Еще один неудачный романс

Прошло прощанье в тишине, лишь свечи сдержанно шептали.
Сквозь тишину, сквозь гул прощальный, что порождает сердца стук,
Я слышал шум, шаги и шорох; и на душе было так гадко;
Я не хотел смущать тебя, и я ушел, свернувшись зябко.

Я отрицал сам факт рожденья в двадцатых числах февраля,
И перенес свое явленье под свод златых рогов Тельца.
Конечно, ты не знал. Я помнил, но этот день давно был проклят;
Все так пришлось, что в этих числах меня лишь боль и холод полнят.

Я не дурак, я знал давно, что между нами кто-то третий.
Ты лгал в лицо, дурманя ясность, но знай: ты в этом не в ответе.
Я знал, что день придет, и пламя потухнет, потускнев беспечно;
Природа-мать нас так слепила: не созданы любить мы вечно.

Я знал, придет прощальный день, и саван ляжет мне на плечи,
Надолго ль? Нет, я все забуду, потухнет боль, как гаснут свечи;
Но ломка дважды схватить тело, сначала - яд, а после - гнев.
Но я не так привязан, детка, я не умру, как пленный лев.

Одна досада - что не вместе мы охладели; ты сгорел,
А мой огонь еще трепещет, и этим жаром я болел.
Я исцелюсь; и дни промчатся, но все потом, в другой главе:
Сейчас - лишь мрак, абсент и свечи, кровать и дождь в слепом окне.

Свернуться зябко - спать украдкой, пусть шепчет боль, мне не с руки
Поддаться власти этой кошки, что выпускает коготки.
Пусть шелк хладит: мороз быстрее потушит тот огонь, что тлеет;
Глаза блеснут ледовой сталью, но их быстрей огонь согреет…

Но все потом; сейчас - лишь пустошь, что выжгли наши два огня.
Я ждал, что ты придешь проститься: ты в этом слаб, почти как я.
И растянуть процесс прощанья, манерно стоя в стороне…
Ты хорошо учил уроки, что я случайно дал тебе.

Меня поздравила сестра, мой брат, кузен, мать и отец,
Но твой подарок, несомненно, их пожеланиям венец.
Что ж, ничего: вино в бокале, а стол накрыт уже давно;
Я говорил: я ждал прощанья, и таковым пройдет оно.

Лишь тонкой струйкой дым завьется: я затушу все три свечи
(Мне темнота всего милее, она ведь часть моей души),
Открыв окно, пусть дождь прошедший с прохладой в комнату войдет;
Он нужен мне, как нужен ветер - все то, что смерть свече несет.

Мой первый возглас был испугом, но я сломил дитя в себе:
Не стану выть, метать и плакать - и это соль твоей слезе.
Чуть позже Nikon, или «кепка» заполнят опустевший пласт,
И все пойдет, как разум жаждет, как он хотел - уже без «нас».

Сам для себя, хотя б немного, играя в бога и царя,
Я распущусь цветком нарцисса: ни для кого, лишь для себя;
Не превращусь белесо в Эхо, чтоб вечно тенью плыть по следу.
Нужна свобода? Так вали. Здесь много мест - от недр до неба.

Прошло прощанье в тишине, лишь свечи сдержанно шептали,
И пантомиму на стене две тени яркие играли.
Another failed romance… и блики, как отраженье прошлых сцен -
Они ушли, как тают в Лете игрища в чувства «легких» цен.

Я слышал шум, шаги и шорох; и на душе было так гадко;
Я не хотел смущать тебя, и я ушел, смеясь украдкой.
Ты можешь говорить, что хочешь, но правда здесь: мне все равно.
Один сейчас, взойду на сцену: игра идет. Show must go on.

2010/08/06