9 1914-15 гг. Война. Работа - на мои руки

  В 1914 году в июле месяце началась война. Фому и Григория мобилизовали в армию. Остались работники: я, Устя и Ольга. Отец всё болел, но хотя и нездоров был, всегда что-нибудь да делал. Он без работы не умел сидеть, всегда находил по своей силе.
  В 1914 году посеяно было много, и уборка хлеба, заготовка сена для нас было очень тяжёлым. Но мы скосили и скопнили весь хлеб вовремя. Сено и бужур, т.е. разную траву, перевезли домой и сложили в скирду.А хлеб возить помогли соседи. Договорились так: они нам столько-то десятин свозят домой хлеба и складут в скирду, а мы должны поставить им молотилку и смолотить им хлеб. Рабочие на молотилке были большинство на отработке, нанимали за деньги мало. Таким путём уборку хлеба закончили. Хлеба намолотили много. У нас был деревянный амбар, мы его насыпали полный пшеницы, а овёс ссыпали в клуню. Я с отцом возил хлеб продавать, а за деньги покупали, что надо было. Здесь уже я с отцом, в основном, советовался, что надо делать. Вся работа перешла на мои руки. Где надо было, помогали мне Ольга и Устя, и таким путём мы работу продолжали.
  Зиму прожили хорошо, скотину прокормили, начали готовиться к весне. Начали семена сортировать, инвентарь готовить, сбрую чинить.
  В 1915 посев произвели хорошо. Всю землю, которую надо было засеять, засеяли. Сеяли сеялкой рядовой. Потом поехал я на седьмой участок и Антонине помог посеять. Антонина сказала, сеялку не надо везти, возьмём у соседа, но когда я приехал, то в это время сосед сам сеял. Я взял мешок через плечо и начал сеять руками, когда-то видел, как отец сеял так, и получилось у меня хорошо, только больше высеял семян. Сеялкой высевал шесть пудов на десятину, а здесь руками рассеял восемь пудов на десятину. Всходы были хорошие, зелёные, и вот, когда хлеба стали поспевать, меня мобилизовали в армию.

         1915 год. Я - солдат.

  Итак, в 1915 году забрали меня на службу. Назначили в учебный полк, который стоял в Троицке, в красных казармах. Полтора месяца я учился военному делу, потом сформировали маршевую роту и отправили нас на фронт. Когда мы выехали из Троицка и проехали Нижнеувельск, мне так стало жалко, что я проезжаю дом и думаю: увижусь или нет. А когда Кичигинский бор проедешь, там под гору поезда идут тихо. Так вот, когда стал тихий ход, я и соскочил с поезда. Записал номер эшелона и напрямую по степи пошёл домой, идти надо было километра четыре. Пришёл домой, рассказал,что убежал с эшелона, для того, чтобы проститься и чтобы благословили меня. Мать и отец обняли меня и заплакали горькими слезами. Дома пробыл я три дня, а потом говорю отцу: отвезите меня на станцию Еманжелинскую, а там я сяду на пассажирский поезд и догоню свой эшелон. Отец взял у соседа ( у Крупенко ) тачанку, запрягли пару лошадей и повезли меня на станцию. Я сел кучером на переднее сиденье,  а отец и мать сели на заднем сидении и поехали. Я оглянусь назад, посмотрю на них, они сидят плачут, и сколько я их ни просил, ни уговаривал, чтобы не плакали, всё равно вся дорога из дому до Еманжелинской станции была омыта слезами.
  Приехали на станцию, и я стал просить отца и мать поехать домой, а я буду ожидать поезда. Отец мне и говорит: мы не поедем до тех пор, пока ты не сядешь  в вагон, и пока поезд не скроется с наших глаз.
  Я одет был в военную одежду: шинель, гимнастёрка, брюки, сапоги - всё новое, хорошее. Я пошёл к начальнику станции, отец и мать пошли за мной, они очень боялись, чтобы меня не арестовали. Я стал говорить начальнику станции, что отстал от поезда, сказал ему номер эшелона. Он спросил меня, почему я отстал, а я ему и говорю: зашёл домой проститься с отцом и матерью. Начальник посмотрел на меня и посмотрел на родителей моих и ни слова не сказал. Написал записку, подал мне и и сказал:вот в такой-то час придёт пассажирский поезд, и ты садись в вагон и кондуктору подай эту бумажку. Вышли мы из кабинета и пошли к лошадям. Сели, посидели немножко, вскоре подошёл поезд. Я простился с отцом и матерью и пошёл садиться в вагон. Я стал у дверей, посмотрел на родителей: какие они обиженные остаются в слезах. Поезд двинулся, я снял фуражку, поклонился им, помахал фуражкой и поехал. Сколько смотрел - они всё стояли и смотрели на поезд, в котором я поехал. Так вот я расстался с отцом и матерью и уехал на фронт.

        Поехали на войну.

    Когда приехал я в город Уфу, то кондуктор подошёл ко мне и говорит: твой эшелон на такой-то станции стоит, скоро догоним. Когда приехали на ту станцию, кондуктор говорит: выходи, здесь твой эшелон. Я вышел, нашёл свой вагон. Ребята все знакомые, товарищи. С нашего участка был Марко Долбня. И с других участков было много знакомых ребят. Все мы когда-то вместе гуляли, вокруг церкви ходили вместе в праздники и теперь вместе едем на фронт.
  Когда я зашёл в вагон, меня стали спрашивать,как я догнал эшелон, и стали рассказывать как на одной станции - пирожки,кренделя, пельмени,котлеты, шанежки, что только продавали в корзинах. на столах, в сумках - всё растащили без денег. А на другую станцию приехали, а тут всё чисто - ни одного продавца, и за деньги ничего не купишь. Вот приехали мы на одну большую станцию, нас поставили в тупик. Вышли мы из вагонов и пошли по станции, с продуктами торговцев никого нет. Мы пошли тогда по магазинам и давай из магазинов таскать, кто что захватил. Были и такие, что вынесет из магазина и на дороге всё разломает, побьёт, ногами притопчет и идёт за другим снова в магазин. На другую станцию приехали и там все магазины растащили,разбросали, переломали. После этого наш эшелон нигде на станциях не задерживали, а сразу отправляли. И на какую станцию мы ни приезжаем, все магазины закрыты на замках. И так было до самой Москвы. Через Москву мы проехали ночью. Приехали в Псков, здесь нас задержали и говорят : уже недалеко фронт.