Сборник стихов Эффект Доплера

ББК 84 (2) 6-5
К38
Кирюшин Олег Николаевич
К38 Эффект Доплера. Стихи.
2006г. – 90 с.
Редактор Г.Г. Ларин
В первом сборнике стихов талантливого Шахтинского поэта Олега Кирюшина представлена лирика, передающая мировосприятие человека конца второго – начала третьего тысячелетий.
@стихи О.Н. Кирюшин
@ компьютерная верстка и дизайн Т.П. Дмитриева
Сборник издан на средства автора.
ISBN 5-7509-0809-7
РостИздат-2006

Светлой памяти моей матери – Кирюшиной Л.И. посвящается...

Олега Кирюшина, автора представленного на читательское обозрение стихотворного сборника «Эффект Доплера», я знаю очень давно, около десяти лет. Поэт и в жизни такой же непосредственный, оригинально мыслящий и экстравагантно действующий, каковым он рисуется в нашем воображении только на основе опубликованного здесь творчества.
Но почему – «Эффект Доплера»? Быть может, в названии этой интересной, захватывающей книги-исповеди, книги-самобичевания и бичевания окружающих (увы, не всегда радужной) реальности кроется некий мистический смысл? Здесь уместно указать на принадлежность Олега к миру технократов (он окончил Новочеркасский государственный технический университет в 1995г.). Так, может быть, это – попытка синтезировать эзотерику с серыми, рядовыми, трудовыми буднями? Ведь эффект Доплера – физическое явление, открытое австрийским ученым Кристианом Доплером в 1842 году, сводящееся к следующему: при сближении источника и приемника волн происходит повышение частоты, а при удалении – понижение. Это характерно для любых волн – световых, звуковых, электромагнитных и других, в том числе поэтических, творческих. Поэзия, творчество, есть, по моему убеждению, мощный энергетический поток, волновой пучок. По-видимому, автор (да и все мы, грешные земляне) при сближении с грубой и жестокой аутентичностью не может на нее реагировать иначе, как тайфуном эмоций, часто злых, но оправданных. И, наоборот, при удалении от "черных дыр" бытия (а, следовательно, при сближении со светлыми, божественными, космическими сферами, одухотворяющими личность) поэт, как и все нормальные индивиды, входит в мажорную интонацию. Фантасмагорическое детище получилось у Олега Кирюшина! Молодец, долгого ему плавания в океане стихов!
Г.Г. Ларин, зам. директора по методической работе культурного центра "Ковчег", зам.председателя и член редколлегии литературно-творческого салона "Ковчег" г.Шахты, лауреат Саросовской премии (США 1994) в области культуры и образования.

ЭФФЕКТ ДОПЛЕРА
Он рос, как попало меняя окраску.
И жизнь представлялась красивою сказкой.
Но дали ему в награду за это
Зеленую кепочку...красного цвета.

Чего-то он в келье своей колдовал,
Но слишком уж часто он шастал в подвал.
Над винною бочкой он думал о мире.
Отец его спился, но только – в трактире.

Достойного папы – достойный сынок,
Он полз до кровати, не чувствуя ног.
И бредил под утро с больной головой,
Но бредил о жизни, причем половой.

Известное дело: от пьянки – болезни.
Визиты к врачам – вот процесс бесполезный.
Пропил он в конце благодатного лета
Зеленую кепочку...красного цвета.

Но мир изменился, а он не заметил,
Девались куда перемены все эти.
Когда же он помер, прощальным приветом
Мелькнуло виденье неясного цвета.

Виденье росло, как огромное Нечто.
Ко всем обращаясь с пространною речью,
Погост озаряла обилием света
Зеленая кепочка...красного цвета.

* * *
Я поведу тебя на край Вселенной,
Не дам тебе в забвении пропасть,
Моей любви коленопреклоненной,
Единственная, пламенная страсть.

Постигли мы и встречи и разлуки.
Познали горечь пирровых побед.
Зубрили мы ненужные науки
И день, и ночь, десятки, сотни лет.

И вот, теперь, на крыше мирозданья,
Соединясь и телом и душой,
Давно я верю в прежние гаданья:
Что ты – моя, а я – навеки твой.

И пусть ворчит божественный оракул,
Что пересох земной любви исток.
И пусть уносит вдаль рожденья дату
Календаря оторванный листок,

Мы воспарим над жизнью этой тленной,
И нас минует всякая напасть...
Я поведу тебя на край Вселенной,
Моя – навеки – пламенная страсть!

* * *
Я слышу музыку шагов...
Все эти скрипы, стоны, вздохи.
Их стук – от поступи богов.
Но тех богов остались крохи.

Их поступь – гром перед грозой,
Игра шальных и диких молний,
Пустынь далеких вечный зной
И леденящее безмолвье.

Ох, эта музыка шагов,
Давно мои оглохли уши.
О нет, я не ищу врагов,
Ищу я лишь кусочек суши,

Где, отдохнув среди дубрав,
Под сенью древнего Эдема,
Уйду, законы все поправ,
Как Буратино из полена.

* * *
Когда зачинается свадьба,
И валит толпою народ,
Гармонику в руки мне взять бы,
Собрать вкруг себя хоровод.

И спеть жениху и невесте
О счастье, что ждет впереди,
О том, что теперь будут вместе
Отсчитывать ночи и дни.

Но петь я совсем не умею.
Гармошки – в руках не держал.
И кто-то над песней моею,
Что конь над кормушкой заржал.

Ну, ладно, не буду стараться,
Словами скажу, как могу:
"Дай Бог на всю жизнь вам остаться
Вдвоем ... на одном берегу".

ВЕРНИСАЖ
Растеклась позолотой судьба,
Как невиданный тканый узор.
Я присел, утомила ходьба.
Предо мною – высокий забор.

Заостренные колья его
Исчезают в небесной дали.
Что я вижу? Скорее всего –
Полотно Сальвадора Дали.

Как же быть? А в заборе – дыра,
Тайный лаз из юдоли земной.
Ну, ни пуха ... Короче, пора!
Я с разгона – в забор головой.

До свиданья, прощайте друзья!
Жизнь моя, языком не мели.
Жаль, понять абсолютно нельзя
Полотно Сальвадора Дали...

ИЛЛЮЗИОН
В далеком, замкнутом пространстве.
Там, в лабиринтах суеты,
Блуждают тени прежних странствий,
Где вскоре будем я и ты.

За кем бредут они вдогонку,
Сбивая в кровь свои стопы?
Летят им вслед удары гонга,
Мелькают версты и столбы.

Толпа разрозненных и равных
Мешает кровь свою с чужой.
Где по ночам так ноют раны,
И слышен только волчий вой.

Они постигли все науки.
И, на помин своей души,
Разрыв могилы, греют руки
Достопочтенные мужи.

И, обожравшись вволю гнили,
Идут вперед сквозь дождь и грязь...
Вопрос поставив: или - или?
То громко плача, то смеясь...

ВОЗВРАЩЕНИЕ
Мир вам, тщетные попытки,
Хоть чего-то изменить.
Время ход, не очень прыткий.
Жизни тоненькая нить.

Вот набросок. Холст и краски.
Что ж, терзай, земной творец.
На тебя, без всякой маски,
Смотрит нынешний юнец.

Ты посмей, попробуй только,
Жажду к жизни вдохновить.
Не ходи путем окольным,
Не порви ты эту нить.

Но... сидишь ты, ноги свесив.
Непонятно, что с тобой.
Позабыл родные веси,
Кинул в бездне голубой.

Возвращайся. Длань земная
Распростерта над тобой.
Ждет тебя судьба иная.
Не сиди ты сам не свой.

В хороводе серых будней
Распрямись, земной творец.
Был доселе – сыном блудным.
Возвращайся, наконец.

МЕЧТА
Вы спасите меня от позора,
Жизни бренной надежда-опора.
Уведите из душного хлева.
Вы спасите меня, Королева.

К царским Вашим стопам припадая,
Не досталась стезя мне другая.
Я горел, я испытывал муки.
Я для вас постигал все науки.

Разбазарив иллюзии детства,
Приобрел я хорошее средство:
Стоит дешево, действует – скоро.
Может насмерть убить, я не спорю.

Не о том разговор, Королева,
Результаты весеннего сева
Не волнуют меня, абсолютно,
Лучше я вам сыграю на лютне.

Я спою о мечте небывалой,
Побывавшей в руках коновала.
Но жива та мечта. Тихо – мирно
Оклемалась, не став очень жирной.

Не пытает несчастных ночами.
Вы проверьте, увидите сами.
Голос тонок ее и, к тому же,
Воду пьет. Но, всего лишь из лужи.

А о чем та мечта? Мне известно,
Занимает она мало места,
Умещаясь в граненом стакане,
Типовая блоха на аркане.

Глас ее, вопиющий в пустыне,
Услыхали не сразу иные.
Вы устали от жизни привычной,
Мы разрушим столь серый обычай.

Трон изрубим и печки растопим,
Мы осушим болотные топи...
Что? Не слышу. О Боже Всевышний,
Так и знал, что в покоях я – лишний.

Дело в малом, моя Королева,
Я всю жизнь вырывался из плена.
Всех, толкая направо, налево,
К Вам стремился, моя Королева.

Сам я вижу теперь, без утайки,
Ни к чему венценосные байки,
Вы такая ж свинья, Королева,
Как и я, из такого же хлева,

Вы сбежали, не зная заботы,
О семье, о любимой работе.
Роя ближним глубокую яму,
Вы давились взахлеб желудями.

В королевском саду, возле груши,
Вас поймали за крепкие уши...
Вспоминать что потом, вряд ли стоит,
Ведь живете Вы в царских покоях.

Я закончу изысканным жестом
Сей визит в это гиблое место.
Вам привет из родимого хлева.
К Вам с поклоном Ваш муж, Королева.

ГДЕ ТЫ, ОСЕНЬ?
Осушили слезы лета
Журавли крылами в небе.
Заблудилась Осень где-то,
В тех краях, где вовсе не был.

Где, растрачивая силы,
Дождик плачет, как из сита.
Шепот листьев, сердцу милый.
Воздух, золотом расшитый.

Где заснет и не проснется
Опечаленное солнце,
Луч прощальный боком жмется
К растворенному оконцу.

Где рассвет в холодных росах.
Лес молчит, полураздетый.
И туман... как чьи-то косы.
Ну, скажи мне, Осень, где ты?

МОНОЛОГ ЗЕМЛЕКОПА
Тихо дремлют в ночи обелиски,
В темноте притаились кресты.
Где-то здесь похоронен мой Близкий,
Он устал от людской суеты.

Он цеплялся за жизнь безнадежно,
Невзирая на годы свои.
Он стратегом отменным был прежде...
Для него отгремели бои.

Канул в пропасть Венец мирозданья,
Утверждая закон бытия:
Смерть не брезгует всякою данью.
Кто там следущий? Может быть, я?
Жизни бренной исчерпана мера,
Рвется тонкая хрупкая нить...
Слишком быстро успел я поверить,
Что людей так легко хоронить.

* * *
Ужели вы насытились,
Счастливые потомки?
Вам с неба манна сыпалась
В открытые котомки.

В пространстве перевернутом
Изменчивости быта
Вы отмеряли верстами
Уверенности сытой.

Вы позабыли истину
Размеренности света
И... полетели листьями:
Осенняя примета.

Страшней любого выстрела
Безвестное Далеко.
Эх вы, потомки-выскочки,
Рожденные до срока.

А годы позаботились,
Раскрашенные кровью,
С бездушною работою
Привыкшие к дреколью.

Счета, как покаяние,
Они вам предъявляли.
Как жаль, что не был с вами я.
Узнал бы вас едва ли.

Читая время старое,
Шуршит листами Вето.
Грозя небесной карою
Потомкам, жившим где-то...

* * *
Я как-то прилег в январе
У ног твоих загнанным мопсом.
Назло этой зимней поре
В душе моей – пышные флоксы,

Чей запах пьяняще манил
Всей мощью весенней природы.
И, кажется, не было сил.
Все кануло в прошлые годы.

Была только ты и... любовь,
В душе бушевавшие флоксы...
И было то чувство мне вновь
Без фальши и лишнего лоска.

ТЮРЬМА
Вы послушайте – плачет Тюрьма,
Захлебнувшись отрыжкою быта.
В ней и так уж навалом дерьма,
И она им до одури сыта.

На Тюрьме не отыщешь замка.
Подевались куда-то решетки...
Здесь вам спляшет любой гопака
За бутылку отравленной водки.

Здесь охрана, усталая, спит,
Закопав карабины, затворы.
Тут плакат вам поставит на вид:
Опасайтесь, вокруг – только воры!!!

Догорает шальная заря,
Значит, будет гроза, не иначе.
А Тюрьма – все рыдает. Не зря.
Знать бы только, зачем она плачет?

ПРОШЛАЯ ПАМЯТЬ
Я в прошлую память спешу.
На каждой в пути остановке,
Я к ней обращенья пишу,
Отпетой и хитрой воровке.

Та память – свеча на ветру.
Поклонница пьяной удачи.
Я жизнь пополам перерву,
Возможно, все станет иначе.

Я в прошлую память спешу.
Мне нужно остаться в дороге.
Я рвусь к своему миражу.
Я заперт в житейском остроге.

Я к ней прикасаюсь рукой,
Но мчится она без оглядки.
Лишь манит вперед за собой
И мне наступает на пятки.

* * *
Снега стоят высокие...
Такого здесь не чаяли.
А поезд тихо катится –
Колес и рельс венчание.

Агония предсмертная
И тишина заблудшая.
Как жаль, что здесь не первый я.
Усну, пожалуй, лучше я.

Текут часы безмолвные
Клепсидрой мироздания.
Снега такие белые...
До боли, до отчаянья.

* * *
Ну, вот и все. Прости и уходи.
Душа моя навеки отболела.
А за окном – всю ночь стучат дожди...
А мне до них – ну, никакого дела.

И пусть тебя я слишком торопил
И, распаляясь, выпил без остатка.
Твой стройный профиль мне навеки мил...
Дай бог, забыть твою стальную хватку.

Нас ожидало счастье впереди...
Но мутит разум боль в моем затылке.
Ну, вот и все. Прости и уходи.
Чего мне ждать от выпитой бутылки?

ДЕНЬ ВСЕХ ВЛЮБЛЕННЫХ
Амура стрела, точно спица,
Пронзила мне сердце насквозь.
Теперь по ночам плохо спится
При мысли о том, что мы – врозь.

Сегодня к чему нам лукавить?
Забьются сердца наши в такт.
Тебя обниму я руками,
Поскольку положено так.

Ты рухнешь в экстазе со стула,
Мой бюст, как платок теребя.
В преддверии страсти разгула
Я вслед упаду: на тебя.

Не вижу я в этом цинизма,
Вовеки союз наш един,
Коль нам очищения клизму
Поставил святой Валентин!

ХРАМ
Я гляжу на оплывшие свечи,
Я взираю на грязь от сапог.
Поп ведет заунывные речи,
Но молчит нарисованный бог.

Жирным лоском – слюна поцелуев
(Для иконы не нужно стекла).
Подойти и пропеть "Аллилуйя"?
Но от свечек – ни грамма тепла.

Как грешно в этом темном сарае,
Задыхаясь, курить фимиам;
Воздыхать о каком-то там рае,
Предаваясь небесным мечтам.

Я гляжу на оплывшие свечи,
И молчит нарисованный бог.
Я услышал призывные речи,
И добавилось в храме сапог.

ВИДЕНИЕ
На кресте распят
Иисус Христос.
Все, как есть, при нем,
Только хвост отрос.   
В жизни все давно перепуталось:
В церкви поп – один, и тот – плут, небось.
Как раскинул он руки жадные
И орал весь день: "Ох, и гады вы!
Ой, как долго вы в пропасть падали,
Обожрались вы, видно падали.
У кого чего – все вы пропили,
Передохли все крысы во поле.
Как в последний раз видел ночью я,
Опечалился, ну, прям очень я.
Черт рога точил у проталины,
Показался мне вроде Сталиным.
Мы гуляли с ним рука об руку,
Улыбался он – зубы добрые.
А хвостом махал, точно веником,
Обозвал село муравейником.
Наизусть вещал речи грязные.
Говорил, что мы – люди разные.
Он, мол, царь-отец, я – ничтожество.
Вас, таких отцов, нынче – множество.
Тут он пнул меня ниже талии:
Погляди на крест – уж не там ли я?
В облаках луна – жаба жабою,
Чую, вниз лечу, то есть падаю.
А крестов кругом – пруд пруди.
Я про свой забыл. Не сопрут, поди.
Ну а что потом? Бог с ней, с Верою,
Поглядел я вдруг в небо серое:
На кресте висел, бил копытами,
Улыбался черт мордой сытою.
Хорошо рассвет глянул в очи мне,
И очнулся я у обочины..."
..........................................................
Не дослушали люди резвые –
И потом попа долго резали.
В общем, помер поп, делать нечего.
Только видели поздним вечером,
Как взошла луна, у проталины
Обнимался поп... С кем? Со Сталиным.

* * *
Я славлю осени начало.
Ее преклонные года,
Что тихо плещут у причала,
Хранит вода.

Я славлю осени средину.
Ее усталые ветра,
Чьи благородные седины –
Судьбы игра.

Я – звук последнего аккорда.
Ушедшей осени не жаль.
В душе хранит сей образ гордо
Моя скрижаль.

* * *
Задремала Весна у порога,
Снится ей золотая пора.
Не буди ты Весну и не трогай,
Надоевшая сердцу пурга.

Ты шуми на просторах Вселенной,
В пустоте запредельных миров...
Не поставить Весну на колени
Средь твоих одичалых ветров.

Очень скоро тебя позабудут
По веленью земного Творца.
И Весне, как желанному другу,
Распахнутся навстречу сердца.

* * *
Пронзая сумрак ночи,
Надежды рвется луч.
Изорванные в клочья
Громады черных туч.

Где ветра стон призывный –
Рождается заря,
Ветвями плачут ивы,
На свете все не зря.

Извечное стремленье
Вперед, навстречу дня.
Где всем успокоенье –
Извечность бытия.

* * *
И сплошь, и рядом – и друг, и враг.
И душу режет сомненья мрак.
И пляшут черти в моем окне...
Но сгусток солнца всегда при мне.

* * *
Я, обреченный на успех,
Давно ищу себе утех.
Но нахожу совсем не тех...
Порою – прямо смех и грех.
Но обречен я на успех.

СНЕЖИНКА
Я – белая снежинка,
Сквозь ночь лечу в Зарю.
Дрожат мои поджилки
В угоду декабрю.

Полет мой длится вечность,
Сквозь толщу лет и зим.
Там, на пути на Млечном,
Мой  путь необозрим.

Но я лечу неспешно,
Не чувствуя беду...
В конце концов, конечно,
На Землю упаду.

И Солнце вдруг очнется,
Растопит рыхлый снег...
И вновь полет начнется,
И длиться будет век.

* * *
В конечной сущности земного бытия,
О, Боже Праведный, не убеждай меня.
Но коли есть упадок мирозданья,
Я оплачу ему такой же данью,
Какой платили многие доныне...
Живых уж нет. А где же вы, иные?
А мысли ваши? Брошены в пространство.
Кому пойдут на пользу? Шарлатанство.
Сплошная чушь, прикрытая небрежно
Венком из роз... Усладою невеждам –
Ваш труд, растраченный напрасно.
В костер его! Весьма небезопасно.
А вдруг из искры возгорится пламя,
И вознесется новенькое знамя?

Закат философов, упадок мирозданья.
Ведь сыты мы по горло всякой дрянью.
К чему юродствовать и умничать лукаво?
Зачем иные нам? Зачем, о Боже правый?

КОЛЕСО САНСАРЫ
Катится... шатко и валко
Судьбины седой колесо.
Может быть, девушку жалко.
Ментальность... природе назло.

Юноша... русые кудри,
Приятель услады в ночи,
Кажется все очень мудрым,
Словами не скажешь – молчи.

Корчатся... в муках рожая,
Подарок грядущему дню.
Химеры минувшего рая –
Дань вековому огню.

Призраки... люди и судьбы –
Мятущейся жизни цена.
Бьются Влюбленные грудью
Вечность... и снова стена.

* * *
И будет он как дерево,
посаженное при потоках вод,
которое приносит плод свой
во время свое и лист которого
не вянет, и во всем, что он
не делает, успеет.
(Псалтирь. Псалом Давида 1:3)
Не торопись. Наступит утро.
Весь белый свет устроен мудро.
Не торопись. Не все пропало.
Там, впереди, твое начало.

Не торопись. Твой день грядущий,
Тебя он ждет. Не надо грусти.
Ушел давно твой день вчерашний
Под звон часов на старой башне.

Не торопись. Господь с тобою.
Он стал давно твоей судьбою.
Спокоен будь. Не во злобе,
Ты сохрани его в себе.

* * *
Соберись и иди направо
или иди налево, куда бы
ни обратилось лицо твое.
И я буду рукоплескать,
и утолю гнев Мой;
Я, Господь сказал.
(Иезикиль. 21:16,17)
Неважно, где и чем ты занят,
Ты все равно придешь сюда.
Придешь, я это точно знаю,
Здесь есть вино, и есть еда.

Смиренно станешь у порога,
Минуют дни, пройдут года...
Но, несмотря на вид убогий,
Тебя приветят. И тогда,

Твой светлый праздник отмечая,
Восславив давнюю мечту,
Тебе простят за чашкой чая
Чужую боль... И – пустоту.

И в тот же миг душа и тело
Исполнят прошлый свой завет:
У ног твоих ковер расстелят
Былых и будущих побед.

* * *
Идущий дорогу осилит...
(из Библии).
Идущий дорогу осилит,
Истопчет ногами без меры.
Растратив последние силы
В чертогах небесной химеры.

Издергав последние нервы,
Он будет канючить под дверью.
Он в рай попадает не первый,
Не первый, согласно поверью.

Но двери ему не откроют...
Зачем алкоголик Эдему?
Когда-то, давнишней порою,
Христос освещал эту тему.

Короткий тот суд, что у Бога.
До встречи, Эдемовы кущи!
И снова, как прежде, дорога...
Дорогу осилит идущий.

ТАЙНАЯ ВЛАСТЬ
Тайную власть я отныне имею.
Сладок мой плен в лабиринтах позора.
Я расставляю коварные сети.
Я убиваю надежду на Завтра.
Как это мудро: убить, не касаясь,
Словом случайным – в самое сердце.
Жизни пустыня, что век одинока,
Сделает после все то, что ей должно.
Я не являюсь сыном порока.
В браке зачатый, не вижу я смысла.
Жизни опора – семья, как ячейка,
Хрустнула жалко при первом паденьи.
Что же я вижу? Прошлого года
Снег пожелтевший летит за спиною.
Он настигает, валит на землю;
Больно при этом бьется ногами.
Вот и ответ на вопрос оскудевший:
Тайная власть, что взялась ниоткуда.
Было задумано все изначально.
Я лишь забрел в лабиринт от позора.
(Как бы навеки в нем не остаться).
В этом есть смысл и загадка Вселенной,
Бьющей наотмашь, кого ей охота.

* * *
Жизнь побежала вдруг, да не ко времени.
Не удержался я ногою в стремени.
А жизнь все катится, пылит дорогою.
И как понять ее, такую строгую?

Лицо в морщинах все, глаза усталые.
А по щекам бегут снежинки талые.
И бьет она меня ключом по темени,
А я, как есть, один, без роду-племени.

Она гадала мне, шелками кутала,
Ну, а потом сама – все карты спутала.
Играли с нею мы колодой меченой,
Поставил все на кон – терять мне нечего.

Теперь забыто все, повсюду... проигрыш.
Ох, жизнь пропащая, чего же стоишь ты?
Иди, пыли себе своей дорогою,
А я твой след вдали рукой потрогаю.

БЕСЕДА
Яркою вспышкой в ночи,
Дом в тишине озарился.
Ты, дорогой, помолчи.
Ты для чего появился?

Ты, что кобель на цепи,
Рвался в открытые двери.
Всех обвинял ты, учти,
Цепи своей ты поверил.

Может, не знал ты добра?
В палке увидел ты друга.
Что ж не кричишь ты: УРА!
Видно, приходится туго.

Видно, насквозь ты продрог,
Все. Доконали заботы.
Да не грызи ты порог.
Лучше ответь мне: ну кто ты?

Может, поверю тогда,
Выведу в путь, на дорогу...
Жалко, пойдешь не туда.
Ладно, ступай понемногу.

* * *
Не распахивай душу настежь,
Не бросайся козырной мастью.
Крик твой замер в пустыне ночи,
Страх струится в пустые очи.

Успокойся, усни навеки.
Ты в объятьях великой Неги.
Про тебя здесь давно забыли,
Здесь гуляют лишь ветры злые.

Пораженье – цена атаки.
Растворись в непроглядном мраке.
И, плотнее сомкнувши веки,
Успокойся, усни навеки.

ИСТИНА
И был там ядовитый газ,
И было Божие Знаменье.
Мы это видели не раз.
Ты зря кидал свои каменья.

Кому ты душу изливал,
О том давно уже известно.
А мы тут сделали привал
И замесили даже тесто.

Сейчас отведаешь стряпни –
И сразу встанет все на место.
В последний раз башкой тряхни,
Двоим нам в этой жизни тесно.

* * *
Поездка – дело пятое.
Трясет судьба проклятая.
Поездка – вот мучение,
Качает, нет спасения.

Дорога – геометрия.
Глоток воды. Безветрие.
Дорога, ты от Каина,
Наследие Мамаево.

И зелень ядовитая,
Чуть желтизной прикрытая.
Столбы, чей образ строгий,
Кивают вдоль дороги.

А старенький автобус
Не раз объехал глобус.
(На пенсию пора).
И душит нас жара.

* * *
Поселилась в доме этом старость.
По щелям забилась обреченно.
Ей досталась мизерная малость:
Опекать старух умалишенных.

Не сыскать парадного подъезда.
Черный ход. Облезлые перила.
Ты куда, Болезная, полезла?
У всего всегда свое мерило.

В полутемном, дряхлом коридоре
Дремлет бюст. Он каждый вечер слышит:
Здесь тихонько плачет чье-то горе,
Затихая где-то возле крыши.

БЕЗ ВЕСТИ ПРОПАВШИЙ
Я погибну в предгорьях Кавказа.
В назиданье потомкам. Беда.
Будет строчка кричать из приказа.
Крик ее улетит в никуда.
Слез не будет. Пособия – тоже.
Похороны – и те за свой счет.
И, конечно, никто не поможет.
Вот какой мне посмертный почет.
Сонный ветер в предгорьях Кавказа,
Будет брошенный труп шевелить.
Разнося повсеместно заразу,
Дождь не станет по мне слезы лить.
Все шакалы в предгорьях Кавказа
Не побрезговав, смогут поесть.
Что и сделают, только не сразу,
Не взирая на возраст и честь.
И когда на предгорьях Кавказа
Разнесется победная весть,
Я воскресну, ефрейтор спецназа,
Позабуду про кровную месть.
Позабуду, разорванный в клочья,
Чем я жил и кого не любил...
Люди-братья, хотел вам помочь я.
Не достало до этого сил.
..........................................................
Время жизни – воздушные нити,
Мой последний приют не для них.
Не забудьте меня, помяните,
Помяните в молитвах своих.

АФГАНСКИЙ МОТИВ
Я шел по парку
И был "готовый".
Смотрю: навстречу
Идет знакомый.

Идет навстречу 
Ефрейтор Мишка.
Глаза – в разлете,
Костыль под мышкой.

За что ты дрался? –
Спроси-ка Мишку,
Покроет матом –
Без передышки.

За что ты дрался?
Не знает Мишка.
Кому-то – орден,
Кому-то – крышка.

И покатилась
Слеза хмельная:
"Прости, земеля,
Что жизнь такая".

ТИХАЯ ЖИЗНЬ
Боль отпустила понемногу.
Навеки тихо в той стране,
Где, обращаясь в мыслях к Богу,
Молились тут же, на броне.

Где не раздумывали долго
И погибали ни за грош.
Где растоптали чувство долга
И оправдали чью-то ложь.

Где становились "стариками"
Совсем не те, совсем не вы.
Изрешеченные веками
Забытой памяти, увы.

Где, позабыв рожденья дату,
Седины метили года.
И выбывали адресаты
Из тихой жизни – навсегда.

* * *
время "Ч"
Их мысли – только о войне.
На фронт, в озябшей "электричке".
В давно растерзанной стране
Им трудно очень – с непривычки.

Их жизнь, бурлящая ключом,
Ужель должна остановиться?
И будет небо мыть дождем –
Навеки – юные их лица.

Им не привыкнуть никогда
Терять себя в объятьях страха.
Где дней кровавых череда
Плюет в лицо огнем и прахом.

И никогда не сосчитать
Очередной войны наследство...
А где-то ждут Отец и Мать
В боях расстрелянное Детство.

КОЛЫБЕЛЬНАЯ
Перечеркнутые дни,
Нерастраченные ночи.
Спи, мой миленький, усни.
Я не зря здесь, между прочим.

За тобою я гналась
Сквозь людские кривотолки.
Из колючих, жадных глаз
Вслед летели мне иголки.

Я тобою лишь жила,
Ничего я не видала.
Убежала из села,
Натерпелась я немало.

И теперь, на склоне лет,
На последнюю попытку,
Зря ты мне ответил: Нет! –
Миловидною улыбкой.

Не нарушил твой покой
Певчих птиц напев под утро.
Мне ты нужен лишь такой.
Ну, а ты? Молчишь как будто.

Острый нож в твоей груди.
(Вот оно, какое дело).
Ты уж строго не суди,
Жаль – не я, жаль – не успела.

Мне достались лишь одни,
Хоть гоню все время прочь их,
Перечеркнутые дни,
Нерастраченные ночи.

* * *
О чем сказать восьмого марта?
Чего такого рассказать?
В разгуле пьяного азарта
Смогу едва ли, вашу мать.

И, вспоминая Клару Цеткин,
(Да будет пухом ей земля),
В ее сравненье, очень метком,
Шальная поступь Бытия.

Кого камнями раньше били,
Того внесли на пьедестал.
Веков протоптанные мили
Земной гарем вмещать устал.

И с той поры, совсем недаром,
Библейской похотью страниц,
В глазах мужчин горит пожаром
Восьмое марта – День Блудниц.

* * *
Когда уйдет восьмое марта,
Придут заботы и дела.
К нам постучится в двери Завтра –
Сильней закусим удила.

И за столом, пустым на диво,
Вдруг скажешь мне с улыбкой ты,
Стреляя глазками игриво:
"Сейчас умру... от тошноты".

ПОДВАЛ
Из подвала видно много.
Мы живем тут года три.
Не шуми ты, ради Бога,
Рядом сядь и посмотри.

По асфальту ходят ноги.
В небе – солнце. Как всегда,
Обивают здесь пороги.
Как всегда, во все года.

Очень многих узнавая,
Старый дом смеется вслед.
Перестук колес трамвая –
С перерывом на обед.

День угас. Подвел итоги
Луч прощальный на стене.
Необитые пороги
Всех преследуют во сне.

* * *
Я взираю на серый булыжник,
Что лежит посреди мостовой.
Добивался им правды у жизни
Пролетарий могучей рукой.

Он крушил по веленью стихии,
Утонув по колено в крови.
И в цепях умирали Чужие,
И немели от страха Свои.

В круговерти общественной слежки
Где угодно искал он врагов.
В той работе, без лени и спешки,
Раздробил он немало голов.

Но, внезапно почуяв опасность
В бесконечно-кровавых пирах,
Развалился булыжник на части,
Растирая столетия в прах.
.........................................................
Уничтожив Надежду и Веру,
Завершился "решительный бой"...
Лишь булыжник, по-прежнему серый,
Все лежит посреди мостовой.

* * *
Помилуй, Господи, прости
Всех этих сирых и убогих.
И этот, мой корявый стих,
Что покорит, увы, не многих.

Как часто, зависть затаив,
Мы всё глядим в чужие окна.
И, позабыв любви мотив,
От лютой злобы слепнем, глохнем.

Весна бушует между строк,
Бурлит рекою в половодье.
Минул печали бывшей срок.
Да, и зима давно уж – "во где".

Лишь я, с тоскующей душой,
От жизни той устав немного,
На крест гляжу твой небольшой:
Прости меня, прости, Серега...

* * *
Он был какой-то не такой,
Каким его другие знали.
И вот пропели упокой
Тому, кого Сергеем звали.

Души не спрятать под плитой.
Она не раз еще воскреснет.
Лишь только примет вид иной:
Всяк человек – Иисусов крестник.

В преддверье страшного суда,
Который вряд ли состоится,
Я сам к нему приду Туда,
Куда не стоит торопиться.

Где мы присядем с ним вдвоем,
Живых помянем добрым словом.
А после – Вечность обретем,
И заживем на всем готовом.

* * *
Меня весь день на лирику тянуло.
Я наблюдал, как стая журавлей
Внезапно в небе синем утонула.
А веер пел: в нем что-то от людей.

И свист его, на мой совсем похожий,
Летел вперед и затихал вдали.
Где, улыбаясь, шел себе прохожий,
И ветер искупал его в пыли.

ЖИЗНЬ
Я не люблю пешком ходить по кругу.
Ведь под рукой всегда автобус есть.
Сажусь в него, беру с собой подругу.
А также: доблесть, мужество и честь.

Уже потом, на пятом повороте,
Когда уснул прокуренный салон,
Ругаюсь я, замучила зевота.
Мы говорим с подругой не о том.

А в небе солнце, весело играя,
Ласкает всех улыбкой озорной.
И вот в руке моей – ключи от рая.
А вдалеке плывет библейский Ной.

Душе моей так хочется свободы.
Подруга спит... На долгие года.
Колеса давят прошлые невзгоды.
Подруге не понять их. Никогда!

* * *
Между нами пропасть –
Шириною в жизнь.
Узенькие тропы,
Милая, держись.

Пересуды, сплетни.
Злой судьбы накал.
Сладость ночи летней,
Жаль, не удержал.

Взлеты и паденья.
Слезы, кровь и смех.
Упустил свой день я.
Ты теперь – для всех...

* * *
Видал я чудо – ушами хлопал:
Йог без разбора железки лопал.
Болты и гайки – без передышки.
Он предложил мне автопокрышки.
Я отказался, а он – по новой:
Давись, гадюка, едой хреновой!
Да мы в Союзе такое ели:
Здоровый дух наш – в здоровом теле.
Куда вам, хилым, за нами гнаться:
В дерьме по уши, дерьмом питаться?
Да, мы боролись, за счастье бились.
Но, дело в прошлом, - дерьма напились.
Ну, жуй, худоба, свои железки.
Мне век не видеть колбас обрезки.
Я в них не смыслю, ну, ни на йоту.
Чего в них мыслить? Пошлю их – к йогу.
Все уплывает родным и близким,
А нам в награду – коровьи сиськи.
Коровьи сиськи, и те – пустые.
Да буреломы, и те – густые.
А йог смеялся, плясал на пузе.
Он – в Индостане, а я – в Союзе.
Я вечерами ругаюсь матом,
С дерьмом покончил – теперь ем скаты.

* * *
Заповедная Держава,
Получила ты сполна.
Не слыхать здесь криков: Браво!
Не купить в кредит вина.

Заповедная Держава
Засыпает, наконец.
Спрятав колющее жало
В глубину чужих сердец.

Заповедная Держава
Смотрит свой десятый сон.
Крепко всех она держала,
А теперь – погнала вон.

Заповедная Держава,
День грядущий настает.
Все – впервые, все – сначала.
Будет все. Наоборот.

* * *
Я пытался писать стихи –
Выходила проза.
Тут я волком завыл с тоски
И упал с воза.

Но с колесами в обручах,
Пролетел воз мимо.
И мелькнуло только в очах
Той свиньи рыло.

Улеглась свинья на возу,
Улыбаясь мило,
Переждав большую грозу –
На дерьме с илом.

Долго возу глядел я вслед
И махал рукою:
Старый дедушка во сто лет,
Что давно стал мною.

ПЕСНЬ О КАРТОШКЕ
(Пародия на "Песнь о Гайавате" Г. Лонгфелло)
Неоглядные просторы,
Все покрыла тьма ночная.
В октябре так пахнет порох
И к чему-то призывает.
Вы не верите? Смотрите
Фильм про Ленина и Надю,
Ну, а лучше – почитайте
На худой конец "Мурзилку",
Где веселый Буревестник
Гордо реял над картошкой
И сбивал ея крылами,
Потому как на деревьях
Та картошка поселилась
И росла себе тихонько...
Но про то узнали Черти,
Что сидели в доме Белом,
И послали за картошкой
Взвод десантников с лопатой.
Чтоб стояли в карауле
У ворот Земли сибирской,
В быстрой речке ноги мыли,
И картошку пожинали
В перерывах от запоев.
В доме Белом неспокойно:
Всю картошку съели черви.
И десантников не видно:
Ни картошки, ни лопаты.
Только гордый Буревестник
Как-то раз хлебнул из лужи, -
И лежит он, лапы кверху,
Гордой молнии подобный.
Изо рта торчит картошка,
Будто знает, что ей место
В этом самом гордом клюве.
Буревестника наружу
Глупый Пингвин призывает.
Он не знает, что неделю
Принимает Буревестник
Из ворот Земли сибирской
От десантников шифровку,
Что отважный Рихард Зорге
Всю картошку сдал китайцам,
На нитраты не проверил
И не дал сертификата.
Те китайцы обожрались, -
И теперь уж помирают.
Надо думать, все подохнут,
Если только не откроем
Мы границы на Востоке,
И швырнем замок в болото,
Пусть утонет железяка.
Вмиг воспрянул Буревестник,
Плюнул в форточку картошкой,
Потому как он почуял
В животе большие корчи.
Знать, великой будет драка,
И десантники с лопатой
В этом деле – не помеха.
Все они помыли ноги,
Вот и дрыхнут с опохмелья,
Как учил великий Ленин.
И забросили в болото
И лопату, и портянки.
Потому как там – китайцы,
(Самый главный – Рихард Зорге),
По болоту строем ходят,
Отыскать замка не могут.
Пусть понюхают портянки
Эти самые китайцы,
Что лежат на дне и мерзнут.
Им давно сертификаты
Мы заткнули в оба уха
(Жалко, что ли, нам бумаги,
Пусть, хотя бы, туалетной).
Только знают в доме Белом
Буревестника походку.
Крупной курице подобный,
Он к чему-то призывает...
В октябре так пахнет порох.
Все покрыла тьма ночная.

ПОЛЕ ЧУДЕС
Случилось то, о чем мечталось
На протяженье долгих лет.
Осталась мизерная малость:
Сойтись в цене. Купить билет.

Успеть на поезд. Авва Отче,
Мне в путь пора, благослови...
Лети, мой поезд. Темной ночью
Тебе со мною по пути.

Нас город встретит. На перроне
Я прошепчу тебе: Прощай...
И проводник слезу уронит,
Не получив своё "на чай".

* * *
Я лечу в полутемном вагоне –
Неизвестно, куда и зачем.
В этом, Богом забытом притоне,
С перекошенной цифрою семь.

Ветер носит листы по вагону
И качает на стыках салон.
В жизни выпала доля изгоя.
Так и надо. Видать, поделом.

А в округе Весна зеленеет.
Набираются силой ростки.
И в бездонном распахнутом небе,
Хороводы ведут мотыльки.

Только я в полутемном вагоне
Не дышу. Затаился. Притих.
Все лечу, уходя от погони,
Избегая чужих и своих.

* * *
Жил да был на свете Органайзер,
Канцелярский, стало быть, набор.
Он родился в "компани оф брайзер",
Где высокий, каменный забор.

Органайзер был весьма красивый
На лицо. И видный сам собой.
И цена: две сотни с половиной –
Не казалась просто ерундой.

Буржуазный этот Органайзер
Не привык питаться кое-как.
Нам о том поведал как-то Драйзер,
Теодор, с похмелья, натощак.

Упиваясь собственной персоной,
Органайзер рос как на дрожжах.
К двум годам он весил ровно тонну,
Не пропал, не сгинул, не зачах.

Он проник, используя знакомства,
Где Макар телят своих не пас.
И везде наделал он потомства –
Очень много, видно, про запас.

И сегодня пишет Органайзер
От Певека до Шато-Тьерри:
Всем привет от "компани оф брайзер",
Или как там, черт ее дери.

* * *
Расскажи мне, провидица Лена,
За какие такие рубли
Ты спасешь от житейского плена,
Уведешь от злодейки-судьбы?

Ты поведай, провидица Лена,
Что хорошего в Царстве Теней,
Где, в крови утонув по колено,
Смерть, усталая, косит людей?

Расскажи мне, провидица Лена,
Ты маленько с врачами поспорь.
Слышал я: ты питаешься сеном,
Дабы вылечить свинку и корь.

Расскажи мне, провидица Лена,
О безвременной мести богов...
Правда, есть небольшая проблема:
Я пришел из Страны Дураков.

Сучковатым, дубовым поленом,
Я ворвался из толщи веков.
Расскажи мне, провидица Лена,
Я пришел... И к сеансу готов.

СОНЕТ
Общественный век. Судеб ликованье.
Храмов руины. Россия в дыму.
Солнечный луч, пробивающий тьму,
Свежего ветра манит дыханье.
Слышится рядом чье-то рыданье.
Вижу я поле, а в поле – тюрьму.
Странные люди, видать по уму,
В ней отыскали свое пониманье.
Не избежать поголовного блуда.
Все мы резвимся, играем покуда.
Нас не пугает отмщения вой.
Мертвую тяжесть давящего груза,
Сбросив, ушла покалеченной Муза,
Вслед за прохладной, ночной синевой.

* * *
У каждой семьи в шкафу хранится скелет
(Английская пословица).
Нередко я с ноги сбиваюсь,
Когда, цветущею весной,
Я часто в стельку напиваюсь.
Но... напиваюсь не с тобой.

Уйди, непрошеная гостья,
Тебе я повод не даю.
Тобой обглоданные кости
Не первый год в шкафу храню.

Где, мной оставленные жены
Бросают мне прощальный взгляд.
Где страсти жгучей, обнаженной,
Висит затасканный наряд.

Я выпью много литров за ночь,
Потом пойду крушить дворцы.
Я грусть-тоску заброшу в заводь,
Где дремлют пришлые творцы.

В душе – простор. Смотри да слушай:
Ворчит противное бабьё.
На берегу огромной лужи
Шумит шальное воронье.

ЗОНА
Расскажи мне, Зона,
Много ты видела.
С поминальным звоном
Ты надень медали.

Ты поведай, Зона,
Где ночной порою,
Заблестят погоны
С утренней зарею.

Прошуми ты, Зона,
Проволокой колючей,
Точно поп с амвона –
Вестник доли лучшей.

Вспомни, сучья Зона,
Символ произвола.
С леденящим стоном
Ты скажи хоть слово.

Только не останься
Замкнутым простором.
В бесконечном танце
Вечности опорой.

ТАКАЯ РАЗНАЯ ЛЮБОВЬ
Любовь, порой, бывает, убивает...
И пусть я сам Шекспира не читал,
Но часто плакал в детстве на диване:
Отелло мне покоя не давал.

Душил он, бедолага, Дездемону.
А для чего, не понял я тогда.
Теперь смотрю на вещи по-иному
И сам душу подружек иногда.

Любовь и страсть вовеки прославляя,
Я не стыжусь об этом заявить:
Любовь – она весёлая такая,
Что от нее порой охота выть.

И мой товарищ часто ночью гавкал.
И, вероятно, это оттого,
Что Валентина, ну а проще – Валька,
На цепь сажала бедного, его.

Он так и помер, будкою накрытый,
Забытый даже собственной родней...
О нем всплакнула Манька у корыта,
Хотя была обычною свиньей.

Любовь такая разная бывает.
Я трепещу от истины простой.
А как легко она цвета меняет:
Сегодня – розовый, а завтра – голубой.

Но, не смотря на эти перемены,
С любовью жить, любить не привыкать...
Поскольку чувству этому замены,
Ищи хоть век, не сможешь отыскать!

МАНЬЯК
А не вспомнят – экая досада,
Я об этом вовсе не тужу,
Не хотят – не вспоминай, не надо.
Все равно я вишню посажу.
                М.В. Исаковский
Ты скажи мне что-нибудь, родная,
А не то тебя я задушу.
Задушу, в детали не вникая.
Ну, а может, пальцы откушу.

Я давно тебя здесь поджидаю.
Отощал, замерз я на ветру.
По тебе тоскуя, вспоминаю:
Встретил я недавно тут... одну.

Боже правый, весело и просто
Мы гуляли в сумерках в саду.
Но она – весьма большого росту
И с огромным бантом на заду.

Я упал в некошеное сено.
(Корчил месяц рожи свысока).
Заиграла кровь, надулись вены,
Я напрягся, точно для рывка.

Но она, с улыбкой поправляя
Бант огромный где-то на заду,
Мне сказала: Нет, я не такая.
Я, пардон, домой сейчас пойду.

В небе месяц, подлый, издевался.
Комары хихикали в траве...
На поляне я один остался.
Но в душе звучал парад-алле.

И теперь, ну что ты вся такая?
О тебе я вовсе не тужу.
Ты скажи мне что-нибудь, родная,
А не то тебя я задушу.

ДУМА О ЛЕТЕ
Мороз караулит меня у подъезда,
Какой-то он злой, точно дядьки на съезде.
Но я не пойду, и останусь я дома.
Хоть мало мне лет – я с морозом знакома.

Давно отключили у нас батареи.
Видать, батареи совсем... устарели.
У мамы врачи отыскали ангину,
А папа... куда-то по осени сгинул.

Замерзли на полке игрушки и книжки.
И все нипочем только белому мишке.
Зима торжествует напару с медведем.
Мы скоро на юг вместе с мамой уедем.

Снежок серебрится... О чем он мечтает?
Он в комнате нашей почти что не тает.
Но я не в обиде на Зиму за это,
Я просто зову загулявшее Лето.

БАБЬЕ ЛЕТО
Под ветра свист бреду я одиноко.
Деревья сыплют золото свое.
И солнца полудремлющее око
Прощальный взгляд бросает на жнивье.

А осень в позолоченном наряде,
Шуршит листвой, пугая тишину.
И для чего-то, видно шутки ради,
Паучьи слезы гонит в вышину.

ПЯТЫЙ АНГЕЛ
Пятый ангел вострубил,
и я увидел звезду, падшую
с неба на землю, и дан был
ей ключ от кладязя бездны.
..............................................
Откровение святого
Иоанна Богослова. 9:1
Мне осталось немного пройти
До заветной намеченной цели.
Не устать бы мне только в пути.
Сделать все, что вчера Вы хотели.

Вы хотели упрятать меня
С глаз долой, из души – без остатка.
Мне ж казалось, что Вы мне – родня,
Что живется Вам тоже несладко.

Вы меня обманули слегка,
Призывая сторонние силы.
И теперь я спляшу гопака...
Да! Вы правы, на Вашей могиле.

Нет! Не стоит о том горевать,
Что сгорят поминальные свечи.
Ни к чему убеждать, вашу мать,
Что никто в мире этом не вечен.

Вы прошли этот путь как никто,
От погоста шагая к погосту,
Признавая в пути только то,
Что гробы соответствуют ГОСТу.
..........................................................
А вокруг, не скорбя ни о чем,
Соловьиные слышатся трели.
Жаль, что мы не успели вдвоем
Сделать все, что вчера Вы хотели.

НЕЗНАКОМКА
Я смотрю, как в ней жизнь отражается,
В этом маленьком, хрупком цветке.
Я, наверное, волю дал жалости,
Захлебнувшись в любовном витке.

Я не знаю, что в жизни получится,
Но хватаю я дни на лету...
Для меня она будет лишь лучиком,
Воплощением яви в мечту.

* * *
Гаснут, в душе остывая,
Отзвуки давней беды.
В жизни такое бывает:
Вянут на солнце цветы.

Ветер развеет былое,
Дождь над потерей всплакнет,
Стужа под сердцем заноет.
Знаю, и это пройдет.

Капля за каплей, неслышно
В бездну уходят часы...
Боже, помилуй, Всевышний,
Рвутся, взлетают мосты.

Спящему сердцу услада –
Чувство былой красоты.
Нет никого... и не надо.
Только вот жалко мосты.

УРОК ГЕОГРАФИИ
А мне в Израиль что-то неохота.
В нем очень можно запросто пропасть.
Туда евреям даже нету хода,
Поскольку русских – сущая напасть.

Мне Швеция мигает огоньками:
Иди, родной, чего уж там, валяй.
В социализме будешь вместе с нами.
Но только не кричи потом: ай-ай.

Мне США листком зеленым машет:
Сэнькью, о'кэй, гудлак и вери мач,
Но нет валюты деревянней нашей,
А потому, родимая, не плачь.

Я не поеду в Сингапур и Лондон.
Видал я лично Тауэр в гробу.
И ничего не потерял я в Конго.
Выходит, ничего и не найду.

Поскольку, в географию вникая,
Верчу я глобус только потому,
Что есть на свете Родина такая,
В которой я родился и помру.

* * *
А пошел бы ты, милый отсюда...
Сотвори нам, устрой это чудо.
Здесь давно от тебя все устали,
Уходи в невозвратные дали.
Захвати все хозяйство с собою,
Дряхлых стен штукатурку, обои.
Забирай, право слово, не жалко
Этот дом, превратившийся в свалку.
Эти окна, раскрытые настежь,
Диким видом напрасно ты дразнишь.
В них кидал по весне ты каменья,
И тебя не терзали сомненья.
Все кричал, мол, оно так и надо...
А по осени собственным задом
Затыкал все проемы и дырки...
Точно конь над кормушкою фыркал.
Ты разрушил Надежду и Веру,
Стал какой-то ты весь очень серый.
И теперь над разбитою дверью,
Ты рыдаешь расплывчатой Тенью...
..............................................................
Сделай милость, устрой это чудо:
Уходи поскорее отсюда.

НЕКРОЛОГ
Прочел я недавно в газете
Душевный такой некролог.
Я плакал в домашнем клозете
И даже слегка занемог.

Печальная доля сатрапа,
Коварно-жестокий урок.
О боже, какая утрата:
Представьте: сердечный порок.

Финал. Паранойя с бронхитом.
Прощай, ископаемый друг.
Над саваном, золотом шитым,
Витает мятежный твой дух.

Тебя провожает гудками
Страна, где ты с каждым знаком.
Где всех ты считал дураками,
Они же – тебя – дураком.

Душевная глыба, громада
Покинула нас навсегда.
Выходит, таких нам и надо...
Смеются над нами года.

Немало пройду я по свету,
Изведаю много дорог.
Дай Бог, не забыть мне газету
И этот ее некролог.

ИТОГИ
(пародия)
В лиловых едких сумерках
Шатаюсь без забот,
А на какой-то улице,
Поэтов карауля,
Мяукает и жмурится
Зловещий Черный Кот.
     (Мысли. Г. Ларин)
Едва начнутся сумерки –
Шатаюсь без забот.
Вокруг сплошные умники
Во весь зевают рот.

К чему мне эти сложности:
Былых стихов печать.
Ведь хуже нет оплошности:
Поэта повстречать.

Но в переулке обмер я:
Поэтов – целый взвод.
Как хорошо, что вовремя
Вспугнул их Черный Кот.

* * *
Прижми меня к своей груди,
Такой огромной и могучей.
Нас, в общем, свел с тобою Случай.
Прижми меня к своей груди!

Ты ничего не говори.
Избитых фраз не нужно боле.
Истосковалась я по воле.
Ты ничего не говори.

Я ухожу в далекий путь,
Чтоб снова встретиться с тобою.
С одной, манящей вдаль звездою,
Я ухожу в далекий путь.

Но я вернусь, когда-нибудь,
К твоей груди, такой могучей.
И снова мне поможет Случай.
Ведь я вернусь. Когда-нибудь.

ПРОГУЛКА
Совсем недавно, в середине мая,
У той черты, где кипарисов ряд,
С любимой мы по кладбищу гуляли,
Где вдоль дороги мертвые стоят.

Ее к себе покрепче прижимая,
Я так мечтал удариться в галоп.
И было мне конечно не до мая,
Холодный пот прошиб мой узкий лоб.

Я в темноте наткнулся на ограду.
Там кто-то бурно выразил протест.
То был мужчина, очень нам не радый,
Он, сидя на могиле, красил крест.

Меня схватил за горло призрак ночи.
Исчезла вмиг реальность бытия.
Психически здоровый, между прочим,
Досель не знал подобной прыти я.

С любимою расставшись так не кстати,
В тройном прыжке покинул я погост.
А с ней потом в нарядном сером платье
Всю ночь бродил с другого света гость.

Ей так потом понравилась прогулка,
Как желтой пчелке первый майский мед.
Ей нипочем ночные закоулки,
Она теперь на кладбище живет.

* * *
Дайте радости глоток,
Мне совсем немного надо.
Горе сброшу я в поток
Внеземного водопада.

Я взгляну на небосклон,
Я исчезну на закате,
На прощальный мой поклон –
Грома дальние раскаты.

Где, сменяясь чередой,
Предо мной родные лица,
Отведут беду бедой...
Позабудут лишь проститься.

* * *
Нарисуйте вы мне Кенгуру...
Да такого, что вряд ли приснится.
Без него я совсем не могу
Жить, работать, любить и учиться.

Нарисуйте вы мне Кенгуру!
Умоляю, упав на колени.
Связи с прошлым я сразу порву,
Буду жить без потворства и лени.

Нарисуйте вы мне Кенгуру.
Без него я – ну, точно, в темнице.
Как безумный кричу поутру,
Хрипы – в горле, болят ягодицы.

Нарисуйте вы мне Кенгуру...
Почему вы глядите с усмешкой?
Неужели я так и помру,
Оставаясь всю жизнь мелкой пешкой?

Нарисуйте вы мне Кенгуру!
Заклинаю, рисуйте скорее.
Не взирая на злую жару,
А не то...  я сейчас околею.