Сам

«Привет, сынишка мой приёмный! Спи в покое.»
Не дай, Всевышний, своему ребёнку сказать такое!
Тут от прощания с собакой, разрывает душу.
Представить так вот собственное чадо… и не думать лучше.

Не помню когда, в апреле или может в мае
Я осознал, что рак не только у людей бывает.
И как бы не казалось это всё нелепым взором,
Слова «зло» и «качество» слилИсь в едино, приговором.

Неизлечимо. Бессмысленно. Ничтожны перемены.
Но упрямо два месяца, химией сжигали вены.
Напрасно, возможно. Теперь уж не исправить.
Все, что было потом, клочками влипло в память.



Помню звонок с утра - «Ему стало хуже...
С трудом глотается тот воздух, что упрямо нужен...
Не может уже сидеть, тем более, лежать...
Держали голову полночи на руках, чтобы он мог дышать...»

В то утро августа, небо разразилось плачем.
Помню, как ехал в область, страх за очками пряча.
Помню, успокаивал себя: «такое уже было…
Раздулось, пережало горло, но после отпустило…»

Помню, как взглянул в глаза измученного чада:
«Ты сильный... выдержишь... ну прошу, не надо...»
Помню фразу: «Отпусти его, не мучай...»
Помню, как семья прощалась, на всякий случай.

Помню, вёз к ветеринару, цепляясь за надежду,
Несобранные в кулак слёзы, роняя на одежду.
День был, водимо заранее, оплакан небесами.
«Он безнадежен...» «может завтра...» «в общем, решайте сами...»

Помню тишину. Как задыхался в слёзном вое.
Помню, как истоки глаз закапывал в ладони
Помню, как держал в руках беспомощное тельце
До последнего вздоха и последнего удара сердца.

Помню, у подножия берёз похоронили.
С игрушками, поводком и ошейником в одной могиле.
Помню, приходил после и, глядя в небеса,
Просил прощения за всё, что понаделал сам.

Сам выбирал. Сам вынес на руках из стаи
Сам давал имя. Сам усмирял и правил.
Сам решал, когда закончится его дорога.
Сам не знаю, был ли прав тогда, изображая бога.

                Москва, август 2010 года (по идее и наброскам сентября 2008 года)