Парикмахер

(утренний экспромт)
   
   Кто же из нас знает, каким образом и почему к нам приходят те или иные воспоминания?
Но, так или иначе, а я почему-то вспомнила парикмахера Зигмунда, который был мастером по мужской стрижке в посёлке, в котором я когда-то жила.
   Широкое окно-витрина парикмахерской выходило на площадь и я, начиная с детства, часто видела, с каким мастерством этот добродушный человек стриг своих клиентов.
   Была у Зигмунда одна особенность: он обожал делать комплименты женщинам, и все в округе знали об этом чудачестве мастера.
   Нет, господа, наш парикмахер не был казановой. Он имел жену и вёл очень благопристойный образ жизни, но вот пропустить  молча, проходившую мимо интересную женщину, было выше его сил. Никогда в его восторженных речах не было элементов пошлости. И ещё: он умел находить в девушке, в женщине что-то особенное, присущее только ей.
   С искрящимися глазами, в которых всегда сверкали весёлые огоньки, Зигмунд говорил что-то хорошее, доброе, смешное, и день казался от этого радостнее, а жизнь светлее.
   Как-то мы шли с мамой, (она была зубным врачом) по тротуару. Навстречу шёл наш парикмахер. Заметив нас, он словно замер по стойке «смирно». Когда мы поравнялись с ним, Зигмунд, с особым почтением склоняя голову перед мамой и благоговейно целуя ей руку, произнёс: «Кланяюсь Вам, о, божественная! А  знаете, дорогая, что когда Вы вчера удаляя мне зуб, на миг прижали мою голову к своей груди, я забыл и про боль, и про страх, и как меня зовут! Будьте благословенны,  женщина (он обращался по имени, отчеству), спасшая меня от страданий!». Мама улыбнулась, (ну, можно ли на него обидеться?), и  серьёзно спросила: «Как Вы себя чувствуете, Зигмунд?». Услышав в ответ: «Превосходно!», она тут же попрощалась, пожелав седому парикмахеру здоровья.
  «Ох, и счастливец Ваш муж!»,  – не удержался он, выкрикивая  нам вослед.
«Видела бы ты вчера, его перекошенное от боли лицо. Хорошо, что человек уже смеётся», – сказала мне тогда мама.
 Сейчас, с позиции прожитых лет, я понимаю, что этот всегда улыбающийся человек, умел дарить женщинам кусочек солнышка, веры в свою неповторимость, в какой-то особый, только им присущий шарм.  Кажется, никто не воспринимал его излияния всерьёз: экий балагур. Но где-то там, в глубине, чувствовалось прикосновение чего-то  приятного, весёлого, доброжелательного.  И это было здОрово!
   Сколько раз я наблюдала через окно, как этот удивительный человек, накинув на плечи  клиента белую накидку, начинал колдовать вокруг его головы. И всегда с улыбкой. В конце работы, он брал в руки пульверизатор, и с видом особого удовлетворения на лице, как бы оценивая свою работу, брызгал на мужчину в кресле неизменным в те времена «Шипром». Клиентов он всегда провожал чуть с поклоном, не лишённым, однако какого-то особого достоинства. Слов, которые он говорил, я не слышала, но я видела лица выходивших мужчин. Они светились.
   Приводили к нему родители и совсем ещё и маленьких клиентов. Бывало, малыш плакал, боялся, и тогда Зигмунд открывал тумбочку и с жестом фокусника вынимал оттуда игрушку. Он гладил ребёнка по головке, что-то шептал ему на ушко, вручал подарок и, усыпляя бдительность малыша шутками-прибаутками, приступал к действу.
   Помню, как этот неповторимый в своём роде оригинал, в самом центре площади, плюхнулся передо мной (юной девушкой) когда-то на колени, выражая так свой восторг моей фигурой и блеском глаз. Вначале я, конечно, растерялась, а затем долго смеялась. Ну, Зигмунд! Ну, учудил!
   Сколько же лет прошло! А я помню и каждый раз, вспоминая это,  улыбаюсь.
   Таким он был – простой парикмахер по имени Зигмунд. Светлым.