Зодиак

Зодиак.
Стихи для альбома авторских фотографий


БЛИЗНЕЦЫ

Ландыши
С. М.

Бренная память – как бранная лень;
В недрах заброшенных деревень
Буйной крапивой забитый уют,
Только поденки привычно снуют,
Будто бы были вчера – за-вчера,
Замельтешив до утра вечера.

Там, где царит обаятельный ландыш,
Жизни в уюте уже не наладишь;
Мир просыпается в чаще лесной
Самой прекрасной
поздней весной.
В лезвиях листьев – огней фонаренье,
Сотни улыбок, щекочущих зренье.

Женская сущность – небес ипостась, –
Их аромат, возбуждающий страсть;
Непобеждаемое обаянье,
Память о встрече в минуту прощанья.

Ландыш, как ты, – двуединый закон:
Миг или Вечность поставить на кон.

Пена
А. Бу.

Падет белая пена и грусть;
Плыть без оглядки, как Бог, – наизусть,
Верный просторам, прильнувшим к ногам,
Этим медовым в соцветьях лугам.

Тело и душу в судьбу уронив,
Дышишь, как песня, на вольный мотив:
Мир и земля начинаются здесь,
И без конца эта пенная весь.

Память о прошлом ведя на закланье,
Ты уплываешь, как обещанье
С той стороны занебесной гряды,
Словно у дней и ночей череды
Хочешь отнять роковое величье,
Веки смежая и плача по-птичьи.

Ветер целует, припав к волосам;
Чудится мне, будто это я сам...

Шива

Жили на свете, как будто бог Шива,
Шакта и Шакти, – ловец и пожива.

Вечным желаньем сразив Абсолют,
Мир разрешается, словно салют,
Тёмным, неистовым, огненным Рудрой.
Правда же, упанишадою мудрой
Всё возвращается в круги своя:
Вечно – Единое;
Он – это я.

Но, оскорбив эту мудрость виденьем,
Я принимаю Творения власть,
Т трепещу пред Моим Провиденьем,
С детства усвоив, что я – только часть.

Мне открываются Путь и Законы,
Путы диктуют свободы и троны,
И на руках огнеликой зари
Нищие носят, и платят цари.

Плещутся утром небесные стяги
Вечным законом любви и отваги,
Словно планеты, что ждут впереди,
Соприкасаются грудью к груди.

РАК

Глина

Нет, не слепил Господь из глины вас
В какой-то неизвестный, звездный час,
И вдунул дух в безжизненное тело:
Премудрый, – он Рождение припас.

Но как вино, – улыбка винодела, –
Чтоб ваше тело жаждою запело,
Вам надлежало в сказочном раю
Познать себя – трагически и смело.

И в древний час, на глиняном краю
Большого Сада вас я узнаю
В Праматери, – смиренных,
гордых,
нежных,
И с вами Бог стоит в одном строю.

И ангелы в одеждах белоснежных
Предвосхищают ныне, как и прежде, –
Мечом и лилией, – земной и Божий путь
Для тел и душ, – космических,
безбрежных.

Немая глина – вещество и суть,
Но суть любви – полна, как ваша грудь,
И страстной мыслью, и питаньем жизни,
Как – от Земли вершится Млечный Путь.

Дракон на камне
Ю. М.

Отдыхает на камне Небесный Дракон;
Замурованный в душу предательский сон:
Словно чайки над мачтами праздно снуют,
И старик-капитан, поднимаясь на ют,
Из рогатки пуляет, и строг и упрям,
Не по ним, а по мне, что сродни воробьям.

В воробьиной душе – пешешествует страх,
Положённый мозгами в тщедушных волнах,
И куда тебе море, как вспененный сад,
И нагой красоты водопад – невпопад.

Отдыхает дракон, – воплощённая страсть;
Если страсть – без конца, – ни к чему ее власть;
Так бесстрастно и мёртво зияет дракон
Смугло-белым провалом на камне времён.

Но оставлена в камне отверстая дверь
К замиренью души среди бурь и потерь.
И бросает свой клич боевой капитан, –
Словно брандер, иду сквозь себя – на таран!

Хипует маска. Барабан
М. А.

Нам праведный пророк – по барабану;
И плачем мы в неправости своей,
Смешные панки, склонные к обману, –
Правдивей Правды, ревности борзей.

Мы славны, как троянцы, петухами
На шлемах обнаженных черепов;
Воюем с буржуазными духами
И не хотим традиций и основ.

И чтим себя, когда меняем маски
И бьём в большой восточный барабан;
Мелькают лица и тускнеют краски,
И посвящённый, в общем-то, – профан.

Ты стала резкой, тайной, обнажённой,
И хищным телом тянешься к прыжку;
Такой холодной,
одиноко-прокажённой, –
Не впишешься в привычную строку.

Как демонический, отважно-дерзкий гений, –
Превыше смысла и короче слов, –
Трагически открытый для сомнений
Блестящий Шар
из сросшихся углов.

ЛЕВ

Хмель
С. М.

Пусть Тело кричит и клокочет Душа,
Но Разум – безумствует, суд им верша,
А Дух – равнодушно поодаль стоит,
Как будто в холодную бронзу отлит.

И хмель обвивает, – порок и пророк, –
И криком срывается вспененный срок;
Прощайте, забитые в память слова, –
Зеленого хмеля полна голова.

Весь мир – восхищается в плен наготы,
И в листьях живет растворенное «ты»,
И в небе, и в ветре, и вширь, и гуськом, –
Летя по крапиве, как зверь, – босиком;

Надежда журчит, словно Бог-соловей,
Разгладив жестокую связку бровей,
И радость в себе обретенных стремнин –
Лишь вечная Мудрость твоих именин.


Водоросли-волосы
С. М.

Зеленые волосы сказочных фей,
Как струны воды;
это вещий Орфей,
Играя на лире мотив бытия,
Озвучил природу навзрыд.
Не тая, –
Всё тайное с явным навеки смешал,
Когда литургию Чудес совершал.

Но – женщина стала хозяйкой чудес,
Обнявши, как музыку, речку и лес, –
Кровавой вакханкой и девой зари,
Прекрасной снаружи и дерзкой внутри.

Ты – гибель несёшь на своих волосах,
И жизнь прорицаешь в горящих глазах,
Когда на мгновенье откроется дверь,
Смежив коридором Всегда и Теперь.

Отражение на ветвях
С. М.

Тело, как диво, положено ветвью, –
Жизнь через смерть пронося как часы,
Капли минут расплескав круговертью,
Скорбный отсчёт положив на весы.

Дьявол страстей или праведный гений
В говоре светлых и злых голосов,
В противоречьи сомнений и мнений
Промысел Божий закрыл на засов?!

Этим текучим твоим своенравьем
На горизонте небесной реки
Мир отражается вечным тщеславьем,
Не положив на глаза медяки.

Но в бестелесности Светлого Дома –
Драма рождений, любви и смертей
Выглядит так же до боли знакомо;
Кто же – творенье, а кто – Чародей?

В этом певучем и страстном ансамбле
Бог претворяется в Силу и Власть;
Дева сверкнёт обнаженною саблей, –
День разрезая – спасаться и пасть.

«Цорн» на мысу
С. М.

Широкими мазками влажных листьев,
По-Цорновски границы растворив,
С природою играешь без корысти,
Нагая, как она;
несет обрыв
Тебя с рекой по вольному теченью
Без жестких правил, боли и обид;
С души стекает умопомраченье
В строительстве ненужных пирамид.

Здесь плавно всё, как медленное знанье, –
Вплывающее в тело ведовств, –
И знаешь ты всю тайну Мирозданья, –
Свою любовь и жажды колдовство.

Офелия
С. М.

Плывя в траве на глубине потока,
Ты, как Офелия, – беспечна и жестока;
Без Гамлета, как мрачный нетопырь,
Собой в себя, как в грозный монастырь,
Тебя твой разум топит.
И осока
До крови режет руки и ступни,
Подобно мыслям и желаниям.
Усни,
И боль пройдет, как ты уйдешь – глубоко.

Там струи ветра, словно шелест струн,
Как приглушенный голос тайных рун,
Нашептывает в середину слуха;
И сердце бьется медленно и глухо,
Внимая яду растворенных лун.
И будто в белой мгле необладанья –
Полет в безбрежность в белом одеяньи
Среди свечей, зажженных на Канун.

Дриады

Не зная о Чуде, не ведая зла,
Дупло облекает нагие тела;
О, юные девы, – древнее дриад, –
Вы так же в себе запаковывать ад
Способны под райской певучестью линий,
Как в мрамор
гранит проецирует иней.

С пробитым под крышею малым окошком
Дупло, словно келлия понарошку.
Но странной молитвою, – к жизни и счастью, –
Здесь молятся души навстречу ненастью.

Вот розовым заревом, точно сполох,
Груди отзывается чертополох,
И сердцем, и телом – не чувствуем мы,
Не видим отличия света от тьмы.

Горит на шипах роковое признанье,
Как будто забытое древнее Знанье
Вернулось гармонией чудо/творенья,
Восславив последнее Чудо Творенья.



Бегущая по волнам
Ю. М.

По морю Бегущая, как Фрези Грант,
Ступнями впивая холодные брызги, –
Живое и странное скопище Жизни,
Страдающий мир и бессмертья гарант.

Ты ведаешь страх и стыдишься бесстыдства,
Но смело, как парус, несешь наготу,
Навзрыд исповедуя вольный разрыв свой
С попыткой разбожить как грех, – красоту.

Господь Произнёс – его дивны творенья;
Господь Пролетел – ты по водам идёшь;
Божественным даром, венчающим зренье, –
Рождённая Жизнью творящая дрожь...

ДЕВА

Лианна
А. Бу.

Лианою повисшей на ветвях
Свободной, смелой дерзостью Господней
Ты сокрушаешь первобытный страх –
Любовь и Эрос, – всё в тебе сегодня.

Пересекая ханжеский предел
Несытой, неподъёмной, жёсткой мысли,
Живою, гибкой благодатью тел
Свидетельствует Бог о ясном смысле,
Заложенном в понятии греха.

Не то есть грех, чтоб в мутном бездорожьи
Объехать всё, что тлен и чепуха,
Но в том есть грех, чтобы отвергнуть Божье,
Как грязь и тлен, и праха вороха.

И с роковою силой проживаешь
Грехопадение; и это не беда,
А то беда, как ты переживаешь
В порочном круге огненное «да».

Слепую тяжесть гибели и смерти
Господь открыл для дьявольских друзей;
Слепы в сердцах – ревнители и черти,
И – человек, как вольный ротозей.

Грязь
А. Бу.

Преображаясь в быстротечном и случайном,
Как будто Бог со мною говорит
О будничном, простом, – необычайном.

Он – незаметно, исподволь творит,
И потому так мёртв и неприметен
Тяжёлому мышленью, как иврит.

В разнообразьи
человеческих
отметин
Сшивается Земли и Неба связь, –
Какому Богу мы собой ответим.

И пусть под нами – лишь песок и грязь,
Но пусть же будет чистым подаяньем
Твоей судьбы чарующая вязь.
И как мгновенье Веры –
страстным воздаяньем
Ты выгибаешься в желаньи и борьбе, –
Пружиною меж сном и пониманьем,
Биеньем Слова в ангельской трубе.

Листья
А. Бу.

Ты сшита из листьев и в листьях живешь,
И телом, и духом ты осень поешь,
И кто бы подумал, что так торопливо
Секунду назад ты разделась пугливо,
Боясь и не веря в свою наготу,
Как с неба сходящую в мир чистоту.

Почти не колышется Божее зданье,
Когда распускается, дышит созданье
Его запредельной, земной красоты,
И Он узнает дорогие черты,
Теплом уносящего вешнего ветра
На кожу упав ощущением фетра.

Чертой за пределом ума и границ
Очерчено время. И падают ниц,
Познав искушенье, века и законы,
Гробы истлевают и падают троны,
Но жизнь прозревает не тлен и конец,
И осень – сверкает, как Лета венец;

И будет весна, словно ты, – беспорочно,
И молодость помнится также бессрочно,
Как Песни Господней творящий припев, –
Любовь,
и желанье,
      и новый посев.
И магмою полнятся девичьи груди;

Земля просыпается,
и – будь что будет...

ВЕСЫ

Зеленое небо
Л. А.

Весы ожиданья в тебе говорят, –
Природы и Бога карающий взгляд:
Зажатая скорбь, беспокойство и страх,
Зеленое небо в холодных глазах.
Печальный, расслабленный, редкий порыв;
Наверно, пространства иного прорыв;
В космической ручке – как утлый челнок –
Твоё вдохновенье, – одеждой у ног.

Цветёт ли вода, словно боль вдалеке,
И мысль протекает по полой руке
Навстречу желанью, – трагически важно, –
Но жизнь истекает – темно и протяжно. 

Живым монументом себе и страстям
Ты сцеплена с камнем;
незваным гостям, –
Любви и печали, – навек взаперти;
Вне мира и времени: вечно в пути.

Тростник
Л. А.

Выше, поодаль кувшинок и ряски,
Листья повысохли в маски-гримаски;
В пику живому и теплому телу
Летняя поросль в осень истлела.

В ветках наждачных позировать – спорт;
Словно природы нагой дискомфорт –
Вечный экстрим волевой перемены,
Преображения или подмены.

Всё изменяет октябрь-лиходей;
Время багряных и желтых идей,
Пушкинский пир незапятнанных мыслей.
Как календарь, неподверженный числам.

Смотришь в пространство и видишь себя, –
Память, как волосы, теребя.

ОВЕН

Течение
М. Ф.

В Великую Осень на жестких ветвях
Расправлено небо. На трёх кораблях
Базилика леса плывет в никуда,
Не чая пощады Господня Суда.
Судам – не написан положенный курс,
Державная роскошь заржавленных уз
Уж больше не держит стальных якорей
И правит теченье – скорей же, скорей!
Скорее туда, где заснежен и лют
Застыл Антарктидой нагой абсолют,
И в теплую пору весенних дождей
Сквозь вечную зиму ненужных вождей
Доплыть, доверяясь делам и телам,
Природу в себе поделив пополам.

И все совершится случайно и в срок,
И рок – не глашатай, а просто зарок –
Как небо смеяться на жестких ветвях,
Гореть не сгорая, - на Божьих углях.

 СКОРПИОН

Ледяной ручей
А. Бу.

Потянись же к истоку,
к которому не дотянуться;
Не постигая, - достигнуть,
как будто проснуться
На инистом ложе,
подобно природе нагой,
Впиваясь в застывшие иглы
босою нагой.
В тебе недосказанность
вечного Божьего Слова;
И зря так кичатся собой
богословы:
На резком пространстве
достаточно пары минут
Понять, –
пред тобою смиренный мудрец
или шут.

И северный ветер
щадит твое вещее тело,
И буйство смирив,
обнимает почти неумело
Немое сокровище духа,
неведомое для души;
Ручей облекается в розы.
Как льдины цветов хороши!


Красный зонт
М. Ф.

Печатает память горячечный тайп;
Давно ли сменил боевой ПараТайп
В «ПараГраф» горячий и фото-набор
На
      электронно-фонтовый простор.
Новым программам – жить-пережить,
Некогда нам о Генсфлайше тужить.

Только лишь в нас остается тепло
Льдам электронным и вьюгам назло;
Призрак общения – сквозь Интернет,
Все виртуально, а явного – нет.

Сетью ноябрь окружили дожди,
Ты мне махни, оглянись, подожди;
Тьма леденит, надвигается фронт,
Только горит ПараТайповский зонт.

Словно бы стяг большевистской зари,
Пламя пылает – в руках и внутри,
И по горячему льду босиком
Девушка пляшет застывшим леском.

Страстное тело – не знает границ,
Времени года, и падают ниц
Мысли, деревья, фонты и дела,
Словно природа себя родила.

Дриада
М. Ф.
 
На дерево влезть – что нарушить закон, –
Жёсткий, лукавый, холодный.
И только мужчине по силам исконь
Законы слагать на манер новомодный.
Но женская Сущность – не есть Ипостась
Мужского собранья Божественных тождеств,
Над нею – не властна творящая власть
Бессчетных и нудных размноженных множеств.
Не Бог-Демиург, но природный творец,
В страданьи и муках рождающий вечность,
И Богу подобный прекрасный ларец,
Несущий в себе полноту – бесконечность.

Желанье – взывает постичь высоту,
Собой обтекая предел восхожденья,
Божественной тайною деторожденья
Пытаясь заполнить свою пустоту.

СТРЕЛЕЦ

Стрела
А. Бу.

Стреляет Женщина – что там Амур и стрелы:
Любовь, что так воспели менестрели, -
Предвосхищенье бури и потерь.
Как будто кровожадный дикий зверь –
Любовь, по-гречески зовущаяся – эрос.

Творит – Господь, и нету в том вины;
Желание Господне – не помеха,
Когда б все были так же влюблены, -
Мир не зиял бы в вечном, как прореха, -
В между-планетный космос ледяной.

Зима – перерожденье расширенья,
Детандер бесконечной глубины,
Как антипод творительного тренья,
Как Агнец Божий с ликом Сатаны, -
Манящий, нежный, чистый и – бесплодный.

Погибельная, пепельная связь;
Разящий выстрел из слепого лука,
Как будто сердце – сорвалось со стука,
Перебирая в пальцах перевязь
Несытого победою оружья.

В три глаза смотрит славный менестрель:
Себя как песню приоткрыв из меха,
Сосок груди – нащупывает цель,
Улыбкой поражающего смеха
Полны, как смерть, порочные глаза.
        (как гибель, вечные)

Гимн пороку
А. Бу.

Быть Чичолиной – скабрезная сласть, -
Гимн красоте и порочная Власть
Вместе сплелись в посрамление многих,
В зависть отвязных, в страдание строгих;
Дьявольский пир торжества искушенья;
Жирик под блицами к новым свершеньям
Обнял звезду по дороге в Сенат,
Сам засветился и обществу рад.

В женщине каждой сидит Чичолина;
Сила природы – неумолима,
И ни к чему оскорблять провиденье,
Вечно кивая на грехопаденье.
Светская зависть – бодрящий рывок,
Шаг в преисподню – на Бога кивок;
Свет наготы и распутство покрова, -
Ханжеский призрак священной коровы.
Нравственный пепел и страстный огонь, -
Все в тебе, Женщина, только лишь тронь!

КОЗЕРОГ

Рождество
М. Ф.

В этот час, когда солнце встает,
Миновав вещество поворота,
Удлиняется свет, и сжимается тень,
И таинственно ждется чего-то.
Словно старый пророк с ледяной бородой
Подмигнул молодыми глазами,
И ушел старый год с маетой и бедой,
С катастрофою,
бурей,
слезами.

И как вешнее Чудо на снежной горе, -
Небывалым в природе событьем, -
Золотистое тело на белом бугре
Прошибает знобящим открытьем.
Это в царственном времени рок-Козерог
Торжествует над холодом смертным,
И тобою и годом сверяется срок, -
Пробужденьем святым и бессмертным.

Здесь рождается Бог, в этом вечном снегу,
В это проклятой мёртвой пороше,
И лежит Богородица на берегу,
И светла ее праздная ноша.

Если надо летать – значит, будешь летать,
Коль сражаться – то будешь сражаться;
Если плыть – то приплыть и учиться мечтать,
Чтоб к далёкому небу прижаться.

Преклонение
М. Ф.

Склонением Небесного Глагола
приходит жизнь к посевам и ветрам,
И только тем, кто целостен и прям,
Даётся осознанье скрипки соло, -
Держать собою восхищенный зал.
Мы здесь – проезжие. И мир для нас – вокзал,
И поезда гудят не преставая,
Рожденье в смерти зорко прозревая.

Мелькающая суетность дороги, -
Заботы, зависть, злоба и тревоги,
И одинокий солнечный разъезд:
Лишь ты – и Бог, раскинутый окрест.
Пускай плюют кипящие невежды
На это Чудо, скинувши одежды,
Коленопреклоненное Земле;
Костер – горит, но суть его – в золе,
А Свете Тихий – ишешь и обрящешь,
Спасаяся Крестом Животворящим.

Невидимое – в разуме и мере –
Приходит, обновляемое в Вере,
И расцветает просветленный Храм,
И в яблоко уходит древний срам.
И то, что было гибельным и дерзким
В полузабытом сумраке Эдемском,
Теперь дарует радостное Знанье,
Как Божее прощенье и признанье.

Закат
М. Ф.

Закатное золото зреет в ветвях,
Не хочет, как день, уходить второпях;
Одеждами Божьих церковных чинов
Рождается Праздник, и вечен и нов;
Не церковь Земная, но Церковь Небес –
Холодное поле и розовый лес,
И колокол Божий, как свод заревой,
Играет над рыжей твоей головой.

Смиряя смурное смятенье умов,
Творёное золото Божий покров
Сливает на явную всем наготу,
Всю Богом спасаемую красоту
Одев, как в Эдеме, в одну Благодать;
Себя разрешай дарить и отдать, -
В любовь отдаваясь, как в Храмную Сень, -
Пылать, просветляя Вселенскую Тень.

И вот ты идешь, обнимая закат,
И слышится майского грома раскат
В застывшей январской нагой тишине,
Как будто Господь говорит в вышине.
Он нам говорит – против гибельной лжи,
Хотя и все мы перед Ним – миражи;
Но пальцы кусает смеющийся снег,
И тело – поёт, увлекая на бег.

ВОДОЛЕЙ

Бой
Л. Б.

Кустодиева русская Венера;
Для женщин мера – в общем-то, химера,
Особенно стоящим на посту,
В эпоху, приближенную к посту.
Но далее – спрямляется улыбка;
Природа – редко делает ошибки,
И вписанная в пепельный пейзаж,
Ты расставляешь вкруг себя стаффаж.

Живёт – душа, и тело ей послушно,
Но никогда не будет равнодушно
Стоять в кругу соперников-друзей,
Сама себе – и зритель и музей.
Течет незамерзающая тайна;
Деревья-пальцы, на ладонь случайно
Приняв тебя как драгоценный дар,
Быть может, воплощение Иштар,
Бросают иней, как восторг, на кожу,
А под ступнями – лед, с брильянтом схожий.

И жжет непобедимое волненье;
Зима, как некий камень преткновенья,
Стоит с тобою вровень, не таясь;
И разделяет тоненькая бязь
Схватившихся под небом исполинов, -
И не ладонь уже, а Мост Калинов
В былинной схватке зыбко под тобой;
Здесь Жизнь и Смерть поставлены Судьбой
Вести незримый, бесконечный бой,
И ты здесь – Жертва,
          Суд,
     и – Победитель.

Горящая Благодать
А. Бу.


Стоять босиком по колено в снегу, -
Нагой, отдаваясь морозу, -
Как будто любовью пылая к врагу,
Насытить поэзией прозу.

Упрямый закат, доставая клинок,
Чтоб голову срезать светилу,
Всегда, как поэт, пред собой одинок,
Когда его Речь посетила.

К единому Телу Природы самой
Прижавшись чужими губами,
На слух совершаешь свой подвиг земной,
А суть – на коленях, пред нами.

Закрывши глаза и собравши в ладонь
Всю силу, любовь и терпенье,
Горит Благодать на снегу, как огонь,
Как жертвенный смысл озаренья.

... В Глаголах Господних – Творенье и Страх,
И слабый их отблеск – в звучащих словах...

Заброшенный мостик
А. Бу.

К теплу подбираешься,
крадучись на полупальцах,
Подушечки жёстко вминая
в слежавшийся снег.
Ещё вышивает зима
по-болгарски на пяльцах,
Но ты – ускоряешь
весёлого времени бег.

В ажурной решётке
рассыпан заржавленный брошенный Космос:
Галактик спирали –
в раскованных вдрызг рукавах;
И март под ступнями в проталинах –
пробует голос,
Как эхо, повиснув весной
на чугунных ветвях.

И будто спросонья,
раскинута чистая снежность,
И нету порока
на всей этой райской земле;
И дышит тобою легко
эта белая нежность,
Забывшись в предчувствии утра
на раннем тепле.

РЫБЫ

Туман
А. Бу.

Течет туман, как облака,
Звенящей меж стволов водою;
И роща за тобой – река,
И к небу тянется рука,
Но ты плывешь, и Бог с тобою.

Стволы, как водоросли, враз
Качаются хмельным теченьем;
И вкруг тебя, как рыбий глаз,
Кружат текучим обрученьем.
 
Непререкаемая власть
Воды, весны и опьяненья, -
Дыхательного растворенья
Непоправимая напасть.

Минуя привязи сетей,
Плывут кочующие Рыбы,
Как будто сказочный Протей,
Передвигая судеб глыбы
Одним движением хвоста.
Но удивительно густа,
Как будто вера без надежды,
Их жизнь, придуманная прежде,
Чем алчет Бога чистота.

Ледяная маска
А. Бу.

Маска – тревожно скрывает лицо
Льдом недоверия; словно кольцо –
Символом перевиваемых пут
прячет в холодный, колючий салют.
Не обретение – только мираж,
Как цифровой, виртуальный тираж.

Словно на Сети – повисла вода,
Всё – в Интернете, но нет и следа
Дерзкой реальности тёплой груди,
Губ и объятий и, - что впереди
Бурей и жизнью срывается с рук, -
В нового сердца умноженный стук.

Вечно в тумане и вечно в пути –
Тело и совесть;
пойми и прости
Зуд со/творенья, которого ждём
С каждым набухшим весенним дождём;

Маска – как зеркало, миг повторит:
Лёд в твоих пальцах, как уголь горит.

ОВЕН

У водопада
Л. К.

Водопад – как бесконечно длящийся словарь,
Меняет в струях
все слова и смыслы;
Творенье – чудо;
но попробуй, назови творенье – «тварь»,
И на амвон взойдет
(актер-)
священник
Охлобыстин...

Всё здесь – текуче,
      ерепенится,
                кусает,
И с шумом прыгает,
как речка на порог;
И вера в Бога, -
девочка босая, -
Поёт весь мир,
как виноград,
ступнями ног.

Весна в разгаре –
это страстное земное обнаженье;
Плодотворит огнём
природу
Зодиак;
И ты не в силах скрыть,
пришпорив отраженье,
В себе самой
желанием творимый Знак.

Отраженье
Л. К.

Верхом на Баране,
верхом на метле;
В Заоблачной луже,
как в адском котле;
Ты вольно желаешь
и вольно живешь;
И вольно страдаешь,
как будто поёшь.
И Бог где-то рядом
в неверной душе,
И каяться надо,
и плакать уже.
Но уже дорога
в порочной Любви,
В пророческом даре
безгрешной крови.

И вновь эту рифму
напели волхвы;
Как в райском дурмане
душистой травы,
На небо взлетая, -
в веснушках Весна, -
Ты слышишь Всевышний вердикт:
«СПАСЕНА!»


«Барашки»
М. Ф.

Нет, в цветении северном, ветреном, нету корысти;
И родной тебе ивы в сосках молоком отзывается пух,
Но таинственный север в душе своей груб и неистов
В проявлении силы, как в чувствах – неярок и сух.

И молчание тела – не есть атрофия желанья, -
Только долгий, почти что как смерть, многомесячный сон;
Но когда это тело проснется, себя приведя на закланье, -
Наготой к наготе, -
       ужаснется и жрец-фараон.

Есть в язычески дерзком, еще не святом окормленьи –
Средоточие жажды, шершавой и мягкой, как мох,
Словно ведают дух и душа на телесном томленьи
Те слова, за которыми , - выше, - скрывается Бог.

Как влагалища муз, запечатаны райские двери, -
И парным посевным молоком замыкается круг.
Но спокойно глядят с парусов Занебесные Звери
И единственный Ангел – Матфеев помощник и друг.

ТЕЛЕЦ

Погоня

Дедка за репку, Бабка за Дедку,
Внучка за Бабку, Жучка за Внучку;
Так же, как в сказке, мы ждем только мышь, -
То, что в себе от себя ты хранишь.
В этом жеманном и тесном миру –
Нам – лишь объедки на брачном пиру.
Надо себя без остатка отдать, -
Чтобы проклятие предков – предать.

В резких движениях, словно квик-степ,
Честь и бесчестие – в новый вертеп, -
Часто и чисто – как майская дрожь,
Все собирает – возьми и умножь!

Пиршество жизни – цветенье тельца;
Разум – теряет себя до конца,
И – без конца этот вечный простор,
Злому закону и страху в укор.

Нет, не поймать им твоей наготы,
Как не понять, что ответы – просты:
Лишь с сумасшедшиной – в вихре волос, -
Жизнь разрешает свой главный вопрос...

Распятая в черемухе
М. Ф.

Распятая в черемухе Россия, -
Свободою повиснув на ветвях,
Оставив целый мир в очередях,
Кипит цветами, точно литургия.

Преображенье в хлебе и вине
С молитвою и райскою, и грешной,
Всю эту землю делает нездешней,
Подобно вечно спящей целине.

Как женщина, Господним вдохновеньем
На волю вышла сердцем из ребра, -
Пропятая кровавым прободеньем,
Страна живет с голгофского утра.

И правая, неведомая совесть
Среди потухших свеч и деревень,
Как будто нескончаемая повесть,
Ничем не разрушаемая сень.

Под этим кровом, ветхим и небесным,
Твоей груди нагие купола
Горят желаньем праведным и честным,
Надеждой, не сгорающей дотла.

И православным ангельским задором
Смущая этот сумрачный народ,
Дела и веру не деля забором,
Со всей природой божьей, страстным хором
Душа России, и распятая, – поет.

На майском поле
М. Ф.

На майском поле, как воспоминанье,
Душа и плоть проходят испытанье.

Анафемою проклятый союз –
Лежит на веках, словно тяжкий груз.
В веках отвергнуто соборно нетерпенье;
И разрушает ангельское пенье
Неверный и пленительный мираж
Как грязный искусительный кураж.
И дымной зелени весеннее веселье
Твой плотский дух оборотил в похмелье,
И оборотнем дьявольских утех
Смеется тело, словно адский смех.

Какой позор Господнего Творенья
Являют мысли страстные боренья,
И ошалев от дури и потерь,
Слепая вера – словно дикий зверь
Повсюду алчет бурь и нестроенья.

Но жив Господь и в бурях, и в ветрах,
И в Красоте, и в наводящем страх
Творящем эросе, и в божьей колыбели,
Как в зеркале, весь мир – большой вертеп,
В который Бог вершителем судеб
И сам протиснулся, как нищий, - еле-еле.
Цветущие в яблонях

Как влажные яблони в час одинокого солнца,
Помолвлены девы весне и извечной тревоге.
И кто ж отмечает в своих лепестках расстоянья,
Чтоб спрятать веселье под тяжкою солнечной ношей?

Душистая кипень, седая как снег на вершинах,
Сбежит водопадом забвения в память долины,
Чтоб плодо-носить, без конца расправляя пространство,
В себя принимая как божию тайну, Его откровенье.

На розовых брызгах положено яблонь цветенье,
Как мир и Завет, и спасенье в Божьем Законе - 
Творить, со-творяя Ему, не боявшись изведать
И всю глубину, и всю силу, и все упованье.

По образу Божию созданный Богом из праха,
Могуч Человек и прекрасен Его дуновеньем,
И в тех, кто дарованы нам как Его вдохновенье,
Сам Бог позволяет увидеть Себя на мгновенье.

10. 08. 10.        23.10