Потерянное письмо
С необъятных миров катится вниз.
Меж безмолвных стихий я нахожусь,
Одинокий как остров на тебя я молюсь.
«Всё… жизнь уже прошла…
И боли больше нет.
Лишь только лезвие ножа,
Глубокий вдох, и крови след.
Прошло с тех пор не меньше века.
Мечты вобравшая в себя,
Судьба родного человека,
За смерть его себя коря.
Надежды ради, интереса
Я это место посетил.
Надета тёмная завеса
На мёртвый город Сайлент Хилл.
Я развернул письмо – прочёл.
Оно от Мэри. Просто бред.
И грустные глаза отвёл:
В душе остался тёмный след.
Ведь мёртвые не пишут писем,
3 года нет её со мной,
Но по ночам её я слышу –
Зовёт она меня с собой.
Болезнь давно её забрала,
Но хочет встретиться она
В своём письме мне написала,
Что в тайном месте ждет меня:
«В своих мечтах я вижу город,
Мне беспокойно и темно.
Ты обещал вернуться скоро,
Но обещание ушло…
Я жду тебя на нашем месте,
Теперь я там уж навсегда.
Приди ко мне – мы будем вместе.
Я в Сайлент Хилле – без тебя…».
Что значит «…жду тебя» и «…наше место»?
Весь город наш был, и потом
Всё было сказочно, прелестно:
И наш отель – как отчий дом.
По пристани гулять любили,
Закаты вечером встречать.
Её не боль – мечты убили.
Сейчас мне хочется кричать!
Как странно всё переменилось,
С её уходом всё ушло:
И радость кроткая простилась,
Любовь и счастье, – всё прошло.
И даже город стал темнее,
Туман окутал все дома,
И небо сделалось мрачнее, –
Пришла прохладная пора.
Не слышно щебетанья птиц.
Лишь глушь – пустая тишина.
На землю глухо ляжет лист,
И тихо проскрипит сосна.
Вода безмолвно замирает, –
И только хруст своих шагов.
В душе невольно пробирает
Звук из моих кошмарных снов.
И сердце стало биться чаще.
Идёшь вперёд как в никуда:
Туман окутал эту чащу,
Не видят ничего глаза.
Тропа становиться всё уже,
А сердце пробирает страх,
И мне становиться всё хуже:
В ушах шумит, в глазах лишь мрак.
Я вижу силуэт могилы,
А рядом девушка одна.
Бежать хотел, что было силы,
Но интерес обрёк меня.
Она сказала, ищет маму,
С ней перепутала меня,
И боль давно пронзает рану,
По сердцу иглами коля.
«А в город лучше не ходи:
Там что-то странное твориться»
Но всё же я решил пойти,
И поспешил я с ней проститься.
И правда – в городе один
Стою я посреди дороги,
И несколько пустых машин,
Я посмотрел себе под ноги:
Асфальт покрыт был темной кровью,
И след тянулся далеко,
Воняло чей-то свежей болью.
Ужасный вопль и… никого.
Как будто что-то промелькнуло,
Как будто кто-то пробежал –
Быть может, ветром так подуло.
Но вот опять… И вновь пропал.
И из тумана словно демон –
В руке кинжал в другой топор –
Своей задаче точно верен,
Он сделал шаг, потом другой.
Его колпак как пирамида.
И фартук весь его в крови.
Как будто старая обида
Его терзает там внутри.
Его намеренья мне ясны.
Топор его погряз в крови.
Любовь и боль ведь так опасны.
Я глухо слышу «Всё, умри».
Во мне всё вдруг остановилось:
И кровь вся в жилах замерла,
С душою тело вдруг простилось,
И стали мёртвые глаза.
Прошла секунда словно вечность.
Гул пустоты и гром шагов…
Я пробежал сквозь бесконечность.
Дыханье чаще, буря слов.
Везде вода, повсюду холод –
На пристань видимо пришёл,
И только чей-то тихий голос
Теплом своим меня нашёл
Она стояла словно лебедь,
Бездвижно в озеро смотря.
Сожрали б всю земную челядь
Её стеклянные глаза.
В моей груди надежда билась,
Тревога рвалась изнутри,
И сердце буйно колотилось,
Ожили давние мечты.
Они вдохнули с новой силой,
Закровоточил старый шрам.
Стал мир немножечко красивей:
Обрёл неповторимый шарм.
«Ах, Мэри», – с уст моих слетело, –
«Ты снова здесь и ты жива…».
С улыбкой в сторону глядели
Мне незнакомые глаза.
«Вы здесь кого-то потеряли?», –
С ухмылкой, глядя на меня,
И нотки голоса мне врали, –
«Я здесь живу, Мария я».
«На Мэри так она похожа,
Как будто тайная сестра.
И имя словно капля ложи», –
Так про себя подумал я.
И рассказал ей, что случилось:
Про смерть жены и про письмо,
И что со мною приключилось
Там на дороге только что.
Она подумала, решила –
Пойдёт со мной – увидит всё.
Она мне помощь предложила, –
Я согласился…Для чего?
И я направился за нею –
Вела Мария за собой.
Пришли мы к старому музею.
Она сказала резко «Стой!».
Остановившись, огляделся,
А рядом никого уж нет.
Позвал я громко, осмотрелся,
Не получив её ответ.
Она пропала в неизвестность,
Как будто бы была обман,
Исчезла словно чья-то песня,
И растворилась как туман.
В музей зашёл я весь в догадках:
«Быть может там она внутри?».
Все стены в выдранных загадках,
А трещины в густой крови.
И потемневшие картины –
Весь город в них запечатлён.
Две одинокие осины,
Меж ними разместился Он.
Тот страшный демон-пирамида,
Что на дороге встретил я,
Такого же больного вида –
Он ненавидит лишь меня.
Под ним табличка в паутине,
Вся проржавевшая давно.
На ней написано латынью:
«Четвёртый век и год шестой».
Объятый паникой и страхом,
Я захожу в другую дверь –
Повеяло вдруг чьим-то прахом,
И проскочил за угол зверь…
А в комнате большая пропасть.
Колодец будто бы в полу.
Я чувствую лишь чью-то скорость.
Сам на краю его стою.
А за углом слышны хрипенья,
И что-то дышит тяжело.
Я в тот колодец для спасенья
От страха прыгнул. Глубоко…
Я приземлился – мрак и холод,
И режет глаз ужасный свет:
Давно он темнотою полон,
Гуляет в нём желанный бред.
Решётка, камера…тюрьма?
Немного света, нежный голос…
Вокруг обуглена земля,
Знакомый светлый чей-то волос…
«Мария?.. Мэри..? Что случилось?
И почему ты там, внутри?».
«Я на мгновенье отлучилась…».
И по щеке прохлада от её руки.
«Ты помнишь, мы в отеле отдыхали:
Красивый вид, и озеро в окне,
Какие там рассветы мы встречали –
Какое счастье подарил ты мне.
В отеле было тихо, очень мирно:
Нет шума города, и прочей суеты.
А в нашем номере как дивно –
Приток духовной полноты…».
Меж нами только прутья ржавой стали,
Гнилой решётки старый след –
Она как пропасть между нами,
Она как полуночный бред.
Я бросился в обход за Мэри –
Увидеть вновь её хотел.
Бежал я, выбивая двери,
Но не успел я… не успел…
Она лежала, умирая…
Холодный пот, и вся в крови.
«Опять, опять тебя теряю,
Последний вздох моей любви».
Мне страшно, больно, одиноко…
Ты умираешь второй раз –
Как будто воля злого рока
Играет в смерть со мной сейчас.
Мне надо посетить отель:
Зайти в дешёвый дряхлый номер,
Увидеть старую постель,
И мысли погрузить в проклятом роме
Не помню, как туда добрался:
На лодке плыл в густом бреду,
Сквозь гладь воды я продирался –
Теперь стою в пустом саду.
Передо мной большое здание.
На нём написано «Отель».
Ожила память и сознанье,
И в голове моей метель.
Проснулись вновь воспоминанья.
Три года будто бы три дня.
По сердцу хлынули страданья,
Тоска напала на меня.
Зашёл я внутрь – всё как прежде:
Рояль стоит один в углу,
И пыль забилась клавиш между –
Играл на нём мелодию одну.
Вся лестница покрыта паутиной,
И капли крови на ковре,
Перила обросли зелёной тиной.
И как-то страшно в этой тишине.
И по порожкам еле слышно
Поднялся с тихим скрипом я.
И снизу звук знакомый слышу…
Течёт мелодия моя…
Мне снова стало очень страшно:
«Один я в зданье нахожусь…».
Хотя теперь уже неважно:
За ручку двери я держусь.
Не заперто…немного странно.
За дверью память и мечты.
Я открываю очень плавно –
Спокойный звук, и дрожь руки.
Ах, вот заветный номер.
И лёгкий запах от её духов –
Его совсем никто не тронул –
И здесь не надо лишних слов.
Как грустно… Здесь когда-то
Ждала любимая жена.
Остались лишь письмо, прохлада
Знакомый почерк, тишина…
И вновь нахлынули внезапно
Воспоминания о ней.
Всё это было очень важно,
Теперь лишь прах её костей…
Помята тёплая кровать,
Безмолвно смотрит телевизор,
Слышна мелодия опять,
Но только сверху, а не снизу.
На тумбочке – столовый нож,
И мной забытая кассета.
Ведь всё неправда – это лож,
Игра обманчивого света.
Здесь нет ни логики, ни правды.
Одна надежда на цепи –
За ней я шёл, не за страданьем,
Она вела мои мечты.
И с этой мыслью я в надежде
Включаю запись, жму на play:
На ней мы счастливы, мы вместе,
Она жива, румянец с ней.
Давно снимал я запись эту.
Ведь неслучайно я забыл
Воспоминание – кассету…
Смотря её, уже не жил…
И вдруг в конце шипенье, стоны,
Сквозь рябь доносятся мольбы,
И крик невидимой вороны,
Как одиночество судьбы.
Затем я в кадре у постели,
Над Мэри голову склоня –
Она больна и дышит еле,
О чём-то будто бы моля.
Её глаза уже потухли,
В груди осталась только боль,
Бездвижно просят её руки,
Не оставлять ей в жизни роль.
Обрывки памяти мозаикой
В картину цельную слились.
И звенья прошлого внезапно
В цепочку правды вдруг сошлись.
Ей было больно, очень плохо –
Не в силах более терпеть,
Просил я помощи у Бога,
Ворота смерти отпереть.
Она в мученьях угасала –
Я положить конец решил.
Она прошла уже немало,
Я жизни сам её лишил.
Ведь не болезнь её забрала,
А я убил…да, я убил!
Её не что-то покарало,
Я жизни сам её лишил.
Ну а письмо и эти монстры…
Нарисовал я сам себе
Реальность без потерь, без солнца,
Которое не светит мне.
Где нет утрат, и нету правды,
Где только есть туманный бред,
Где город манит нас куда-то,
Рисуя счастья силуэт.
Как дальше жить, куда податься
С такою ношей на душе,
С такою правдой распрощаться,
Исчезнуть в бесконечном дне?
Я должен был уйти за нею –
Покаяться в своём грехе –
Я ложь в себе давно уж грею.
Я не живу – я существую вне.
На нож взглянул я – он спаситель,
В руке сжимая рукоять –
Он будет мой освободитель,
Он будет смерть освобождать.
И горла мягкого касаясь,
Почувствовал металла лёд.
Я ухожу, я не прощаюсь…
По сердцу лишь холодный пот…»
P.S. И вот теперь, когда всё в прошлом,
Рукой в крови пишу письмо…
Мне ничего не надо больше.
Для вас останется оно…
Сюда я шел ради надежды,
Но и надежду он убил…
Живёт он в каждом, как и прежде –
Туманный город Сайлент Хилл…
Джеймс С.
Свидетельство о публикации №110080503694