Молодая вдова

     Жизнь моя несоразмерна моим мечтам. Выдаются такие дни, в которых Грусть присутствует без моего участия. Она медленно заползает в только что распустившееся утро и усаживается в кресло, на самом видном месте, в моей комнате. Я стараюсь на неё не обращать никакого внимания. Медленно просыпаюсь, потягиваюсь, читаю  утреннюю молитву, поднимаюсь с постели, варю себе итальянский кофе "Lavazza", включаю свой ноут-бук и читаю свежие e-mail письма. При всём, при этом, я обхожу кресло. Оно такое, знаете, сиреневое, почти фиолетовое. В нём и сидит Грусть. Я хожу по квартире и даже взгляд свой держу на привязи: не дай бог упорхнёт в сторону кресла! Делаю свои утренние дела, но спиной чувствую, как на меня пялится Грусть. Я никаких реакций всё равно не показываю. Пусть думает себе, что я её не вижу, не замечаю, не ощущаю. Что тут скажешь... Иногда мне удаётся обхитрить свою Грусть. Но только иногда. Время от времени, она со мной разговаривает. Например, она сидит на своём обычном месте, а я в другой комнате, что-то делаю, так Грусть мне кричит:

    - Антошка, а ты часом не забыл, что я твоя сестра?

    Я прихожу в свою комнату и отвечаю ей:

    - Не забыл я! Не забыл! Кто тебя только привязал ко мне? Кто назначил тебя стать моей родственницей? Ума не приложу.

    Грусть улыбнулась и задумчиво  ответила:

    - Ты и назначил меня. Что, не помнишь? Ах, ну да! Не помнишь. Ведь только я могу помнить прошлые жизни своих родственников. Так вот знай, Антошечка мой, что в прошлой жизни ты был женщиной.

    После таких слов я даже перестал застилать постель. Взглянул на свою сестру и воскликнул:

    - Как это, женщиной? Расскажи по-подробнее...

    - Хочешь услышать? Ладно, я поведаю тебе твою историю, которую ты забыл. Только с одним условием: после своего рассказа я сотру с твоей памяти всё, что тебе наговорила. Идёт? Я прикоснусь рукой к твоему сердцу и тот час же ты всё и забудешь.

    Мне так хотелось услышать историю своей прошлой жизни, что я только и смог кивнуть ей в ответ.

    - Твоя прошлая жизнь полна тайн и загадок. Ты был не мужчиной, а женщиной. У тебя тогда были длинные-длинные волосы. Длинные седые волосы. Ты приняла вдовство, но молодость твоя только начинала петь песни твоим поступкам. Женская грусть - более глубокая и более просторная, нежели мужская. Тогда я у тебя прислуживала. И, знаешь, я не напрашивалась к тебе в служанки. Ты сама меня встретила на улице и предложила помочь тебе с ребёночком управиться...

    - Так у меня ещё и ребёнок был? - Закричал я. - Вот это новости!

    - Если ты меня ещё раз перебъёшь, я оборву свой рассказ, и ты ничего не узнаешь!

    -Ладно-ладно! Молчу и слушаю. - Ответил я примирительно.

    - Так вот, когда ты попросила меня, чтобы я помогла тебе присмотреть за твоим ребёнком, я согласилась. При этом, заметь, я сказала тебе, кто я есть на самом деле. Тогда ты засмеялась и ответила, что это интересно даже: радости у тебя в закромах души много, и ты согласишься иногда чуть-чуть погрустить. В тот день я тебе также сказала, что если ты одобряешь наше общение, зная, кто я и что я, то автоматически мы с тобой становимся родственницами. Так я и поселилась в тогдашнем твоём доме. Однажды мне страшно захотелось узнать тайну смерти твоего мужа, на что ты мне ответила:

    - А не слишком ли много информации для тебя одной?

    Я не стала наставивать, и ты тоже вылила на мои дальнейшие действия ушат молчания.  Твой ребёночек рос и рос. С каждым днём он превращался в красивого мальчика с осознанным взглядом и цепкими ручонка. Ты его так любила, что я смотрела на тебя и радовалась вместе с тобой. Мне было приятно видеть твоё веселие. Я любила часами наблюдать, как ты шепчешь своему сыну слова нежности, как ты его купаешь, с какой заботой и лаской ты его пеленаешь. Все твои друзья часто заходили навестить тебя и сына. Они дарили вам подарки и счастливо смотрели на мальчика в  кружевных  голубеньких пелёнках. Что касается меня, то мы с тобой так подружились, что я уже и сама стала забывать, что я-то грусть по своей природе. Мы с тобой и твоим сыночком часами гуляли вдоль  тенистых аллей города, покупали твоему малышу вкусные смеси детского питания и вместе его кормили. Мы с тобой долго разговаривали, иногда спорили и часто смеялись просто потому, что нам было хорошо втроём. Тогда я стала настоящей твоей сестрой. Ты любила путешествовать. И, конечно же, ты обязательно брала меня в свои долгие поездки. Мне нравилось тебе помогать. Ты была... такая, знаешь... вся такая позитивная и светлая. ты всем стремилась придти на помощь. Ты совершала только добро, говоря, что только добро может гарантировать твоему сыночку прекрасное светлое будущее. Иногда люди тебя не понимали: они думали,что если ты делаешь им какое-то доброе дело, то тебе что-то обязательно от них нужно. Тебя обижало то, что они так про тебя думали. Но, что мне в тебе нравилось, так это то, что ты продолжала вокруг себя творить добро несмотря ни на что. Ты не боялась идти навстречу своим трудностям. В  твоей женской душе всегда был поднят флаг: радуга. Любые дожди и ураганы ты переносила с терпением и молитвой на губах. Но однажды случилось непоправимое... Когда ты купала своего сыночка, он как-то вывернулся из твоих рук и упал в ванночку. Смерть наступила моментально. Мы пытались пригласить знахаря, делали искусственное дыхание малышу, но...ничего не помогло: ребёнок был мёртв. Тот период тяжело нам дался. Я переживала за тебя. Я отвлекала тебя всякими беседами, чтоб тебе было полегче переносить страшную утрату. Ведь, что может быть страшнее для матери, если не потеря своей кровинки? Я не знаю. Ты меня обнимала и плакала, вопрошая: "За что? Боже, скажи, за что такие муки?" Ты долго молилась пред святыми ликами Матери Божьей. Мы ездили с тобой в близлежащий монастырь, там ты беседовала со святым отцом. Он тебе говорил, что Господь забрал твоего сыночка себе в ангелы, что такова воля нашего Творца. Тебе он посоветовал больше пребывать в молитве и читать святое Писание. Касательно тех добрых дел, которые ты и впредь совершала, так ты говорила:

    - Господь наш, Батюшка, видит всё-всё! И только Он может рассудить мою жизнь.

    Чуть позже ты покинула мир и ушла в женский монастырь. Мне ты на прщание сказала:

    - Если бы не ты, если бы не твоя сестринская любовь ко мне, грешнице, я бы давным-давно укоротила свой век. Столько горя внутри меня, что и дней не хватит, чтоб измерить его глубину. Я похоронила  мужа, и сыночка не уберегла. Теперь одна. Единственное моё утешение -  молитвы и послушание в монастыре. Ты иди! Иди себе. с Богом...

    Ты меня обняла и ушла за ворота женской обители. А я стояла и рыдала...

    Грусть закончила свой рассказ. А я сидел, пришпиленный к своим мыслям, как бабочка к платью. Моя гостья встала из кресла и ушла так же неслышно, как и появилась. Перед этим она подошла ко мне и сказала чуть слышно:

    - Теперь ты понял, почему в тебе столько всего интересного и замечательного? Откуда это всё? Из твоей прошлой жизни. Храни всё то доброе, что есть в тебе! Ибо доброе делает нас сильнее и свободнее!

    Моя родственница  приложила правую руку к моему сердцу и зашептала: "Сердце, сотри тропинки прошлых мыслей! Забудь свои начала и концы!"

****

     В комнате стояла такая тишина, что даже глаза слезились. Я сидел один в сиреневом кресле и помнил всё, до последнего слова, которое обронила Грусть в историю о молодой вдове с длинными седыми волосами...