Разогрет во дворе кособокий железный турник...

* * *


И снова - солнца ход неспешный,
и надо мной опять парят
румяным маревом черешни,
как будто тридцать лет назад.
И у дощатого забора,
как в очень давний день босой,
обильно пахнут помидоры
листом, обрызганным росой.

На крыше кухни и сарая
дождями обтрепало толь,
и дремлет у калитки рая
дворняга с именем Ароль...
Там Марфы, с мальвами, передник,
и там, у кухонной стены,
я - внук, стригун, любви наследник,
уже последний собеседник,
кому те дни ещё видны...






*  *  *



Мотылёк-ангелок! Чья душа в яркокрылой обложке,
в оболочке твоей продолжает искренье своё?
Вызревает июль, и прижизненной радости крошки
и клюёт, и глотает, и в ульи уносит зверьё.
Слышишь, падает плод у ограды в прогретую мяту?
В сладких трещинах яблок пируют гурьбой мураши...
Как сияют глаза, и как юно уста неизмяты
наяву и во снах - в молочае, в чабре и во ржи!

Вот и в яблочный Спас прикатило светило большое.
Разогрет во дворе кособокий железный турник.
Промелькнул мотылёк, и повеяло кроткой душою -
так прощением пахнут деревья, трава и родник.
Кто-то имя назвать на лету не успел, не решился.
Но понятнее слов и вернее имён - тишина...
В одиноком дому, отлетая, старик побожился,
что дорога видна - серебро, голубень, белизна...