даже не знаю к чему это.. не знаю даже как назвать

Чем пахнет смерть? - Зловещий запах склепа,
Дух разрушения, давящий изнутри.
Сырой землей и синими цветами из пластмассы,
И свежей краской новеньких крестов.

А для кого-то там, внутри, в подземном тесном доме,
Где из живых существ лишь черви да кроты,
Нет больше ничего, ни боли, и не страха,
Нет денег, власти, удовольствий и любви.
И запахи, и звуки, и касанья - все пустота.
Способность созерцать - теперь воспоминанье,
Оставшееся только на открытках и, может быть, на пленке.
Различие лишь в том, что нет той пелены, которая мешала мыслить трезво.
Ведь без глазниц все ощущаешь четче и прозрачней,
И видишь все несовершенство мира, точнее все изъяны человека,
(Ведь сама природа в первозданном виде совершенна,
А человек порочен и при жизни уже гниет душой).
А смерть для тела - лишь продолжает начатое им при жизни:

И страх пред неизвестностью, и страх перед забвеньем,
Он сам к себе притягивает мыслью об этой неизбежной круговерти.

Над разложеньем в темной глубине душа смеется сверху -
Ей кажется нелепым главный страх, мешавший жить покойному,
И кажется, те опасения при жизни, всего лишь глупая игра воображенья.
Всё на местах теперь, все на местах, как части от мозайки.

Теперь душа свободна, но путь ее лишь только начат,
И она трепещет в предвкушеньи от предстоящего.
И кажутся ей удивительны чужие слезы над бренным телом,
Над толстой оболочкой, в которой ей пришлось томиться.
И горе для других - рождение ее, великий праздник,
Где если место есть слезам, то только радостным!
Унылый вид могилы и двух цветков, в догонку брошенных
На блеклый скучный гроб, и лица искаженные печалью -
Все это угнетающе скабрезно для вырвавшейся из неволи,
Все это больше не принадлежит к теперешнему кругу обстоятельств,
И больше нет нужды держаться за живое, чье-то дышащее тело,
Роняя в пустоту нарушенные обещания до гроба в верности.
И мерять шаг, идя со временами в ногу, плыть по теченью суеты,
Срываться в трубку, ломая ногти и грифели от карандашей,
Стирать помаду с чужих воротничков, и прятать слезы,
Уговаривать себя: "Все обойдется, потерпи, ведь это временно, ну кто из нас не грешен?".
И прежние забавы, и враги, и лучшие друзья и песни,
И звон стекла - все это сложится в один калейдоскоп ненужного и тленного,
Лишь приходящего, такого, о чем жалеть не стоит освободившемуся узнику.

Теперь, есть что-то большее. Есть тайна, которую, желая разузнать,
Шагая по земле, не смог. Теперь же, когда ушли прочь страхи и сомненья,
Возможно, кое-кто ее откроет или хотя бы даст
Одним глазком взглянуть в щеколду ящика Пандоры...
Ведь должен быть ответ на самый главный человеческий вопрос!
Ответ столь ясный, четкий и не оспоримый, который
Всё покроет, и расставит на места, всё объяснит и будут не напрасны
Земные тяготы и душ порывы и метанья, и будет ясно для чего
Круговорот смертей и жизней, жизней и смертей,
Слияние и разделенье души и тела, из неизвестности обратно в неизвестность.
От выполненья целей - к краху достижений, от созиданья к разрушенью и наоборот.
И смерть приобретет иную ипостась, иной характер, и запахи, и краски,
И четче и ясней, и легче, элегантней, с частичкой горечи, но сладкая на вкус,
Изящна, вечна, ласкова, красива, желанна, цельна, н_е н_а_п_р_а_с_н_а!..
И запах ветра над живыми будет свежий, разряженный, как после бури.
И небо ясное и вновь рожденный, взглядом устремится к небу.
И синие глаза, а не цветы, живые, излучающие веру
До прекращенья жизни тайну сохранят.