17 1921 год. Голод

  Домой прибыл я 2 июля 1921 года. Везде черно, ничего не родилось. Я тут начал с соседями косить по болотам осоку и камыш - собирать корму для скотины. Под осень кое-где стали косить разный бужур, хотя и плохо, но для скотины кое-что собрали, а для себя - ничего, ничего не родилось. Я начал шить сапоги, продавать, менять на лебеду. Сапожного товару у меня было много, привезённого в 1919 году из-под Актюбинска, и также приобретённого, когда был в сапожной мастерской в Троицке.
  В народе ходил разговор. что на Рубежной даче есть такое болото, там торф берут, толкут его, мелют и стряпают лепёшки. Многие начали брать этот мох, и я поехал, привёз, но, когда попробовали, поняли - не годится, никак не проглотишь. Много народу стали ездить под Челябинск, где-то там, говорят, Богом дана благодатная глина. Некоторые привезли, оказалось - чистая глина и повыбрасывали. Слух прошёл, что в Челябинске лебеды много, а соль очень дорогая. Мы с Фёдором Бычком посоветовались и решили поехать в Челябинск за лебедой, собрали денег и поехали. Приехали мы в Андреевку, а там соль продают и недорого. Мы с Фёдором решили: купим соли и повезём в Челябинск, там продадим и что-нибудь заработаем. Нам всё равно ехать. Купили мы соли. Я купил немного, а то , думаю, может, по деревням лебеды куплю. Фёдор Бычок мне говорит: что ты мало берёшь,ты на паре, тебе можно брать больше. Я денег пожалел и говорю хозяину: давай я тебе заложу часы карманные серебрянные, а когда будем ехать назад, я тебе деньги отдам, а часы возьму. Хозяин согласился, часы взял, а мне насыпал соли.
  Вот мы и поехали. Отъехали от Андреевки, и начал брызгать дождик. К вечеру стал хорош дождь, соль моя течёт из фургона, лошади плохо идут - грязь. И пока мы ехали до Челябинска, всё шёл дождь. Приехали в Челябинск - дождь идёт. Выехали на базар, дождик всё помачивает нашу соль, лебеды на базаре нет, соль никто не покупает, корму лошадям нет и купить нигде нет. Загоревали мы с Фёдором, что делать не знаем, стоим на базаре. Вот ко мне подходит один и говорит: давай меняться, я тебе дам семя коноплянное, из дикого конопля, а ты мне давай соль. Мы с тним срядились, отвезли ему на квартиру соль и забрали конопле, и поехали из Челябинска домой. Выехали на степь, тут лошадей отпрягли и пустили пастись. Они у нас подкормились, и мы опять начали двигаться домой. По деревням давай спрашивать лебеды. Купил я и лебеды. Когда приехали в Андреевку, а у меня денег нет выкупать часы. Жалко, часы хорошие, но ничего не сделаешь, пропали часы. Переночевали в Андреевке,утром встали, а на дворе навалило много снегу. Ехать на фургоне нельзя. Давай мы просить хозяина, чтобы дал нам сани, бросили мы фургон в ходок, запрягли в сани и поехали домой. Доехали до Сосновенького, лошади наши устали, не идут. Какой-то мужик подъехал на хорошей лошади и Фёдора забрал, сани, лебеду и поехали, а я остался один. Поставлю мешок с лебедой лошадям, они маленько поедят, и потом я поехал дальше. Проеду немного, они опять стали,я снова подношу им мешок с лебедой. Так я потихоньку и добрался до дома. На всю жизнь осталось у меня в памяти, как я солью торговал.

     ГОЛОД ПЕРЕЖИЛИ. РАЗДЕЛ,

  Теперь я всё забросил и давай чеботарить. Если когда соберётся несколько пар сапог для продажи, то я теперь далеко не ездил, только в Мордвиновку и в город Троицк.
  Семья у нас 5 душ: нас двое, жена Клавдия и я,  и мои младшие братья и сестра:Ефим, Матрёна и Иван. Я добился ячменя, нажарили кофе, корова доилась. Наварим ведёрный чугун кофе, сядем, с лебедяниками выпьем ведро кофе и будто так и надо.
  Дожили до 1922 года. Фёдор Бычок помер, и осталась сестра Татьяна одна с тремя детьми: Василием, Феней и Андреем. Зима была очень холодная, бураны большие, стало много людей помирать. У нас в Кондратенке был общественный амбар, и мы давай умерших складывать в амбар, потому что могилы копать некому.
  Татьяна немного прожила одна с детьми и приходит ко мне и говорит: пускай идёт ко мне Матрёна, и мы с ней будем жить. Я сказал, что это её добрая воля, если пожелает, пускай идёт. Матрёна сказала: я пойду жить к Татьяне. Ну хорошо, сказал я, а что тебе выделить, чтобы ты к нам больше не касалась?... Договорились так: отдали Матрёне сундук и всё, что было Матрёнино,и машинку, и веялку. Они были согласны на такой раздел.
  И вот мы остались вчетвером. Питание у нас: капуста, картошка, кофе и лебедяники. Жуём эти лепёшки из лебеды и кофе запиваем, и сами себя веселим: ничего, проживём! А придёт весна, посеем хлеба и будем кушать хлеб. Я добился пять пудов пшеницы, и эту пшеницу держим на семена, чтобы весною посеять и дождаться своего хлеба. Инвентарь у нас есть весь, есть пара лошадей, корова. Когда дождёмся нового урожая, то будем полными хозяевами. Для того, чтобы сохранить инвентарь, я не стал ни с чем считаться. Сколько было сапожного товару, я его перешил и променял. Что продал: было у меня пальто из кавказской бурки, я его продал, было бельё - всё пошло на лебеду. Одни мысли были: удержать лошадей и сохранить инвентарь, а потом всё барахло наживём, лишь бы хлеб родился, тогда всё будет.
  Матрёна у Татьяны замуж вышла. Опять Татьяна осталась одна с детьми. И вот перед весной приходит Татьяна ко мне и говорит: пускай Ефим ко мне идёт жить, что я одна буду делать. Я тут задумался. Пропали все мои мечты. Ефим говорит: я пойду к Татьяне. Давай мы производить раздел. Отделил Ефима, отдал ему лошадь и сеялку. Они согласились. И ушёл Ефим к Татьяне.
  Григорию это не понравилось. Он берёт уполномоченного от сельсовета, делает опись всего имущества и хочет передать в суд для раздела всего имущества. Меня это заело, я разволновался, и тогда Григорию говорю, давай забирай Ивана и бери на него часть хозяйства, чтоб меня больше не делили и не терзали мою душу. Он говорит: я Ивана не возьму. Я говорю, давай разделим всё хозяйство, я свою часть возьму и пойду, а Иван пускай до кого хочет, до того пусть и идёт. Тогда Григорий предъявил: дай Ивану молотилку, справь ему сапоги рабочие и сапоги для праздника, тужурку, брюки, рубашки, чтоб у него было в чём работать и чтоб в праздник было что надеть. Я на всё это согласился, и Иван ушёл к Григорию жить. У меня остались лошадь и корова, жнейка и фургон. Теперь я задумался, как мне начать хозяиновать.
  Лошадёнка моя некорыстна. Я думаю, продам эту лошадь, добавлю и куплю получше, чтобы можно было её одну запрячь и поехать куда надо. Продал я эту лошадь и купил на Штанном у Жука серую кобылу. Была она большая, ну, думаю - хорошо.
  Пришла весна, а у меня лошадь заболела, я вокруг неё хожу и не знаю, что делать. Мне люди говорят, на Белоозёрах есть лекарь лошадей. Ты поведи к нему свою лошадь. В воскресенье запряг я свою лошадь в ходок и поехал в Белоозёры к лекарю. Лекарь посмотрел мою лошадь и говорит: вот как кончится служба в церкви, тогда я лошади кровь пущу - её кровь перебила. Я подъехал к церкви, привязал к коновязи лошадь, а сам пошёл в церковь. Только зашёл в церковь, посмотрел в окошко, а моя лошадь упала. Я вышел из церкви, подхожу к лошади, а она уже неживая. Я снял с неё хомут и положил на ходок, оттянул ходок в ближайший двор, а сам с кнутиком пошагал домой. Иду по дороге, склонил голову и думаю: какой я несчастный в жизни, была одна лошадёнка и та пропала, что мне теперь делать, продавать нечего, продал всё на приобретение лебеды, а теперь дождался, хлеб родился, а я остался пеший.
  Начал я чеботарить. Мне теперь ничего не мешает. Работы у меня много, люди несут работу. Осенью я поехал в город, чтобы купить сапожного товару. Поехал на попутной подводе с одним знакомым. Купил в городе полкожи на подошвы, гвоздей  и других предметов и пошёл домой. Вышел за город, едут подводы, я попросился, меня взяли. Подводы были из Раков. Когда проехали Каракульку, не доезжая Песчанки, я слез, поблагодарил хозяина и пошёл по дорожке домой. Тут домой километров пять, но уже стало темно. Иду по дороге, думаю, что-то давно нет Большаково,потом стал смотреть в сторону и вижу огонёк, думаю: это Большаково, а я пошёл на Штанное. Вдруг огонька не стало, я давай смотреть, опять сверкнул огонёк. Я пошёл туда, где показался мне огонёк, пошёл напрямую, прихожу, а это кусты, мелкий березняк. Я сразу хватился: это волк светил глазами. Давай бежать назад.Нашёл опять дорожку и пошёл по ней. На пути попалась кучка соломы, я думаю, дай сяду, отдохну. Постлал кожу, лёг и уснул так крепко. Проснулся - солнце всходит. Видно Штанное, и Большакову, и мою Кондратенку. Я не дошёл домой километра полтора.
  С осени 1922 года и до весны 1923 я чеботарил дома и у богатых мужиков, ездил к ним на дом и шил у них на дому.