Кампо де фиори из милоша

В Риме, на Кампо де Фиори
корзины маслин и лимонов,
булыжник вином опрыскан
и усыпан цветами,
с богатыми моря дарами
соседствует на прилавках
под гроздьями винограда,
пушистый и спелый персик.

Но на этой Кампо де Фиори
сожжен был Джордано Бруно.
Палач разводил костёр
в окружении разговоров,
а только огонь погас,
снова полными были таверны,
корзины масли и лимонов
несли продавцы на плечах.

Вспомнил Кампо де Фиори
в Варшаве у карусели,
в погожий вечер весенний
под гром духового оркестра.
Залпы за стенами гетто
глушили трубы оркестра
и пары, смеясь, взмывали
в чистое синее небо.

Ветер с домов пылавших,
приносил временами копоть,
хлопал краями одежды,
задирал девичьи подолы,
тот ветер с домов пылавших,
веселилась толпа в погожее
варшавское воскресение.

Мораль кто-то вычитать может,
что житель Варшавы и Рима,
торгует, смеётся, любит,
когда рядом гибнут в муках.
Другой кто-то вычитать может
о перемене мнений,
забвении, что прорастает
быстрей чем погасло пламя.

Я ж об одном тогда думал,
об одиночестве тех, кто гибнет.
О том, что когда Джордано
взошел на леса не смог он
найти в языках ни слова
чтобы сказать его людям,
тем людям, что остаются.

Шли пропустить стаканчик,
выкладывали кальмаров,
корзины маслин и лимонов
несли в угаре веселом
и был он от них далёким,
как будто века минули,
а они ждали той минуты
когда он сгорит в пожаре.

И эти гибнущие и одинокие,
уже забытые миром,
язык наш им стал чужим,
как язык далёкой планеты,
пока всё не станет легендой
и тогда, на Великом Кампо де Фиори
бунт поднимет слово поэта. 

Варшава, Пасха 1943