Баллада

Так долго умирать в двадцатом веке,
Смотреть на дождь, царапающий зонт,
И грезить прошлым. Донна Изабелла,
Где замок наш и милая семья?

Был дважды ранен, стрелами пронзён.
Щит не помог. Светило ярко солнце.
Очнулся через несколько веков
В России хмурой. Солнце уж не светит.


Завоет ветер, закричит народ,
Заулюлюкает, кругом одна неправда.
Зачем Господь меня оставил жить,
Дал мне родиться снова, чтобы снова
Всё потерять? А сердце всё цвело.

И проходили тени дорогие.
Лишь вас любить я мог, а ныне глохну
От варварской нелепой канонады,
И не поднять мне глаз на очевидцев
Столетья страшного – особенно в конце.


Я плачу, добрый гений, отзовись!
Иосифа, Арсения пришли
На помощь мне. Я чувствую всегда
Присутствие их в воздухе холодном.

Как одиноко творческое Слово,
Дав нам свободу, наблюдает строго,
Как деградирует Его созданье,
Его дитя в неисчислимых душах.


Как больно певчему. О, Кришна, помоги!
Да снизойдёт Арджуна с высоты.
А стрелы уж не в плоть, а в душу метят.
Таков наш век – трагический, вообще.


Любезный Иов, надобны молитвы,
Подобные твоим, чтоб изменить
Весь ход событий. Оглянись вокруг:
Вот те, с кем связана душа была.
Одни согрели, а иных врагами
Назвать бы можно. Пожалеть их надо.


И снова я вернусь на эту землю.
И, даже если не придётся петь,
То слёзы остаются, хоть на милость
Богов рассчитывать не стоит.

Идёт к тому, что зреет человек
В самом себе, он сам себе награда.
Десятой иерархией он станет
Когда-нибудь. А ныне – потерпи.


Испания. Старинный замок, солнце.
У стен собора древнего стою
И почему-то не могу молиться,
Хотя жива душа одной молитвой.


Так зреет совершенная любовь.
Так светит совершенное смиренье.
И дар молитвы надо заслужить.
О, кто тот инок, кто молился первым?


Моим друзьям погибшей Атлантиды
Впервые посвящаю эти строки.
Я вам читаю исповедь мою.
Я слишком юн, чтоб разобраться в жизни,
Я слишком стар, чтоб обольщаться страстью.
Наступит время, и уроки скорби
Мы претворим когда-нибудь в миры.

1997

мой рисунок.