Ясона ради, ясной были ради...

Из "Кавказских песен"



4. Ловля


И Геленджик зелёными глазами
глядит на розовеющий причал,
где чайки с крючковатыми носами
колючим южным голосом кричат.
И светят мелом сквозь инжира ветви
рассветные лачуги рыбаков,
вдыхая йод полупросохшей сети
с ячейками аттических веков.

Ясона ради, ясной были ради,
над вёслами восстав во весь росток,
мой здешний кореш, Шурик Андреади,
о чём-то помня, смотрит на восток.
Там солнце над горою разгорелось,
как три тысячелетия назад,
когда Ясона молодость и смелость
вела корабль в Колхиду наугад,

когда на сломе бури-панихиды,
с утра, вдоль бронзовеющей руки,
клевала та же глупая ставрида
на голые блестящие крюки…
За что же смят дубовой балкой кормчий,
промчавший вдоль опасных берегов
в удаче мимолётных полномочий
корабль-бессмертник, парусник «Арго»? -

Не зря вчера под вечер, холодея,
вдруг стал насквозь зелёным солнца глаз,
как будто бы волшебница Медея
взметнула пасс над Понтом ещё раз,
являя - всем изменам! - месть Колхиды,
возмездие, судьбу-ворожею…
Греби же, малый! – Мимо Атлантиды
и Родоса спешит косяк ставриды,
и лодку сносит в гиблую струю…





5. Времена винограда

Л. и В.

Помнишь, Лёвка, Кабардинку
на кавказском берегу? -
Я цветную ту картинку
оживлю на всём бегу:
в сентябре вода прохладна,
и посёлок тот - дыра.
Но бурлива и всеядна
юность, бедности сестра.

Два десятка студиозов
у подножия горы
ищут счастья под наркозом
мандаринной кожуры,
где на грядах винограда
длятся сборы пино-гри,
и сплетаются в шарады
мон ами и мон шери,

где и Шурик Андреади,
местный кабардинский грек,
словно тенор на эстраде -
горделивый человек...
Источают лавры мирро
в чёрной полночи двора.
Пахнет каплею эфира
медицинская сестра.

И крахмал её халата
ясно светится впотьмах
где-то там, в пустых когда-то
санаторных теремах.
Раз-другой крутнёшь пластинку -
и несметной уймы лет,
пролетевших под сурдинку,
словно не было и нет.

Стёклышки калейдоскопа,
дрянь - картонная труба.
Но встряхнёшь глазок циклопа -
и с орехами арба
снова грюкнет у подножья
барбарисовой горы,
и блеснёт дельфина кожа
на параболе игры.

Помнишь, нашим был когда-то
край - не месяц и не крест? -
Рай советского муската
и фанерная палата
с белизной крыла-халата,
с милосердием невест...