Первые шаги или девочкам-подросткам

                1

Южный Казахстан. Лето. Жара. В городе просто невыносимо. Температура под сорок. Дышать нечем. Пришёл с работы папа.
- На второй сезон я взял путёвку в «Юный Химик».
- Ой! Ура! Папочка! Спасибо! Я поеду в пионерский лагерь? Правда? Правда? Ой, спасибочки!
Моей радости нет предела. В прошлом году родители отправили меня с подружкой Алёнкой в пионерский лагерь  «Орлёнок». Лагерь великолепный, питание отличное, внимание исключительное со стороны педагогического персонала. Однако  мне там не понравилось. Мы с Алёнкой прибыли в лагерь с опозданием, поэтому нас включили в отряд, где имелись ещё свободные койки. В третий. Девочки здесь были все постарше нас, с гонором, очень часто и громко крыли всё и всех матом. Алёнку как-то это не коснулось. Она была младше меня на полтора года, совсем для них козявка. А я страдала оттого, что они заставляли повторять меня все эти слова. Я повторяла. Ибо боялась быть битой, а ночами я плакала и молила дедушку поскорее приехать навестить  нас и забрать меня отсюда. Ну, прямо, как Ванька Жуков! В конце концов, дедушка, приехав через неделю, забрал нас безо всяких на то разрешений, не выдержав слёз любимой внучки. Родители Алёнки отправили её через день обратно. Меня же оставили дома под домашним арестом. Но это было в сто раз лучше, чем в пионерском лагере. Июнь я пробыла дома. К бабушке с дедушкой дорога была заказана – в наказание. На второй сезон было решено моими родителями всё же приручить меня к пионерскому лагерю и папа взял путёвку в «Юный Химик». До чего же там было хорошо! Много мальчишек и девчонок со школы и двора. И вот в этот-то сезон и началась, прямо сказать, эпидемия между детьми под названием «Дружба». Мальчишки, все без исключения, предлагали девочкам дружбу. Мне предложил дружбу мальчик Вова. Высокий, темноволосый, курносый и очень весёлый. Он мне нравился. Нужно отметить, что я в свои тринадцать, а мне и было как раз столько в тот период, выглядела совсем непривлекательно, если не сказать покруче. Длинная, нескладная, с большим ртом, я была очень удивлена, когда ко мне подошла вожатая и спросила: «Лера, ты не хотела бы дружить с Жориком?» Жорик мне совсем не нравился. Он был маленького роста, щупленький и вечно моргал глазами. Наверное, у него был нервный тик. Но я согласилась. Вова и Жорик слыли закадычными друзьями. Сезон пролетел быстро. Мы расставались, обмениваясь телефонными номерами и адресами, обещая друг другу вечную дружбу.

                2
Итак, мне четырнадцать. Крупные зубы, большой рот. Всё это было не в мою пользу, но был плюс:  стрижка «Сессун». Длинные ноги, короткие юбки. И умение интересно рассказывать. Я еду последний раз в пионерский лагерь. На следующий год детство для меня закончится. И пионерский лагерь навсегда закроет  передо мной свои двери. Мальчишки уже там. Жмём другу другу руки, как большие, смеёмся и Вовка, как всегда, болтает без умолку. Жорик подрос, но не на столько, чтобы нравиться девочкам. Он большей частью молчит, краснея. Он часто звонил мне за прошедший год, пару раз приезжал, и моя мама заставляла нас читать «Два капитана» Каверина, потому что считала, что я читаю медленно и часто отвлекаюсь. И он делил со мной все тяготы внешкольной нагрузки, когда можно было преспокойно бегать и гонять с мальчишками футбол. Вовка не позвонил ни разу и уж тем более не приезжал. Но мне он всё равно нравился больше.
Всё бы ничего, да стал он заглядываться на Алку Булину. Конечно, девочка была что надо! Блеск! В свои, неполные тринадцать, она выглядела куда  старше, с конкретно выпирающими формами. Где уж мне за ней угнаться с моими плоскими поверхностями? Я страдала. А Жорик, как верный рыцарь, не отходил от меня ни на шаг, порой это меня даже раздражало. Он приглашал на танцах и я, на голову выше его, выискивала глазами того, кто плотно сидел в моём сердце.
Вечером закрытие сезона.А утром идём в поход. И все точки надо расставить над «И» в наших отношениях с Вовкой. До рассвета мы выходим из лагеря и направляемся в сторону реки Асса. Жорка с нами не идёт, сильно порезал ногу. Но и этому я, отчасти, очень рада – никто не будет мешать при выяснении отношений. Я иду всю дорогу рядом с Вовчиком. Сердце вырывается от счастья, и голос дрожит, как ручей. Приходим на место, разводим костёр, варим какой-то суп из тушёнки. Всё так вкусно! Тем более с ним. А он болтает, не замолкая, развлекая и меня, и всех других девчонок. Меня даже злость берёт. Ну зачем он так?
Река быстрая и каменистая, однако, решаемся купаться. Жарко. Очень жарко и постоянно хочется пить. Кидаемся в воду в обуви, иначе можно поранить себе ноги об острые камни, вода ледяная, горная. Мы выскакиваем. Визжим и – снова в воду! Дело к вечеру. Начинаем собирать свои монатки, укладывая всё в рюкзаки и походные мешки, которые теперь стали легче без провианта. Мы должны пройти своими свинцовыми ногами эти тяжёлые пять километров назад.
-Вот блин, у меня кед уплыл. Что я делать-то буду? Как назад пойду с одной кедой что ли, а?
Это Вовка. Я слышу его голос позади себя. Рядом с ним Алка.
-Ах, ты нати-дати! Подумаешь, кед уплыл и что? Ну, уплыл, что ноешь-то? Будешь прыгать поочерёдно, то на одной лапке, то на другой и переобувать их не забывай! И она запрыгала рядом с ним очень даже энергично, то на одной, то на другой ножке. Я не поворачиваюсь, знаю, как она сейчас дёрнет своим маленьким  капризным носиком, шаркнув дорогими кроссовками о мелкую гальку,  отойдёт от него.
- Возьми мои
Я протягиваю ему свои кеды, изрядно мокрые от купания в реке.
- А ты?
- Я люблю ходить босиком по шпалам – это хорошо прогревает после холодной воды.
Кто бы это говорил? И слышали бы меня в этот момент мои родные!
Когда и где я ходила по шпалам? Да ещё и без обуви! Что я делаю? Меня родители убьют, наверное, когда узнают, до чего докатилось моё самолюбие. Что это? Любовь? Что же это за чувство, заставляющее жить в ущерб себе, жертвуя, порой, своим здоровьем?
- Лер, они мне маленькие.
- А ты задники примни, как в шлёпках.
- Попробую…
Теперь мы шли рядом. Он – в моих кедах с примятыми задниками. Я – босая, но безумно счастливая. Постепенно, мой герой стал отставать, всё чаще останавливаться с Булиной. Она  догнала нас и, теперь умышленно, отставала. Делала длинные передышки, ссылаясь на то, что нет сил быстро идти за нами. Вова задерживался всё чаще возле неё. А я? Я не могла на это смотреть. И ждать их не могла. Мои ноги горели огнём, шпалы были настолько раскалены, что плавилась на солнце смола, лежащая на них. Обжигая ноги, ускорила свой шаг. Ещё слыша какое-то время обрывки фраз. Потом и это исчезло. Теперь стрелой. Шум стоял в ушах то ли от палящего солнца, то ли от бега, а, может, от боли в ногах?  Слёзы катились по моим щекам. Они застилали собой дорогу и мешали бежать. Куда нужно наступить, чтобы не было так больно сбитым ногам? Я уже не видела шпал и могла упасть в любую минуту – никого не было рядом – все давно отстали от моей быстроты. Оглянулась назад. Как далеко от всех! Только маленькие точечки знакомых силуэтов вырисовывались где-то позади. Но бегу дальше. Бегу по огненным шпалам вперёд, только вперёд, чтоб никто даже не посмел понять мою беду. Моё поражение. Мою обиду. Мою первую сердечную боль.
Я врываюсь через порванную сетку забора в пионерский лагерь и прямиком в душевую. На всю мощность воду. Шумит. Ничего не слышно. И я даю волю крику и слезам. Кабинка закрыта, и ещё долго не зайдёт в душевую никто. Никто не узнает, как, стоя на коленях, я горько плачу, прижимая руки к груди. Легче. Шумит вода, послышались голоса первых подходящих к душу.
Я выхожу из душевой, уставшая, с красными от слёз, глазами и распухшим носом.
«Уже искупалась?», - это вожатая прошла мимо. Молча киваю ей в ответ. Сил нет ответить. Ступни, с чёрными лепёшками неотмытой смолы, кровоточат от порезов, мелких ран и ожогов. Я не слышу и не вижу, когда зашли в домик девчонки и как они собираются на закрытие. Будут танцы. Я засыпаю.

                3
А утром все упаковывают чемоданы и походные сумки. И я не исключение. Что-то произошло во мне? Что? Какой-то надлом. Я сама ещё не могу понять, но мне не обидно, меня не терзают слёзы, мне всё равно. Спокойно и пусто. Я, видно, отболела свою первую любовь. Отболела, когда бежала по горячим шпалам, раня свои девичьи ноги. Отболела, когда неслась под палящим солнцем, обливаясь, словно дождевой водой, горючими слезами. Отболела в душевой, плача навзрыд, закрывая рот руками, впиваясь в них до крови зубами. Я отболела. В свои четырнадцать.
Это были, надо признаться, не самые лучшие  шаги в этой области, тем более, что были они первые, робкие, наивные и горькие. Но они были.
-Приветики…Я принёс тебе твои кеды. Слушай, ты так здорово выручила меня. У самой-то ноги не болят?
- Нет. Не болят. Поставь здесь.
И указала на порог.
Их я не стала упаковывать. Зачем? Надо расставаться легко и просто с тем, что тебе уже не нужно.  Я вдруг поняла это и выбросила кеды в мусорное ведро, а с ними ушли и последние  чувства к Вовке. Все прощались, обменивались, как всегда, адресами и телефонами. Прощалась и я. Меня забирал мой дедушка. Рядом с ним стоял Жорик. И я подумала, как хорошо, что он рядом, мой бессменный рыцарь, позже оказалось, на всю жизнь.
Прощай, "Юный Химик"! Я не вернусь сюда никогда. С этим сезоном закончилось моё детство. Я сидела в машине мышкой, дедушка ни о чём не расспрашивал, мы давно научились молча понимать друг друга.
- Ты как-то повзрослела, внуча, - сказал он мне, обняв за плечи, когда уже подходили к дому.