Хреново. августовская поэма. отрывок

           ХРЕНОВО…

       Августовская  поэма
              (отрывок)

Август 
          был,
                как  всегда,
                без  ветра.
Затихнул
             Съезда 
                взъерошенный  улей.
Раскрывшись  похабно  по  самые  недра,
Держава  разваливалась  с  июля.

Достал 
         Капитал 
                Президента  краплёного,
пощупывая
                да  потискивая.
Позором 
               игры 
                его 
                оплеваны –
Каспийские,
               Балтийские:
куда 
        ОМОН 
                ни  тычется,
трещит 
           владычество.
Зато 
        по  нутру 
                шеварднадзий  шныр.
Порхают, 
             по  Глобусу 
                шастая.

И  щерится 
                радостно 
                натовский  мир 
на  щели 
             щита 
                Варшавского.
Генералы 
               наши 
                набили  карманы 
                и 
форсированным  маршем 
                вон 
                из  Германии!


А  с  чего 
               народ 
                опять  на  вздыбе –
сомненьем 
                не  стоит  корчиться.
Что  может  хотеться  какой-то  глыбе?
Обносков 
               буржуевых 
                хочется!
И  с  теле- 
               кино- 
                журнальных  аренд 
стриптиз 
             и  жвачка.
                От  пуза.
                До  горл.
Мочат,
          ржанув:
 –Гуд  бай,
               май  френд!
Трахают,
             хрюкнув:
 - Сенк  ю,
               май  гёрл!
Запад 
         блазнится 
гласности 
               проблеском 
и  плешь 
              лоснится 
нимбом 
            нобелевским… 
В  Рэсэфэсэрии –
                свой Президент.
С  Политбюры,
                но  милей  папаши.

Книжонку  попишет,
                учуя  момент,
в  трамвае  проедется,
                в  толпе  попляшет.
Этот 
         смахнёт 
казнокрадье  обрюзгшее 
и 
    тягостный 
                гнёт 
Подбрюшия!
Рвутся   
            в  круг 
                политдамы 
                броские: 

старо –
          войтовы,
                ново –
                дворские.
Жгут 
         партбилеты  свои 
                Собчак 
с  Яковлевым 
                сообща.
Рвя 
     друг  у  друга 
                Колесо  Истории,
однопартошные
                близнецы-братья
две  тени 
               огромных 
                и  шатких 
                спорили –
партгосэлита
                с  госпартдемократией.
А  покуда 
                их 
                Генеральный 
                в  Форосе 
меж  пляжем 
                и  дачкою 
                мечет  шажки, 
славных  сподвижников 
                шустрая  поросль
тычет 
          в  столичную  карту 
                флажки…

И  вот 
              однажды 
                слышим  с  утра  мы 
о  свеженьком  катаклизме:
гонку 
           свою 
                продолжают  трамы 
опять 
            при  социализме!
А  чтоб 
             из  праха 
                поднять  Основы,
вконец 
           перестройкой 
                разваленные,
полез 
           Бронепоезд 
                с  Пути  Запасного   
на  линии 
                трамвайные.
Но 
     рельсы  ржавы 
и 
   шпалы 
             гнилы,
дрова 
         корявы 
и  силы –
             хилы…

А  в  Верховном 
                среди  финских  мебелей 
кто  здесь  храбрей,
                не  разобрать  сперва.
И  Белый  Дом 
                стал  ещё  белей 
от  испуга,
                от  нерва.
Гундёж 
            Бурбулиса-Марксопродавца:
- Нам  ли  бояться?
Но  лучше  бы  сдаться…
Шип  эксгебиста 
                Калугина  Олега:
- Что  нам?
                «Альфа»?
                Или  омега?
Спецназа 
                масса 
снуёт  по  городу,
даже 
       Власову 
                набили  морду!

Такой  пассаж 
                не  проходит  даром,
деря 
       морозом 
                до  самых  пупов.
                – А-а?
Попов 
            с  тревогой 
                глядит  на  Гайдара,
Гайдар 
           на  Попова,
оба 
      на  кучку 
                творческих  сокровищ,
сочащих 
              интеллект 
                через  всякую  щель.
- Где  Ростропович?
- Вон  Ростропович,
пилит 
         «калашниковым»
                виолончель!
Бес  Якунин 
                тянет  Бога 
                за  ногу:
сейчас  бы  в  келью 
                и  дверь  на  засов!
Да  Руцкой.
                Сбежался 
                в  плотную  болванку,
заслоняясь 
                от  встреченных 
                ширмами  усов.
А  страх  по  Дому  стелется  и  стелется.
Страх –
           прах,
страх –
           крах.
Вдруг  в  приёмной  Ельцина:
- Тррр-рах!
Это 
       шарахнул 
                охранник-козёл,
от  страха 
               курок 
                аж  палец  свёл.
Стерлиганувшись,
                кто-то 
                команду  дал:
- Стерву 
                к  стенке!
                Бориса 
                в  подвал!
Но 
     в  дверь  -
                Юшенков 
                молодецким  скоком:
- Матоязыкая 
                скорчилась 
                улица!
Коричневый  с  красным  отброшен  и  скомкан!
Вон 
         баррикада 
                с  танком  целуется!
А  там  уже 
                Детище  Оборонки 
стиснул 
             толп 
                таз.
Джинсы,
             шорты,
                «бананы»,
                «варёнки» 
вошли  в  победный  экстаз!
Теперь 
               на  балконе 
Вождь-в-законе,
громкий,
             как  распакованный  геликон:
- Клику 
           хунтоликую 
                загоним!
Власть - 
              наррроду!!
                И  целиком!!!
Резал 
        фразы 
боек,
          складен,
тушу 
         вмазав 
в  броне-
              складень.
Души 
         влеча,
на  манер 
               Ильича 
позы  строил 
на  башне 
               танковой,
пришитый
               к  Истории 
братвой  останковой.
Площадь 
              вылюбила 
                мессию  поспелого,
поняв,
          что 
               не  будет 
                битья.
И  густели 
                защитники  Белого 
как  волосья 
                после  бритья.
Тут  Бронепоезд,
окровавив  подмостье,
понял:
            - Не  хорошо…
И  с  робостью, неожиданной  в железном  монстре,
попятился 
                и  ушёл…
И  вслед 
             Парламент,
                тоскою  кружимый,
тут  же 
           зашёлся 
                в  восторге-дурмане!
Впервые  вместо:
                «Союз  нерушимый»
запели:
               «Мани,
                мэни  мани!».


Годами  потом 
                гадали  потомки,
роясь 
            в  дерме
                исторических  куч:
кто же 
            тех  дней 
                сгустил  потёмки,
чей  же 
              был 
                этот  подлый  путч?

Увял  мегафон,
                децибелы  истратя,
мозги 
          припудрились,
                прополосканы.
Светлели 
               лики  Звёзд Демократии.
Бледнели  в  предчувствии 
                звезды  кремлёвские….

Под  мостом 
                Москва-река.
Молоток 
              плывет 
                по  речке…
Так  и  тянется 
                рука 
написать 
               одно  словечко.
Про  то,
            как  серпасто-молоткастого 
выел 
        двуглавый  мутант-табака.
Про  то,
           как  багровопиджачная  каста 
рвала  Отечество,
                рыча  клыкасто.
Про  то 
              и  про  это. 
                А  пока –
до  заката 
                осталось 
                не  более  метра,
не  шире  шага 
                до  Светлого  Завтра.
Хоть  август 
                был 
                как  всегда 
                без  ветра,
дули  себе 
                иномарки  авто.
Дули,
         пока  опять 
                не  надули,
книжную  бредь 
                коммунизма 
                высмеяв.
Дули 
        и  дули 
                быстрее  пули 
в  дикие 
              дали 
                капитализма…

                Октябрь, 1991