Мы все уже умерли, мама,
но в смертный час,
как Нансен штурвальную рубку «Фрама»,
любовь не покинет нас.
Что там за парень с гитарой на старом снимке
стоит за шикарной шмарой с отеком Квинке?
Слева ебарь ее без руки,
справа муж, пришедший с войны слепым,
и бабушка ставит и ставит им
градусники.
Вот мы
за пазухой камень рвотный,
вот мы,
шнурки, как сказал бы ротный,
и в наших костях –
гены, несущие гомозиготный
страх,
страх,
страх,
мы все уже умерли, мама,
весь групповой портрет,
но мертвые губы не имут срама,
а только свет,
с хлебом иду из солдатской столовой
через небесный двор,
в руку мне тычется песьеголовый
мученик Христофор.
Свидетельство о публикации №110082103153