13. Эх, судьба - злодейка...

 Расправа. Повесть. 1 часть "Горькое детство". 2 часть "Четыре побега"

                Пьяная женщина...Пьяные слезы...
            А в душе лишь ветра и морозы...
        В небо взлетела родная душа,
    И он глядит в небеса не дыша.

Пьяница Марья. Упреки. Скандалы.
    С Ганной такого совсем не бывало.
        Дождик слезой упадет на ладонь.
            Капай, бродяга, но сердце не тронь.

            В сердце навеки тоска поселилась,
                Пьяница Марья всю ночь веселилась.
                Сердце кровавой росой истекает,
                Господи, Боже! Ведь так не бывает.
                Юлия Незабудка (Из рецензии)

 В один день с похоронами Сталина  застала Алексу в общежитии-бараке телеграмма от дочек:  ночью сгорели в хате  мать и жена.

Сразу фронтовые раны заныли, осколки войны в теле зашевелились и  душа заплакала.

Даже надоевшая язва желудка не выдержала горя, закровоточила - прободение.

Отлежался ссыльный после операций, оставив в хирургии немецкие осколки да три четверти желудка.  Челюсти вставил.

Из больницы его, слабого и еле живого,  забрала  к себе рыхлая санитарка Марья - всё мужик в доме будет.

В шахте Алексе уже не работать, так что, поправившись, инвалид определился на станцию на мазутную должность – осмотрщиком вагонов.

И беспрестанно терзала его мысль о гибели любимой жены, да вина перед матерью.

Ведь в тот краткий приезд он так и не смог зайти к ней хотя бы на минутку – она жила в другом районе. За сутки было не управиться.

- Мамко моя, мамця! Шо ж ты не сбереглася? Я ж до тэбэ жинку з дитями видправыв, а ты...
Шо ж ты наробыла? На шо ж ты нас покинула? Щей и мою жиночку прихватыла...

-Просты мэнэ, матынько. Це я вас не сбириг. Хочь и не по своеи воли, а все ж... Будь я рядом, чи допустыв бы до вашеи погибели?..

- Це Сталин мэнэ до вас не пустыв. Вот тэпер ёго нэма, хай ёму грыцю, може хочь на могилочки ваши колысь попаду?..

- Простыть мене, невдалого!

- Эх, судьба-злодейка! Шо ты тильки з людями вытворяишь?

Такие думки всё чаще теперь посещали Алексу.

Тревожилась душа и за дочерей. Как они там без своего таты, сиротки? С кем? Где проживают? Может, по чужим куточкам схиляются?

- Була б своя хата, так выписав бы кровинок сюды. А в свою хату ця гидра Марья чи допустэ? Зъисть усих трёх, не наче...

- Поихать бы на Батькивщину, провидать донек своих, дак срок ссылки ще не выйшов. Не отпустили даже на похороны...

- Нема у мене ни яких прав, ни який слободы, хочь вийна давно кончилась, а я все ще в плину... Все в тим же свинарнику наче почиваю...

   С Марьею он не жил, а маялся: разве пьющая женщина - жена? Или мать? Так...

Придёт он, бывало, с ночной смены голодный, уставший, а в доме кавардак,  жена с загалённой юбкой среди пустых бутылок валяется...

Ещё и мужик чужой на перине храпит…

Где она их только выискивала, непутёвая?

И возмутиться было нельзя, она сразу в крик, в упрёки:

- Забув, у чией хати живешь? Забув, як я тебе з гроба вытягнула? - кричала Марья на всю улицу. - Ны наравиця, топай  геть,- двери витрыти! Иды знов у свою гнилу общагу. Я тебе не задержую...

Да, не повезло с бабой. Это не кроткая и заботливая, его совестливая Ганна, земля ей пухом!.. Это скандальная пьяница Марья.

Матюгнётся мужик, бывало, с досады в рюмку заглянет, да  куда  деваться?

Хоть и домик ей обновил, и садочек вырастил, а всё равно примак.

Но детей вдовы на крыло поставил, словно своих дочек. Они-то ни в чём не виноваты.
               
            
   Продолжение следует: 14.  Клеймо http://www.stihi.ru/2010/08/12/4826
               


© Copyright: Люба Рубик, 2010
Свидетельство о публикации №21006260172