где я видела это?

чего-то не хватало. я проснулась от этого странного ощущения. сонно освобождаясь от спасительной мокрой простыни, поняла – не хватало солнца. и обрадовалась –  пасмурному дню.

в комнате пахло костром. как на даче ранней весной, когда греешь воду в больших эмалированных баках, чтобы обдать кипятком кусты смородины, в которых уютно перезимовал смородиновый клещ.

в комнате пахло костром. это меня не удивило – запах дыма стал главным городским запахом лета. спросонья комната виделась мне сквозь белую пелену. долго терла глаза, но она не уходила. я вспомнила, что такая пелена бывает, когда мама печет оладьи, и квартира становится похожа на панораму сражения при Гренгаме. только оладьями почему-то не пахло. я расстроилась.

снова завернулась в мокрую простынь и подошла к окну. и увидела солнце – небольшой круг красноватого цвета, похожий на медный пятак, или на луну сразу после восхода. больше ничего видно не было. даже красно-розовые очертания соседнего дома-близнеца были едва различимы.

я не стала включать радио. то, что случилось, стояло у меня перед глазами. где я видела это? в мире из ребер, сосудов, нервов, где посреди упорядоченного хаоса живет какая-то ДУША. по крайней мере, так говорят.
я не стала включать радио. а просто взяла ручку, бумагу и стала писать…

*

дождя не было давно.
настоящего дождя – 
того, что целый день
тихо шуршит по листьям.
а может быть, того,
что за пару минут
своего бесстрашия
утоляет
многомесячную жажду.
неважно,
какого именно –
настоящего.

лес держался
из последних сил.
знаете, так бывает:
человек утром
заваривает чай,
кладет две ложки
с верхом.
а тебе
этого кажется мало,
и ты просишь его –
положи третью.
и вдруг замечаешь,
как в незакрытый чайник
что-то капает.
ты поднимаешь глаза
и видишь,
как по лицу человека,
заваривавшего чай,
рекой
текут слезы.
ты говоришь ему –
глупо
обижаться на просьбу
добавить ложку чая.
но от этого слезы
текут еще сильнее,
а крышка заварника
падает из рук.
и ты решаешь про себя,
что человек этот –
законченный псих.

лес держался
из последних сил.
и никто не знает,
где возникла
эта искра.
может быть, солнце
уронило свои лучи
под каким-то особым
углом.
а может, тот парень,
что привез
на своей раздолбанной семерке
шумную компанию
беспечных друзей,
и потому не выпил ни грамма,
жадно затянулся
перед обратной дорогой
и бросил окурок
в соседние кусты.

никто не знает.
но сначала
вспыхнула подстилка.
потом – кустарник.
потом огонь
начал лизать
нижние ветви деревьев,
методично
подбираясь к верхушкам.
а когда он,
наконец-то,
до них добрался –
столкнулся
лицом к лицу
с ветром.
ветер
хотел найти дождь.
ветер
хотел утолить жажду.
а нашел огонь.
подхватил его
и понес
полыхающим штормом,
километровой
огненной
стеной…
четверть часа –
и село
выгорело дотла.
и школа.
и больница.
и… кладбище…

огонь остановили.
но он возникает
снова.
в десятке
других мест.
потому что это –
стихия.

а на месте пожарища
остаются
печные трубы,
белея на черном
призраком
белорусской Хатыни…
а еще
остается
запах гари,
засевший в легких,
и дым,
от которого из глаз
текут слезы.

*

где я видела это?
в мире из ребер,
сосудов,
нервов,
где посреди
упорядоченного хаоса
живет какая-то
ДУША.
по крайней мере,
так говорят.