***

Не обессудьте за слог. Редактировать и править неохота. Будет желание и время - продолжу, ибо пазлы сюжета сложились в моей сумасшедшей галаве.

МАЯК

Ее участие в этом популярном телешоу закончилось, почти не успев начаться. Она не добралась не только до финала, а уж в этом она была уверена и даже не предполагала иного результата, но провалилась уже на третьем туре.
Многие зрители, все же, после нескольких дней трансляции, стали узнавать ее на улицах и в метро, улыбаться ей, оглядывались вслед и даже пытались познакомиться.
Ну, да, она немного расстроилась случившемуся. Нет, не нужно лгать, по крайней мере, самой себе. Она очень расстроилась и не могла объяснить причины такого явного провала. Складывалось впечатление, что на время шоу ее намеренно лишили всех ее талантов и способностей, и вместо триумфа, долгожданного признания и возможных перспектив изменить свою жизнь, ее опять ждала унылая и размеренная жизнь маленького города на черноморском побережье: утренний кофе и сигарета, стандартный рабочий день, душные вечера перед экраном монитора в уже давно угасшей надежде обрести свое счастье и свет далекого маяка, заглядывающий в окно ее спальни каждую ночь.
Родители ее давно умерли, она знала, что где-то за границей живет ее дядя, брат матери, но она не помнила даже его лица, и никаких попыток отыскать его она не предпринимала, понимая их ненужность, сестер и братьев у нее не было, и все соприкосновение с окружающей ее действительностью помимо работы состояло из редких встреч и телефонных разговоров с подругами да ежегодными поездками по стране и миру в отпускное время. Общение с мужчинами не складывалось, хотя она была далеко не дурнушкой и постоянно замечала на себе заинтересованные взгляды, задерживающиеся дольше обычного на ее красивой груди и белозубой улыбке. Но этим дело и заканчивалось. Единичные свидания за многие годы после того как умер муж, не приносили ничего, кроме разочарования и необъяснимой злости на саму себя. А ребенка, о котором они с ним так мечтали, судьба не успела им подарить.
…Она удивилась, кода помощник режиссера утром заехал в гостиницу пожелать ей успехов в будущем, просил не переживать и настойчиво выразил желание отвезти ее на вокзал. Она была исполнена благодарности этому молодому жизнерадостному парню, который все время ее участия в шоу благоволил ей, неизвестно откуда приносил на место съемки горячий кофе, и только ему у нее однажды получилось открыть свой дар.
На привокзальной площади они расстались, ему нужно было срочно ехать по делам, а она, отчего-то именно в этот момент приняв решение больше никогда не искушать судьбу, отправилась на посадку.
На перроне была обычная суета, торопиться ей было некуда, до отправления поезда было еще более получаса, и находиться в это время в купе с незнакомыми попутчиками совсем не хотелось. Она села на скамью напротив своего вагона, и опять невеселые мысли овладели ей.
-А Вы зря потеряли веру в себя, моя хорошая.
Она повернулась на голос. Рядом с ней сидела странного вида пожилая женщина, одетая совсем не по погоде в шерстяное бесформенное платье темно-серого цвета, черные плотные чулки и закрытые туфли с пряжками, совсем такие же, она помнила, хранились в сундуке на чердаке родительского дома с другими вещами, оставшимися после смерти бабушки. Довершением всего нелепого образа являлись выцветшая фетровая шляпка с атласной лентой вкруг и совершенно изумительной красоты черная роза, которую эенщина бережно держала двумя руками так, словно собиралась вручить ее самому дорогому человеку с какими-то очень важными словами.
Но разговор не успел случиться. Проводница скрипучим голосом с явным одесским акцентом позвала ее на посадку, и в ответ на слова необычной незнакомки она лишь пожала плечами и виновато улыбнулась .
-Вот, возьми ее. И обязательно верь в себя, что бы ни произошло в жизни.
Я надеюсь, мы еще встретимся. Я очень надеюсь на это.
С этими словами странная дама передала ей цветок и засеменила по перрону, растворившись в толпе…


Последнее, что он помнил – огромной силы взрыв, мгновенно ослепившая вспышка огня и боль, от которой он сразу же потерял сознание. А еще в голове все время раздавался монотонный звук: стук кувалды о железо. И больше ничего – пустота. Он с трудом открыл глаза, посмотрел на ясное голубое небо, увидел вокруг скалы и то, что он где-то на берегу, и тут же веки невольно сомкнулись, протестуя вовращению.

Солнце… Проклятое солнце. Как та вспышка. Но где и когда. И почему.

Он безжизненно лежал совершенно нагим и беспомощным и не знал, сколько он пробыл без сознания на каменистом пустынном берегу, и какого моря или океана. Он замерз так, что не мог заставить себя даже думать о чем-то, а нужно было обязательно подняться, смутно, животным инстинктом понимая, что это нужно сделать, или он умрет от переохлаждения. Он пошевелился, чуть приподнялся на локтях и посмотрел на свое тело. А тела не было. Было кровавое месиво из разорванной кожи, гнойных ран, песка, ила, мелких камней, и только на груди его блестела и светилась на солнце маленькая иконка с изображением Николая-угодника.

Стиснуть зубы, как это полагалось бы настоящему мужчине, не получилось. Попытка встать на ноги причинила лишь новый приступ пронзающего тока, он дико закричал и опять впал в небытие…


Прошло уже больше полугода привычной жизни. Несколько местных желтых газетенок написали о ней разгромные статьи как о шарлатанке и не совсем адекватной амбициозной дурочке, что, в общем-то, мало ее взволновало. Друзья и коллеги посочувствовали, но без особого энтузиазма, изначально считая эту ее затею поучаствовать в телешоу пустой и обреченной на неудачу. Счетчик дней работал отлаженно и с ускорением, и вот уже очередной день рождения канул в память.
Букеты, подаренные ей на торжество, давно покинули ее дом. А роза, символ необычной дамы, так и стояла в вазе на подоконнике и никаких признаков увядания не выказывала. Ее это не удивляло. Она уже через день, в поезде, поняла, что та, кто передала ей цветок, обладала провидением и знанием в мириады раз больше ее скромных возможностей.
И еще она поняла, что совершила огромную ошибку, не поговорив с ней, а нужно было всего лишь поменять билет и уехать позже. Она бы сейчас знала то, о чем говорила ей та женщина.
А так, в активе было несколько верных диагнозов, найденный в канализационном люке смешной, перепуганный, измученный и голодный щенок таксы – счастье для с ума сходящих от потери любимца хозяев, посчитавших своим долгом выплатить ей такой гонорар, что можно было бы некоторое время не ходить на службу, да сомнительное утешение нескольким разбитым сердцам о несбыточности их надежд на взаимную любовь и будущих перспективах.
Одно было непривычно и даже угнетало, словно она потеряла нечто важное в своей жизни. Маяк больше не светил в ее окно во тьме. Содержание его вдруг стало непосильным обременением для бюджета неизвестного уровня, должность смотрителя маяка была упразднена, ее «верный друг» больше не подмигивал ей, и ночи стали абсолютно черными.
А еще у нее случился кратковременный роман с одним мужчиной, который настойчиво писал ей в интернете долгое время. Она подумала – а вдруг! Вдруг произойдет чудо. И встретилась с ним. И он даже перевез к ней свои вещи: два чемодана с неоткрепленными бирками аэрокомпании с прошлого путешествия, ноутбук и почему-то стиральную машинку. Она не спрашивала причин, не хотела слышать обоснований и не требовала объяснений. Видение в отношении самой себя у нее отсутствовало. Феерии чувств между ними не было, но и за все время совместного бытия они ни разу не размолвились, он был хорошим партнером и добрым человеком, и она уже где-то в глубине души стала подумывать о своем маленьком продолжении.
Но сегодня в дом пришла его жена. Она ушла, чтобы не присутствовать при этом событии и их разговоре, а когда вернулась, обнаружила на столе второй комплект ключей от входной двери, пустое отделение шкафа, где находились его вещи и… И больше – ничего…


Первым делом он зевнул и улыбнулся, как ребенок, проснувшийся в уютной колыбели, радуясь предстоящему дню и ожидая от него чего-то прекрасного.
Странная комната. Кровать маленькая, ноги его упирались в железные прутья спинки, белье накрахмаленное, это он понял сразу, пошевелив руками, которые были скрещены поверх одеяла как у покойника. Окно узкое и решетчатое, а за ним, как в раме - голубое небо без единого облака. Стены как в каземате, лишь на одной – картина, от которой стало вдруг спокойно и светло. Безмятежно. Было просто очень хорошо.
Никакой боли, никакой памяти, как вновь родился.
За столом, напротив окна, вполоборота к нему на плетеном ветхом стуле сидела какая-то женщина и читала газету, изредка покачивая головой и шепча неслышные слова, но лишь по ее выражению лица можно было понять, что она чем-то очень возмущена и встревожена.
Он стал ощущать себя неловко, словно подсматривающий. Нужно было как-то обозначить свое возникшее присутствие. Он притворно кашлянул.
-Чья это картина?
Женщина повернулась и улыбнулась ему.
- Ренуар. С пробуждением.
Она отвлеклась от газеты, поднялась со стула и подошла к нему. Странная, подумалось, таких не бывает. Он уже уверился, что давно на том свете, потому ничему не удивлялся. Боли совсем не было. Жутко хотелось есть и уже пойти прогуляться. Но отчего бы не спросить.
- А где я? И Вы – кто? И я – тоже кто?
Женщина поправила ему одеяло, измерила ладонью температуру, явно оставшись довольной результатом, присела на край кровати и заговорила.
- Вы на маяке. Он заброшенный. Море - Баренцево. Отключен и не работает, уже давно. Раньше смотрителем его был мой муж, и мы постоянно жили здесь, это был наш дом и смысл всей его жизни. А когда он умер, почему-то было решено прекратить работу маяка, особо ценное оборудование сняли, а остальное разграбить я не дала. Там, в Североморске у меня есть дом, но я живу здесь, может быть, памятью о нем, а, может быть, потому что мне здесь хорошо и покойно.
Неделю назад я бродила по берегу и обнаружила Вас, позвонила сыновьям, они приплыли, маяк от города недалеко, помогли мне перенести Вас в мою комнату. Я вылечила Вас. И не стала сообщать о Вас никому, на то у меня есть причины.
А кто Вы? Вы мне сами потом расскажете… И давайте уже, поднимайтесь потихоньку, пойдемте завтракать.