Кошмары знойного лета

В это лето жара допекает своей назойливостью. Вдыхаешь и чувствуешь, как перегретый солнечным теплом воздух не желает выполнять свою основную  функцию.  Малые водоёмы пересохли, и обитающие в них мальки гибнут, так и не достигнув зрелости, и не став нам, людям достойной трапезой. Несчастные зверьки да пташки атакуют сады, огороды и  дачные участки, в надежде, из недр ягод, овощей и фруктов выудить для себя хоть мизерное количество влаги. Даже с приходом ночи не наступает прохлада. Хоть Солнце и не видать, но мы  продолжаем поджариваться, словно в микроволновке.
                1
 Настенные часы бьют три раза. Наступает самое тёмное время суток. Обычно в это время приходит долгожданная прохлада. Но это «обычно» не относится к нынешнему лету. Ожидания напрасны, жара не спадает ни на секунду. Едва уловимое тиканье часов, да шум от въезжающих и выезжающих из дворов автомобилей нарушают жуткое ощущение тишины. Она в лёгкой ночной рубашке разлеглась на раскрытом диване и междометья, повествующие о жутких страданиях, льются из её уст без передышки. Сон ни в какую не желает наведаться в гости. Но это и не удивительно, такая жара. Нервы на пределе. Она ворочается, садится и снова ложится, и в итоге, просто не понимая, что с ней происходит, поднимается с постели и начинает ходить по комнате, взад и вперёд, постепенно увеличивая скорость. Это, скорее, уже не ходьба, а бег по кругу. «Спокойно, всё хорошо. Это не беда, что жара, что сон не идёт. Это всё мелочи, а отнюдь не проблема», - пытается успокоить она себя, и собственный голос действительно оказывает благотворное воздействие. Она возвращается в постель и почти мгновенно засыпает. Но ей кажется, нет, она уверена, что не спит. Всё как-то странно и необычно. Комната освещена ослепительным светом. Свет льёт не из окна, там-то как раз темным-темно. Жуткий, всепоглощающий страх овладевает всем её естеством и подкатывает к горлу. Напряжённо всматриваясь в таинственное свечение, она  пытается что-то в нём разглядеть.
 И вот, прямо перед ней, в центре не имеющего логичного объяснения сияния, появляется силуэт, вначале едва различимый, но вскоре ясный и отчетливый. Это высокий статный юноша. Длинные русые волосы плавно спадают к плечам, а у корней, их словно брошь, окаймляет золотая корона. Именно от этой короны и разливается во все стороны волшебное музыкальное сияние: плавное, мелодичное, усыпляющее, будто лунная соната. Но именно оно и мешает разглядеть его лицо. Лёгкой поступью, не спеша, он движется по направлению к ней, и вот, он уже у её изголовья. В растерянности, она протирает глаза руками, но нет, видение не исчезает, оно уже здесь, совсем близко и протягивает ей руку. Что-то во внешности таинственного посетителя  настораживает, внушает опасение. Пытаясь отчётливее его разглядеть, она понимает, что её мозговая система даёт сбой. Она будто находится под гипнотическим воздействием. Сама не понимая как, она  вкладывает свою кисть в его руку и окончательно убеждается, что он не призрак и не видение. Она чувствует тепло. Тепло его прикосновения. С каждой секундой теплоотдача усиливается, и вот это уже обжигающий жар, охвативший всю её целиком. Ей становится дурно, но слабость быстро проходит, жар исчезает и рука становится обычной. Разве что, немного потной.
- Кто ты? Как ты оказался у меня? Ты мой сон, моё видение, не так ли?
Он не отвечает, лишь  только улыбается. Ей это неприятно и на мгновение, всего лишь на миг, она испытывает к нему явное отвращение.
- Нет, ты не призрак, ты существуешь.
Его улыбка становится ещё шире.
- Конечно, существую.  Ведь я – твой избранник.
Он сказал это, она уверена. Она ясно слышала каждое слово. Но как? Губы его неподвижны.
«Неужели я схожу с ума?»
- Что тебе нужно?
- Ты, - также, не разжимая губ, ответил он. - Мне нужна ты.
На долю секунды она лишается дара речи, но взяв себя в руки, превозмогая страх, снова повторяет свой вопрос. И всё тот же ответ.
- Но, если ты не сон и не призрак, как тебе удалось войти в дом, да ещё незамеченным пробраться ко мне в спальню? Наши ворота и двери всегда запираются на ночь, да и испанский бульдог Алано вряд ли бы тебя пропустил.
- Запертые двери, да грозные псы – разве это преграда? Должен заметить, ты крайне невнимательна.
Сколько величия и превосходства в его голосе! Она заворожена и не узнаёт себя. Разговаривать вот так с незнакомцем, к тому же ночью, в своей спальне – это так на неё не похоже. И она всё ещё в неведении относительно того кто он и откуда явился.
 - Невнимательна? Отчего же?
И снова эта неприятная ухмылка:
- Как же, ты смотришь прямо на меня и ничего не замечаешь.
- А что я должна заметить? Почему ты говоришь загадками?  От этого ты сам кажешься мне одной большой загадкой. 
- Я – загадка? Ничего подобного. Посмотри, разве ты не видишь крылья за моей спиной?
Только теперь, после того как он произнёс это, она понимает, отчего его образ кажется неестественным.
- Ну что, теперь поняла?
- Не уверена. Теперь я почти убеждена, что ты сон, пришедший ко мне после долгих страданий.
- Нет, не сон! Что же ты такая недалёкая?
Признаки раздражения налицо. Его губы по-прежнему сжаты, зато  глаза…зрачки бегают, словно метают молнии. Лёгкий холодок пробегает по её телу. И это в такую-то духоту.
Протянув к ней руку, он касается её. Она отскакивает, как напуганная лань.
- Не подходи, слышишь! Я закричу!
Но это не останавливает его. Он приближается и почти прижимается к ней. Нежно поглаживая ей волосы, он осыпает её поцелуями. Сначала глаза, затем кончик носа, подбородок…
- Кричи, милая, кричи. Только тебя никто не услышит.
- Что?- вскрикивает она и со всей силы отталкивает незнакомца. Её поведение только подстёгивает его.
- Ах, так?! Люблю необъезженных лошадок. Ну, давай, брыкайся.
- А я ненавижу наглецов! – И она снова отталкивает его. – Помогите! На помощь!
- Я же сказал, тебя никто не услышит. Твой голос не выйдет за пределы этой комнаты.
Храбрость покидает её. Ещё чуть-чуть и слёзы выплеснутся из её глаз и зальют одежду незнакомца.
- Пусти! Кто ты? Зачем я тебе?
Прочитав в её глазах неподдельный испуг, он спешит исправить положение:
- Прости, милая. Прости. Ах, я дурак. Ты не должна меня бояться. Успокойся.
- Кто ты?- спрашивает она умоляющим голосом.
- Виноват, Ваша честь, но я – Ангел. Не веришь?
Взмах рукой, и вся комната превращается в цветочную оранжерею. Каких только цветов здесь нет: хризантемы и гладиолусы, герберы и  амарилис, гардения и георгин, камелия и фуксия, лилии всех цветов и целозия. Есть тут и орхидеи, от аганизии до эрантеса, включая дракулу. Но хозяйками цветочного великолепия, определённо являются розы. Их здесь несметное количество. Красные и белые, жёлтые и розовые, васильковые и цвета индиго.
- Сорви любой из них, тот, что понравился тебе больше всех. Не бойся, они не кусаются.
Сомнения рассеиваются. Она протягивает руку, желая сорвать одну из орхидей, но самая большая пурпурная роза сама ложится ей на ладонь, сделав за неё выбор. Но её смущает не столько диктатура розы, сколько то, что на розе, напрочь, отсутствуют шипы.
- Видишь, я сорвал все шипы, чтобы они не поранили твои нежные пальчики.
«Он будто читает мои мысли». Но когда она краем глаза замечает, что остальные розы все сплошь в шипах, в её душе вновь назревает тревога. «Откуда он мог знать, что я сорву именно её?» Минут пять она вертит розу в руках, не решаясь поднести  поближе и вдохнуть её запах. Что если, как только она сделает это, всё исчезнет и она проснётся?
- Обычно, сорвав цветок, его тут же подносят к лицу, дабы насладиться  сладчайшим ароматом. Что, если это не настоящая роза, и совершенно не пахнет?
Несмотря на внешний протест, она следует его совету. Что за дивный аромат! Она вдыхает ещё и ещё, снова и снова, упиваясь розой, но, непроизвольно брошенный на незнакомца взгляд отрезвляет её. О, ужас! Какое злобное торжество в глазах. 
Реальность хоть и вступает в права, но  лишь на мгновение. Упоительная истома вновь овладевает ею, разливается по всему телу, и все глупости скопом вылетают из головы.
Не в силах дольше переносить блаженства она теряет равновесие и если бы не его поддержка быть бы ей распластанной на полу. 
- Что, любимая, теперь ты убедилась в реальности происходящего?
- Да, теперь да.
Она сдалась. Тело её обмякло, а душа обессилена.
- Превосходно. Но мне уже пора уходить.
- Как?! Ты покидаешь меня? Так скоро?
- Я должен, милая. Но обещаю навещать тебя каждую ночь.
- Каждую ночь? Это правда? Если это только чтобы успокоить меня, то не надо.
- Уже завтра я приду. Жди. 
- Я буду ждать.
Не успела она договорить, а его уже нет. Он исчез так же неожиданно, как и появился.
Прикосновение жгучих солнечных лучей разбудило её.

 Как это и не обидно, но ей всё приснилось.  И чему тут удивляться? В такую жару может и кладбище присниться, ведь там, возможно куда более прохладно и комфортно, нежели в стенах городских домов и квартир. Она протирает слипшиеся ото сна глаза, подтягивается на постели, и  широко и громко зевает. Но что это на простыне, в ногах? Не может быть! Это же розовый лепесток! А вот и сама красавица, улеглась на полу у кровати, свежая и должно быть благоухающая. Почти как в заметках английского поэта и философа восемнадцатого века Кольриджа, где он говорит: "Если человек был во сне в Раю и получил в  доказательство своего пребывания там цветок, а проснувшись, сжимает этот цветок в  руке – что тогда?".  Глаза её загораются нездоровым огнём. Она поднимает с пола царицу, подносит к лицу и в предчувствии удовольствия делает глубокий вдох и…вздох разочарованья. Куда делся аромат? Теряясь в непонимании, она снова подносит цветок к лицу, ещё ближе. Ошибки быть не может, роза не источает запаха. «Такому место среди мусора», - решает она, и уже собирается забросить цветок в корзину, как вдруг: «До ночи, до трёх часов ночи», - ясно слышит она голос у себя в голове. 

                2

Он не солгал.  Ровно в три он явился, точнее, появился из темноты, прихватив с собой свет, точь в точь, как в первый раз. Так продолжалось не одну ночь, и с каждым разом ей всё труднее давались расставания. Часы же разлуки казались каторгой. Она, в основном,  проводила их в постели, ни ела, ни пила, почти не разговаривала.
Прошло две недели. На пятнадцатую ночь, когда он возник у её изголовья, она заметила, что  лицо его непривычно напряжено, взгляд полон тревоги. Он даже не поцеловал её, не обнял.
- Милая, нам надо поговорить.
- Давай поговорим, - ответила она, ластясь как кошка. – Я вся во внимании.
- Только пообещай выслушать и подумать, прежде чем отвечать на мои вопросы.
- Спрашивай всё, что твоей душе угодно.
 Что-то в её словах или может в интонации ему не понравилось. Он переменился, лицо его сделалось сердитым и даже злым.
- Ты любишь меня?
 Подобного вопроса она явно не ожидала.
- Как ты можешь спрашивать об этом? Разве ты сам не знаешь?
- Знаю, но я должен быть уверен. Даже малейшее сомнение ставит всё под угрозу.
- Что, всё? Я не понимаю.
- Всё, значит всё: наши отношения, мои визиты, одним словом – будущее.
С каждой минутой он становился всё более раздражительным. Его нервозность синхронно передавалась и ей, появились сомнения. Что, если  происходящее на протяжении стольких ночей, было игрой? Игрой со стороны незнакомца, нежданно-негаданно появившегося в её жизни и нарекающего себя Ангелом.
- Я-то люблю, а ты? Ты любишь меня?
Её реакция не вызвала у него никаких подозрений. Она сомневалась, сердилась и это нормально.
- И ты готова во имя нашей любви перенести любые страдания, пережить лишения, может даже  унижения?
- Я жизни не пожалею.
- Возможно, всё возможно.
- Перестань, ты же Ангел, а не маньяк какой. Не станешь же ты меня резать или душить?
 Настроение её заметно улучшилось. Его последние слова показались ей забавными, невинной шуткой. Но если бы она могла видеть его лицо в тот момент, веселье бы развеялось, непременно. Оно было отнюдь не ангельским.
- Через три месяца ты родишь мне сына.
Сказал, как ударил. Как гром среди ясного неба. Какое-то время она стояла как заворожённая, но потом рассудок вернулся к ней:
 - Что? Что ты сказал? Но этого не может быть. Ты, наверное, сошёл с ума.
Теперь пришла очередь его негодованию:
- Ты не хочешь, чтобы у нас был малыш? Ты его не хочешь?!
- Хочу. Конечно же, хочу, но это так неожиданно. Я даже не могла подумать, что…
- Понимаю, милая, тебе нелегко в это поверить, но придётся.
- Но как? Когда? Мы ведь…
- Ты всё ещё считаешь, что для меня существует невозможное? Вспомни, я же Ангел.
На это раз действительно грянул гром, и молния своим фиолетовым светом осветила  комнату. Если бы она посмотрела на своего возлюбленного, то заметила бы, как исковеркано его лицо. Но ей не было дела ни до чего: ни до грохочущего среди звёздного неба грома, ни до ликующего в безумном экстазе Ангела. Она металась из угла в угол по комнате, и вопрошала: «Как же так? Ну, как же так?».
Он терял терпение:
- Послушай, ещё недавно, ты заверяла, что жизнь за меня готова отдать. Что изменилось?
- Ничего. Ничего не изменилось. Ты прав, ты абсолютно прав. Ребёнок – это замечательно, а я - просто дура.
- Вот и превосходно. Ты всё поняла. Теперь успокойся,  дыши, вдох-выдох, вдох-выдох. Помни, мне нужен крепкий и здоровый наследник.
Понемногу она стала успокаиваться, дыхание выравнивалось, пульс стабилизировался. Бросившись к нему на шею, она принялась безудержно его целовать.
- Спасибо. Спасибо тебе любимый.
Он попытался отстраниться, охладить её пыл, но ему это не удалось. Сотни слов благодарности посыпались из её уст в его адрес.
- Да подожди ты благодарить. Соберись. Я хочу, чтобы ты до конца осознала, через какие муки и лишения тебе придётся пройти.
- Зачем? Я ещё успею настрадаться. Сейчас позволь мне насладиться радостью, позволь быть просто счастливой.
Он снова попытался отстраниться.
- Пойми, всё это очень серьёзно. Если ты не уверена в своих силах, скажи, я всё прекращу, это в моей власти. Мой ребёнок в любом случае родится, с твоей помощью или же без неё.
Как только смысл сказанного дошёл до её одурманенного любовью мозга, она застыла. Они словно разбудили её от непробудного сна. 
- О чём это ты? Ребёнок? Так всё это только ради него?
Тот, кого она считает Ангелом, молчал. Он был нем, и как будто бы глух.
- А как же я, моя любовь? Выходит, твоя очарованность, пылкие признания - всё только ради того, чтобы обольстить меня и воспользоваться мной как тарой? Уходи! Убирайся! Я не могу тебя больше видеть.
- Хорошо, я уйду. Но помни, никто не должен знать обо мне и о том, что это мой ребёнок, иначе…
- Что? Что будет иначе?
- Лучше тебе не знать об этом.

                3

 Прошло два месяца. За этот незначительный срок она сильно изменилась. От непрерывных слёз и бессонных ночей глаза налились кровью, веки сильно распухли. Она была истощена и несчастна. Скрывать беременность становилось всё сложнее и сложнее. Убитые горем родители сгорали от стыда и практически не показывались на людях. И дело тут вовсе не в том, что их единственная дочь оказалась в щекотливом положении. Такое случается, не первая она и не последняя. Но то, что она категорически отказывалась назвать имя подонка –  этого они не понимали. Не выдержав царившего в доме напряжения, она собрала чемодан и тайком, под покровом ночи, скрылась прочь. Она скиталась  по улицам, иногда находя возможность подзаработать, но чаще прося милостыню. Некоторые сочувствовали несчастной, жалели и охотно делились  копеечкой. Но были и такие, кто пускал в её адрес непристойные реплики, грубо смеясь прямо в лицо. Бабушки-побирушки буквально донимали её расспросами, и, чтобы отделаться ото всех, она перестала говорить.
Сердца её пожилых родителей изливались кровью. После недолгих поисков им удалось отыскать дочь и вернуть домой. К тому времени, и соседи перестали судачить. Что душу травить.
 И вот, не через девять, и даже не через семь, а ровно через три месяца, день в день, после их последней встречи, она родила сына. С первых же минут появления на свет он заметно отличался от других новорождённых. Он не плакал, ел, днём спал, а ночью лежал, уставившись в потолок, не издавая ни звука.  Доктора пытались найти этому объяснение, но не могли. Странности в поведении стали проявляться и у неё. Она стала раздражительной, кидалась на всех, кто пытался сблизиться, и никого не хотела видеть, кроме своего малыша. За время, проведённое в больнице, она ни разу не поговорила со своими родителями даже по телефону. Они регулярно посещали родильное отделение, но так ни с чем и уходили. Наконец наступил день выписки. Бабушка и дедушка, несмотря на грубое, даже хамское поведение новоиспечённой мамаши, накупили внуку самое лучшее: игрушки, погремушки, приготовили детскую комнатку, расставили её по высшему разряду – словом, всё чин чином. Дочь встретила их без особого энтузиазма, не проявив никаких признаков радости. Просто поздоровалась и направилась к выходу. Когда медсестра подала малыша деду, ребёнок впервые заплакал и все познакомились с его громким, даже где-то басистым голосом. Медсестра и другие присутствующие при этом работники роддома очень обрадовались, ведь это означало, что с малышом всё в порядке и нет никаких поводов для беспокойства. На неё же плач сына воздействовал иначе. Она велела родителям вызвать себе другое такси, дабы не ехать всем вместе. Бедные и несчастные они повиновались. Так она и жила, отчуждённо ото всех. Ничто, за исключением Ангелочка не занимало её теперь. Даже его отец и тот больше не вспоминался.
 Мальчик рос не по дням, а по часам, и вместе с этим проявлялся его характер. Все вокруг жаловались на него, родители не разрешали своим детям с ним играть. В свои два года, он был намного крупнее своих сверстников, намного смышлёнее, но в то же время, в нём просматривалась некая отрешённость от реальности. Бывали минуты, когда он становился особенно агрессивным, казалось, он не управляет своими действиями и поступками. Скоро соседи стали сторониться их жилища и перешептывались, что это не дом, а логово Сатаны, и сам мальчик – Чертёнок.
Поведение внука очень беспокоило бабушку с дедушкой. Они всячески прививали ему добрые качества, но их старания не приносили результатов. Ребёнок открыто недолюбливал предков. Особенно напряженными были у него отношения с бабушкой. Вечерами, когда она уходила на службу в церковь, мальчик становился неуправляем, метался по комнате, кричал и плакал, а случалось, у него даже повышалась температура. Доктора и этому не могли дать разумного объяснения. Мать предложила ей повести сына в церковь, показать батюшке. Пусть тот помолиться, того гляди малыш и успокоится. Однако она и слышать ничего не хотела, и не замечала в своём малыше никаких изъянов. Для неё сын был Ангелом, а соседи, и все, говорящие о нём дурное – злыми Демонами, завидовавшими ей и желающими его уничтожить.
 А между тем, ребёнок стал так жесток, что обижал всех, кто так или иначе с ним общался. Вскоре дошло до того, что он стал обижать и ту, что души в нём не чаяла. Но она всё прощала, объясняя его поступки издержками возраста. Но проявления ярости, которые с некоторых пор стали случаться с ним регулярно, заставили и её задуматься. Она стала часами наблюдать за сыном, интересовалась, как и в какие игры он играет, и постепенно волнение и недоумение переросли в тревогу. Сын становился зверем. «Как быть? Что делать? У кого просить совета? И почему я не послушалась маму? Где ты, любимый? Приди, это ведь твой сын». Впервые за долгий срок, она вспомнила о том, о ком предпочитала не вспоминать. Ей показалось, что кто-то постучал в окно. Она подошла к нему, но никого не обнаружив, поняла, что всё это не что иное, как слуховая галлюцинация.

                4
С момента первой встречи с Ангелом, она ни разу не переступила порог церкви. Что-то мешало ей это сделать. И вот как-то ночью, до неё донёсся незнакомый очаровывающий голос. Голос звал её. Звал в церковь. Он уверял, что только в храме Господнем она найдёт спасение. Всю ночь она не сомкнула глаз, а утром, прямо к открытию отправилась туда, куда призывал её голос в ночи.  Потоптавшись у порога, она поборола сковывающий душу страх и вошла. Ароматы тающего воска и миро, повеявшие ей в лицо, уничтожили остатки страха. Подойдя к иконе Спасителя, она пала на колени и стала неистово молиться. В это мгновение, тот же, что и ночью, бархатистый, едва уловимый голос окликнул её по имени. Осмотревшись по сторонам и убедившись, что в церкви никого кроме неё нет, она прислушалась.
- Не оборачивайся и не ищи меня. Только слушай и запоминай. Сегодня, так же, как тогда, ровно в три часа он придёт. Ты примешь его с распростёртыми объятиями, расскажешь обо всём, что тебе пришлось пережить. Ты должна убедить его, что страшно по нему скучала. Затем, ты поднесёшь ему спящего сына, помни, обязательно спящего, иначе ничего не получится. Объединив силы, они непобедимы. Он должен взять мальчика на руки. Непременно. При этом ты должна вести себя естественно и непринужденно, иначе он догадается и тогда конец.
- О чём догадается? Что всё это значит?
- Помолчи, нет времени на объяснения. Ты всё поймешь по ходу моего рассказа.
 Пока сын будет у него в руках, он уязвим, поэтому ты обязана воспользоваться моментом и уничтожить зло, находящееся в них.
- Что? Какое зло? О чём ты? Он сказал, что он Ангел, а мой сын – Ангелочек.
- Он соврал.
- Почему я должна тебе верить? Я ведь даже не вижу тебя.
- Твое неверие сделало тебя легкой добычей для всякой нечисти. Хорошо, я предоставлю тебе доказательство. Во время беседы с ним, постарайся незаметно взглянуть на его ступни. Ты увидишь вместо них копыта, а между ног разглядишь хвост. Этого тебе достаточно?
«Что это? Не может быть!»
- Нет! Я не верю! Я не хочу!
- Придётся. Несколько минут он будет поглощён сыном и за это время ты должна успеть обойти вокруг них, наступить ему на хвост и трижды перекрестить. Предупреждаю, это будет сложно и крайне мучительно. Оба, и он, и Чертёнок, будут молить о пощаде, кричать и плакать, но ты должна быть твёрдой и не поддаваться на мольбы и уговоры. Помни, всё это ты должна успеть сделать прежде, нежели он опустит Дьяволёнка на землю. В противном случае, его ты уничтожишь, но главное зло – это сын. Прости, что мне приходится говорить тебе ужасные вещи, но ты должна понять, что твой сын – не сын тебе. Ты и сама обвинила как-то своего «Ангела» в том, что он использовал тебя как тару, и ты была права. Ты была нужна ему как сосуд, в котором его отпрыск мог бы спокойно и беспрепятственно развиваться. Помни, если Чертёнок спасётся, он уничтожит не только тебя, но и всё человечество. А теперь иди, и мужайся.
 Всю дорогу от церкви домой, она шла как на плаху. Прохожие глядели на неё, кто с сочувствием, кто, пытаясь угадать, что заставило молодую женщину в столь ранний час бродить по улицам и обливаться слезами, а кто просто крутил пальцем у виска. Придя домой, она повалилась на диван и до самого вечера не подавала признаков жизни. Родители пытались выяснить, что к чему, сын звал и тискал её, но  она не реагировала.
 И вот, наступила ночь. Уложив сына в постель, она пожелала ему спокойной ночи. В последний раз пожелала спокойной ночи. Сын был сильно возбуждён и долго не мог заснуть. «Неужели это правда, и ты не мой сын? Боже, я не верю». «Копыта и хвост, – звучало у неё в голове, – копыта и хвост».
Вот часы бьют половина третьего, потом без четверти, бом, бом, бом...Как громко звучат их удары.
«Скоро всё начнётся. А может, мне всё привиделось? Или прислышалось?»
 Ровно в три, появляется он. Теперь он кажется ей другим, чужим и антипатичным. Возможно, это следствие того, что ей стало известно, а может, он всегда был таким, просто в её глазах выглядел иначе.
- Ну, здравствуй, милая.
Глаза его сияют адским блеском, волосы не спадают ровной прядью, а торчат, словно наэлектризованные. Он подходит к ней, прижимает к груди и страстно целует. Ей страшно и холодно, хотя сегодня жар его тела, кажется, достиг максимума. Сейчас главное контролировать себя, стараться не думать ни о чём.  Ведь не исключено, что он читает её мысли.
- Как я скучал, милая, как скучал. Но я никак не мог прийти раньше. У меня были на то веские причины. 
 И снова молния, как в тот злополучный день. Гигантский электрический разряд, появившийся вспышкой света, в сопровождении оглушительного грома. Откуда? Ничто на небе не предвещало грозы. То бог Перун или грозный Зевс – карающая сила? Промежуток время между вспышкой молнии и ударом грома не больше секунды. Электрический поток льётся с небес, заполняя комнату, и при этом освещении она видит … О, ужас! Копыта и хвост!
Её трясёт как в самой дикой лихорадке, и это не может остаться незамеченным.
- Что с тобой? Грозы испугалась?
- Есть немного.
«Крепись, - повторяет она себе, - крепись».
- Глупая. Со мной тебе нечего бояться.
И он снова обнимает её, крепко сжимает в своих объятьях. Она чувствует, что силы на полпути к бегству. «Я не сдамся. У меня хватит сил и мужества. Нужно, чтобы он взял ребёнка на руки».
- А, давай я познакомлю тебя с сыном. Ты ведь даже не видел его.
- Конечно, видел. Я наблюдал за ним. Принеси его скорее ко мне.
- Сейчас, одну минутку.
Она  берёт спящего ребёнка на руки и подносит к отцу. Счастливый и довольный, он принимает малыша и прижимает к груди. Воспользовавшись моментом, она снова бросает взгляд к его ногам. Никакой ошибки, всё те же, копыта и хвост. С трудом удерживаясь на ногах, она переводит взгляд от отца к сыну, от сына к отцу. «Боже, как они похожи!» Прежде, она не замечала этого сходства. Но что это с ним? Каким уродливым стало его лицо. Его исказил ужас.
-Ты ходила в церковь! Да как ты посмела?!
Кажется, он проткнёт её своим взглядом насквозь. Его крик ошеломляющ, от него содрогаются не только стены, но, кажется само небо. Но она больше не боится его. Она полна решимости, довести дело до конца.
- Да знаешь ли ты, с кем связалась?! Возьми ребёнка!
-Нет!
- Я приказываю: возьми!
Ей хочется протянуть руки и вызволить малыша из дьявольских объятий. Но она понимает, что это невозможно, ведь он и есть Дьявол.
- Нет! Ты не можешь мне приказывать.
Нужно торопиться. Сейчас самое время. До кровати донести ребёнка он не успеет, а бросить –
 тоже не бросит. Не теряя ни секунды, она обегает дьявольскую парочку, наступает ему хвост …
- Пощади, любимая. Не делай этого.
- Мама, мамочка, почему ты хочешь убить меня? Ведь я твой сын. Я люблю тебя.
Мальчонка молит и протягивает к ней свои маленькие ручки. Сердце её разрывается и истекает кровью, но она понимает: это не её сын. 
« Смелее, смелее»,- слышит она знакомый голос.
Закрыв глаза, она трижды перекрестивает их и…
Всё кончено. Уже рассвет. Она лежит на полу, в комнате никого. «Я сделала это. Я смогла. Сынок, сыночек».
«Ты сумела. Ты всё сделала правильно. Теперь, поднимайся и будь готова к новой жизни».