто убивает. Каждый день умирает капелька меня. И ключи где-то потеряла…»

Задребезжали чашки на кухне, внезапно заболела голова. И вот теперь он испугался. По-настоящему. Неужели, это правда…. А он-то думал, что … Она поднялась с пола и подошла к нему близко-близко… «Тебе больно, да?» - уже не шепотом, просто очень тихим голосом. Треснуло и осыпалось оконное стекло. С полок полетели ошметки посуды. Он схватился за голову, сжимая виски… резкая боль в легких и солоноватый привкус крови.. «Мне тоже больно, мне очень больно, а я живу… я все еще живу…» Она просто говорила. А по стенам разбегались трещины… Он сполз к ее ногам, между пальцев текла кровь… и капельки в уголках губ… Она присела рядом, перебирая его волосы, как раньше… «Я так давно хотела сказать тебе это… Не прошептать – сказать… Я люблю тебя, слышишь?» С диким грохотом упала перекосившаяся дверь. «Ты слышишь?» Он уже не мог говорить. Он больше ничего не мог. Никогда. «Я люблю тебя!!!»

«Сегодня депутаты Государственной думы приняли поправки к Закону о страховании автогражданской ответственности… В городе N обрушился жилой дом. Количество жертв и причины обрушения устанавливаются…. В Москве проходят гастроли Датского Королевского театра….»