Маленькие сильности

C любой точки зрения одна и та же картина:
Планета не ускоряется, вылетая из-под ботинок
Любого из представителей прямоходящих существ,
И если упавшие ждут, то значит, ждут и несущие крест!

Есть подражание – как первый порог на скользком пути
К вершинам гения, стразящим словно парижский бутик,
И всё плодоносит по венам ржавая смесь брагой Лукойл,
Я перекрещу, ушедших из купола в купол, левой рукой.

Богема, цыганщина, родина, кладбище, бог,
Я хотел бы заплакать сейчас, а раньше такого не мог,
Раньше дома, как грибы, всё высились в битве за дурь,
А теперь даже свечи на торте разом попробуй задуй!..

Одинокие мысли шныряют от стенок и в черепа свод
Ударяются. Что можно спросить в узорах ладоней с вод? –
Прозрачных и чистых, свободных, как времени вязкая нить,
Неспособных в своей пустоте быль от быта с упора сравнить.

Я сижу под дырявою крышей и таким же скрипящем поло;м,
Телефон онемел, дабы даром собой не размениваться на «Ало».
Государство и власти – границы разменных на воле купюр,
Бремя количества стычек на хрупких плечах ограниченных дур.

А сколько осечек нам придётся ещё пережить?
Не лучше ль для цели такой занять на тупые ножи?
Нечто не в силах порой превращаться в пустое ни что,
И капли забвенной любви всегда обрастают враждой.

На сбитых коленях нет содранных в кровь перспектив,
Уложен по стрелке в сколоченный напоминальный актив,
И, может, дышу я, может быть, ещё даже хочу
Дальше дышать, а испарина бьётся клочками о чуб,

Холодный пот свисает гроздьями с плоскости лба.
Зачем нужен Бродский, когда есть увесистый центнер бабла
На покупку культуры, искусства и чёрных квадратных кубов?
Сытый художник настолько талантлив, насколько убог!

Тихо, за окнами душный эфир, окаёмчатый смрад и машинных
Отходов и испражнений, как от возни по коже мышиной,
Останки. Вдыхаемый как кристалл, гладкий, выбритый смог,
Я хотел бы заплакать сейчас, хотя, конечно б, не смог…

Время, как за;полночь, время бежит глухой пулей за полночь,
И в завещании останется лишь последнюю строчку заполнить
Кривой загогулиной, рукой, что хотел, как подручник, перекрестить
Левой своею, тех, кто желали отдать, а успели только спросить.

Пуля времени всё же достигнет конечных своих адресов,
Где мне укрыться, если даже зайчики света забились на антресоль?
Тени запрятались в угол и злободневно оттуда беззвучно дрожат,
Сплин и хандра, может, найдётся вожатая всё же, а не вожак?..

Двенадцать напёрстков, двенадцать часов, двенадцать пустых этажей,
Как кривилась двадцать весён назад ржавая стерва и по-прежнему эта же
С кариозной ухмылкой луна всё ещё выше моих нечистотных пустот,
И кто любит Иисуса, праведным камнем в меня запустит пусть тот.

С колготочных лет не помню я чувства с отсутствием высохших слёз.
Кому нужны краски, если мир вокруг ядовито пурпурен и насыщенно пёстр?
Щелочная реакция с катализатором на скользких солёных щеках,
Слёзы – как наполнитель для разведения нерастворённых ушедших в века

Канувших в лету бесследно размазанных временем прожитых лет.
Я ложусь на новую даму, как кроплёный изорванный нехотью новы валет.
Кто-нибудь вспомнит, что одиночество – самый преданный верой нам друг,
Но указательным пальцем укажет безмолвие, приложив к засохшему рту, к

Парализованным чуть приоткрытым губам на безразличном аврале лица,
Мимикрия – способ для выживания, а кому, и как факт: подражает ли царь?
На подмостках бетонных заасфальтированных пластмассой лесов,
Как возможность летать тем, кто сбросился лишь на одно колесо.

Я сижу над дырявым поло;м и такой же изодранной крышей,
На меня уставился месяц с укорной беззубой улыбкою рыжей,
И Я дальше буду бесшумно идти, пока тело не свалится с ног,
Я хотел бы проститься сейчас, но, наверно, просто б не смог…

16.05.2010