Морис Роллина Бесчувственная и др. , 68-73-е

Морис Роллина Бесчувственная, 68-е.
(Перевод с французского).

Ты - женщина иль нет ? Люби меня ! Волнуй !
Как я ни изощрюсь, ни подойду - всё тщетно.
Как в статуе, в тебе восторга не заметно.
Грудь холодна, и в ней не пробудится Этна.
Ты лишена страстей, и вянет безответно
мой поцелуй !

Дробины из свинца, случается, скользят,
не проникая вглубь сквозь шкуру ягуара.
Вот так же и тебя не могут тронуть чары
и все мои мольбы, исполненные жара.
На всё ты шлёшь в ответ, цедя из-под муара,
холодный взгляд.

Я вьюсь ужом; вхожу, как смирный пёс, в скулёж.
Целую каблучки и след твоих обуток,
терплю любой сарказм твоих обидных шуток.
Я гордость усмирил, но твой настрой нечуток.
Интим с тобой - как ад, не радостен, а жуток.
Взбешусь ! И что ж ?

Нагая, ты лежишь со мною, будто жердь.
Так, чтоб тебя желать, мне злость нужна вдобавку.
Бесстрастие твоё - не шкалик на затравку.
Ты хочешь лечь в постель, как бледный труп на лавку ?
Так я сплету тебе из кос твоих удавку.
Раз смерть - так смерть !


Maurice Rollinat A l’Insensible

Es-tu femme ou statue ? Helas ! j’ai beau m’user
Par les raffinements inouis que j’invente
Pour forcer ta chair morte a devenir vivante ;
J’ai beau me convulser sur ta gorge enervante,
Tu n’as jamais senti la luxure savante
De mon baiser.

Ainsi donc, comme un plomb sur la peau du jaguar,
Ma passion sur toi glisse, et mes pleurs eux-memes
Coulent sans t’emouvoir le long de tes mains blemes ;
Et quand je te supplie a genoux que tu m’aimes,
Je reste epouvante par les froideurs supremes
De ton regard !

Rampant comme un aspic, fidele comme un chien,
Je laisse pietiner mon coeur sous ta babouche ;
Devant l’inconscient sarcasme de ta bouche,
Je flechis mon honneur et ma fierte farouche ;
Je me calcine en vain dans l’enfer de ta couche,
O rage ! — Eh bien,

Puisque sur ton flanc nu l’amour me fait beugler,
Sans que jamais sur toi ma convoitise morde ;
Puisque toujours passive et sans misericorde,
Tu veux qu’en tes bras morts et glaces je me torde,
Ce soir, de tes cheveux, je vais faire une corde
Pour t’etrangler !


Морис Роллина Две Змеи, 69-е.
(Перевод с французского).

Посвящено Фернану Икру*

Бойся женщины и гада !
Будь разумней иногда.
В них измена и беда.
С ними меркнет вся отрада.

Ведь Любовь - близняшка Яда.
Паре Змей нужна узда.
Бойся женщины и гада !
Будь разумней иногда.

Только Смерть для нас преграда.
Чтобы долгие года
Жизнь продлилась без вреда,
иззгоняй их без пощады -
бойся женщины и гада !

Другой вариант:

Бойся женщины-сирены
и гадюки избегай.
Пусть сулят блаженный рай -
ты дождёшься лишь измены.

Из отравленного плена
после вырваться не чай.
Бойся женщины-сирены
и гадюки избегай.

Вплоть до смерти, непременно,
сам себя не предавай:
эту пару змей гоняй.
Бойся гадов, как гангрены.
Бойся женщины-сирены.


Maurice Rollinat  Les Deux Serpents, 69-e.

A Fernand Icres*.

Fuis la femme, crains la vipere,
En tous lieux, en toute saison,
Et prends garde a leur trahison,
Meme а l’heure ou ton ame espere !

Ces deux serpents-la font la paire :
L’Amour est jumeau du Poison.
Fuis la femme, crains la vipere,
En tous lieux, en toute saison !

Avec le soupcon pour compere,
Avec la Mort pour horizon,
Cours la Vie ! et que la Raison
Soit toujours ton point de repere !
Fuis la femme, crains la vipere.

Справка.
*Фернан Икр (1855-1888) - поэт, романист, драматург, родом из Арьежа.
В 1877 г. примкнул к кружку Эмиля Гудо "Гидропаты". Печатался в издательстве Лемерра под псевдонимом Fernand Crezy. Пользовался покровительством Леона Кладеля.
Был другом Мориса Роллина и многих других литераторов. Входил в число "Зютистов",
выступал со стихами в кабаре "Chat Noir". Написал пьесу "Les Bouchers" для театра d' Antoine. Страдал тяжёлой формой туберкулёза. Рано умер.
Известен его сборник стихов "Les Fauves" (1880 г.) и другие работы в стихах и прозе.
 

Морис Роллина Пара чахоточных, 70-е.
(Перевод с французского).

Запутавшись в траве, стал ветер тих и робок.
Они, с тудом дыша, ссутулившись, бок о бок,
бредут, раскрывши рты.
Они измождены, пригнуты грузом тягот.
И с шелковиц на них цветная россыпь ягод
слетает с высоты.

Лишь в глубине трущоб найдёшь пропойц развратных
со схожим цветом лиц - в тревожных красных пятнах,
чья внешность так жутка.
Глазницы на лице - коричневою ямой,
а взгляд вспугнёт своей упёртостью упрямой,
любого смельчака.

Обоих кашель бьёт, всё время их тревожа.
При приступах, ОНА трепещет в нервной дрожи.
ЕГО плевки - красны.
Подобие теней, и призрак смерти рядом !
Они бредут вперёд трагическим парадом,
несчастны и страшны.

Их руки сплетены и, в долгом их сцепленье,
слегка дрожат в своём стыдливом нетерпенье,
помноженном на страсть.
Чтоб лучше смаковать любовь - смыкают губы,
целуются взасос, пока им это любо,
стараясь не упасть.

Вокруг проснулось всё в надежде повториться.
Всё дышит и растёт: и люд, и скот, и птицы -
без горестных гримас.
Любой росток цветёт, а в этой паре тощих,
от лишнего шажка в густых зелёных рощах
лишь пламень жизни гас.

Как портит весь пейзаж чахоточная пара !
И взоры их бледны, как призрачные фары,
и жалки их тела.
От них идёт мороз. В них странность, онемелость.
Они измождены. Что в них за глупость въелась !
Куда их повела ?

А им нужна вся жуть любовной круговерти.
Им хочется скорей нырнуть в объятья смерти,
ускорить свой конец.
Им надобно собрать все крохи прежней силы,
чтобы сойти навек в холодную могилу
в восторгах двух сердец.

Не унывать ! Для них, в печали и в мученье,
нужна была любовь, что может на мгновенье,
как опиум, помочь.
Хотелось умереть в привычном им блаженстве,
постигнутом давно, знакомом в совершенстве,
в точь так, как день и ночь.

Они уже прошли все фазы умиранья,
когда готов пронзить им кожу в знак прощанья
торчащий позвонок.
Им больше не сыскать спасения в микстуре.
Им хочется вдвоём сполна отдать натуре
положенный налог.

Немой газон глядел, как шло без церемоний
забавное ему слиянье двух агоний.
Не плачь ! Не суесловь !
Какая в том печаль ? Какая в том потеха ?
Предсмертный хрип двоих звучал в раскатах эха...
И вновь жила любовь !


Maurice Rollinat Les Deux Poitrinaires, 70-e.

La brise en soupirant caresse l’herbe haute.
Tous les deux, bouche ouverte, ils marchent cote a cote,
Dos voute, cou fluet ;
Pres d’une haie en fleurs ou l’ebene des mures
Luit dans le fouillis vert des mignonnes ramures,
Ils vont, couple muet.

Ils ont la face blanche et les pommettes rouges ;
Comme les debauches qui vivent dans les bouges
On les voit chanceler.
Leur oeil vaguement clair dans un cercle de bistre
A cette fixite nonchalante et sinistre
Qui vous fait reculer.

Ils ont une toux seche, aigue, intermittente.
Elle, apres chaque acces, est toute palpitante,
Et lui, crache du sang !
Et l’on flaire la mort a ces poignants symptomes,
Et l’aspect douloureux de ces vivants fantomes
Opprime le passant.

Ils se serrent les mains dans une longue etreinte
Avec le tremblement de la pudeur contrainte
Se choquant au desir,
Et pour mieux savourer l’amour qui les enfievre,
L’une a l’autre parfois se colle chaque levre,
Folles de se saisir.

Autour d’eux tout s’eveille et songe a se refaire.
Homme et bete a plein souffle aspirent l’atmosphere,
Rajeunis et contents.
Tout germe et refleurit ; eux, ils sont chlorotiques ;
Tout court ; et chaque pas de ces pauvres etiques
Les rend tout haletants.

Eux seuls font mal a voir, les amants poitrinaires
Avec leurs regards blancs comme des luminaires,
Et leur maigre longueur ;
Je ne sais quoi de froid, d’etrange et de torpide
Sort de ce couple errant, hagard, presque stupide
A force de langueur.

Et pourtant il leur faut l’amour et ses morsures !
Depraves par un mal, aiguillon des luxures,
Ils avancent leur mort ;
Et le supreme elan de leur force brisee
S’acharne a prolonger dans leur chair epuisee
Le frisson qui les tord.

Se posseder ! Pour eux que la tristesse inonde,
C’est l’oubli des douleurs pendant une seconde,
C’est l’opium d’amour !
Ils se sentent mourir avec beatitude
Dans ce spasme sans nom dont ils ont l’habitude,
Jour et nuit, nuit et jour !

Ensemble ils ont passe par les phases funebres
Ou les noeuds aceres de leurs freles vertebres
Leur ont creve la peau ;
Ensemble ils ont grince de la meme torture :
Donc, ils veulent payer ensemble a la nature
L’inevitable impot.

Et le gazon muet, quoique plein d’ironies,
Va voir l’accouplement de ces deux agonies
Naitre et se consommer ;
Et les profonds echos repeteront les rales
De ces deux moribonds dont les levres si pales
Revivent pour aimer !


Морис Роллина Последняя ночь, 71-е.
(Перевод с французского).

Тот вечер полон был тоски и обаянья.
Они пустились в путь, не ведая дорог.
Для отдыха нашли невзрачный уголок,
где привечало их лишь жабье клокотанье.

Там звёздный небосвод светил им в состраданье.
Орлан спешил затмить небесный потолок.
Истошный крик его вселял волну тревог.
И в них родился стон, но не было рыданья.

Но тут, при виде их, всё замерло в кустах:
лиловые уста сомкнулись в поцелуе.
В улыбчивых губах - и ласковость, и страх.

И сблизились затем любовники вплотную.
И целым стало вдруг разъятое сперва,
и умерли они над тёмным краем рва.


Maurice Rollinat La Derniere Nuit, 71-e.

Or, ce fut par un soir plein d’un funebre charme,
Qu’apres avoir suivi des chemins hasardeux
Ils s’assirent enfin dans un vallon hideux
Ou maint reptile errant commencait son vacarme.

Et tandis que l’orfraie avec son cri d’alarme
Clapotait lourdement dans un vol anxieux,
Sous la compassion siderale des cieux
Ils gemirent longtemps sans verser une larme.

Tout a coup, le buisson les vit avec stupeur
Unir dans un baiser leurs levres violettes
Ricanant a la fois de tendresse et de peur.

Et puis, les deux amants joignirent leurs squelettes,
Crisperent leur etreinte en ne faisant plus qu’un
Et moururent ensemble au bord du fosse brun.

Морис Роллина Магазин самоубийств, 72-е.
(Перевод с французского).

"Вот славный револьвер, вот лезвия блестят.
Электрошок и газ - новинки в новом духе !
Вот шнур с петлёй - для тех, кто воет от житухи.
Забавный выйдет труп - страшеннейший на взгляд.

Немало есть отрав, меж них змеиный яд,
кураре - яд для стрел, и яд габонской мухи,
да вот ещё настой ореха чилибухи,
такой, что от него ползком полезешь в ад.

За каждое из средств быстрей достигнуть смерти
ручательство даю: поверьте и проверьте ! -
сказал мне продавец. - Но я отнюдь не плут:

есть способ лучше всех. Его вам непременно
мадам Вампир, вдвоём с мадмуазелью Спрут,
охотно объяснят за мизерную цену".

Maurice Rollinat Le Magasin des suicides, 72-e.

— « Nous avons l’arme a feu, le rasoir tres coupant,
La foudre a bon marche, l’asphyxiant chimique
(Et l’on a, je vous jure, une etrange mimique
Quand on s’est mis au cou cette corde qui pend !),

« Les poisons de la fleur, de l’herbe et du serpent,
Le curare indien, la mouche anatomique,
Le perfide nectar au suc de noix vomique
Qui fait qu’on se tortille et qu’on meurt en rampant.

« Tous ces engins de mort et d’autres que je passe,
Nous les garantissons ! Mais, dit-il a voix basse,
Bien qu’ils soient aujourd’hui d’un emploi consacre,

« Il en est encore un, le meilleur et le pire,
Que vous enseigneront pour un prix modere
Mademoiselle Pieuvre et madame Vampire. »

Примечание.
Стихотворение "Le Magasin des Suicides", 72-e, впервые было переведено на русский язык Бенедиктом Лившицем.


Морис Роллина Скверный мертвец, 73-е.
(Перевод с французского).

Стихотворение посвящено автором шевалье де Кроллаланца*.

И гроб, и саван мой, и плоть, и каждый клок -
могила пожрала, навеки и всецело.
Ветшая под землёй, я нынче одинок.
Мне в стуже не заснуть и тишина заела.

Уменьшилась моя лихая голова,
крошится всё подряд, что было мной вначале.
Жалею о поре, что выдалась сперва, -
когда-то червяки на мне не голодали.

Но память не сотрёшь, хоть как карнай объём,
какой бы из меня ни получился гном:
плоть женская манит и вытравляет страхи.

Соблазн её лукав, кокетлив, плутоват.
В остатках костяка желания горят,
и чувственность ещё шевелится во прахе.


Maurice Rollinat Le Mauvais Mort, 73-e.

Au chevalier de Crollalanza*

Viande, sourcils, cheveux, ma biere et mon linceul,
La tombe a tout mange : sa besogne est finie ;
Et dans mon souterrain je vieillis seul a seul
Avec l’affreux silence et la froide insomnie.

Mon crane a constate sa diminution,
Et, residu de mort qui s’ecaille et s’emiette,
J’en viens a regretter la putrefaction
Et le temps ou le ver n’etait pas a la diete.

Mais l’oubli passe en vain la lime et le rabot
Sur mon debris terreux de plus en plus nabot :
La chair de femme est la, froleuse et tracassiere !

Pour des accouplements fourbes et scelerats
Le desir ouvre encor ce qui fut mes deux bras,
Et ma lubricite survit a ma poussiere.

Справка.
*Шевалье Кроллаланца - итальянский литератор, родом из г.Пиза Goffredo di Crollalanza
(родился в 1855 г., по-французски он Godefroi de Crollalanza), сын Giambаttista di Crollalanza (родившегося в 1819 г.). Сын и отец известны как составители роскошно изданных на итальянском и французском языке геральдических занимательных альманахов - календарей (например на 1884-1886 гг.). Гоффредо также автор изданных
во Франции книг - сборника новелл Le Souper Rouge и сборника заметок, воспоминаний
и легенд L'Italie. Кроллаланца-сын восхищался стихами М.Роллина. Любопытный факт:
фамилия их итальянского дворянского рода в переводе означает то же самое, что в
переводе с английского фамилия Shakespeare.