Незаметно ушло лето

Крепитесь! Кромешное
Дрогнет созвездье! /МЦ/ - мне об этом, о выдохе свободном и вести, что грядущее утратило свой безысходно-кошмарный облик, нравилось у того же Лореса:

Долгая зима, суетливый век, бесконечное лето.
Радио бубнит, из приличных слов составляя ложь.
Это не планета, вращаясь, летит - мелкая монета.
Но надежда есть, потому что в Хайфе пошёл дождь.

/В смысле, в нашем каком-нибудь всем известном щемящем чем-то родным городе, местности. Может быть, например, Сила сходить начала мимо этого храма заразного в менее изуродованном кстати состоянии, чем было в храме. Или из-за потрясающих каких-то совершенно бессмысленных случайностей наваждение не накрыло ещё всей местности, и резни полноформатной в Москве не стало, и лично я догнала же Льюиса, хотя никак не должна была его догнать, это было невозможно так же, как невозможно, чтобы исказились законы физики./

Значит, до сих пор вопреки всему небеса открыты.
Свежая вода от молочных рек до медовых почв.
Значит, подставляйте скорей тазы, вёдра и корыта -
Пригодится всё, потому что в Хайфе пошёл дождь.

...
Это для тебя над землёй висят миллионы радуг.
И в любой стране побыстрей любых электронных почт -
Радио бубнит - а во мне поёт беспричинная радость.
Это значит: дождь. Это значит: в Хайфе пошёл дождь! /Ю.Лорес/

*
**
Ну да, и грустно стало. Как вот у Лореса, город слепых, глухих и немых, когда вдруг самое первое что-нибудь увидишь и услышишь, совсем кошмарно становится, многие кончают с собой говорят ещё с первых веков христианства - ну, это может врут.

Вот у Бродского, "Осенний крик ястреба", ястреб решил взлететь выше пейзажей, шпилей, церквей и человеческой нравственности, и поднялся так высоко, что не смог спуститься и замёрз там на страшной высоте, и теперь снегом возвращается к нам на землю, вот и грустно.

опушившем перья, птица плывет в зенит,
в ультрамарин. Мы видим в бинокль отсюда
перл, сверкающую деталь.
Мы слышим: что-то вверху звенит,
как разбивающаяся посуда,
как фамильный хрусталь,

чьи осколки, однако, не ранят, но
тают в ладони. И на мгновенье
вновь различаешь кружки, глазки,
веер, радужное пятно,
многоточия, скобки, звенья,
колоски, волоски --

бывший привольный узор пера,
карту, ставшую горстью юрких
хлопьев, летящих на склон холма.
И, ловя их пальцами, детвора
выбегает на улицу в пестрых куртках
и кричит по-английски "Зима, зима!" /с/

*
Так что загрустила, собственно, не перед, а после конца.

Агата Кристи Ак   13.05.2013 01:03   •   Заявить о нарушении