Памяти Владимира Высоцкого. Июль 1980

Олимпийский июль приближался к концу,
растекаясь жарою по крышам.
Заскочил я к приятелю, тоже юнцу,
он спросил: про Высоцкого слышал?

 - Врёшь, - я выдохнул тихо, а слёзы  - в глаза,
в горле комом дыханье застряло.
- Нет, не вру, это «Голос» сегодня сказал.
Нереальность вдруг истиной стала…

Я бежал с электрички, сжимая букет,
на Таганку, потом вдоль барьеров,
но услышал холодное:  Доступа нет -
мегафонный запрет офицера.

И стоял я  на площади, где-то вдали,
по привычке, надеясь на чудо,
что сейчас развернётся движенье Земли,
он  вернётся, вернётся оттуда. 

Вдруг сквозь строй оцепленья умело проник,
меж коней, меж мундиров спецназа,
подошёл к офицеру тщедушный старик
с тощей кистью анютиных глазок.

–  Я – Борисов, разведчик… Он в песне писал…
– Не положено. Влево пройдите.
– Хоть цветы передайте.
 Майор помолчал. Хмуро бросил:
 - Ступайте, кладите…

Над людскою рекой он как парус парил,
чуть вальяжный, немного надменный,
стройный хор медных труб ему славу трубил
даже в траурных нотах Шопена.

Город, кажется, понял, кого потерял,
замолчал и заплакал неслышно.
Лишь со стен неуместной улыбкой сиял
бестолковый «наш ласковый Миша».

Эверест на Ваганькове роз и гвоздик,
пламя красных и белых раскрасок,   
и короной, венчающей огненный пик,   
тот букетик анютиных глазок…

Как же любят поэтов у нас хоронить,
выльют в бронзе, воздвигнут в граните,
станут званья давать, в передачах хвалить,
книги выйдут, вы только умрите.

И всплывёт сразу мощная серая муть
тех, кто пил с ним, дружил, пел дуэтом,
чтобы, хоть  после смерти, но всё ж отщипнуть
свой кусочек от славы поэта.

Где ж вы были вчера, знали ведь: всё не так,
когда он в одиночку, средь ночи
в стих вбивал, словно гвоздь, восклицательный знак,
разрывающий цепь многоточий.

Каждый день на пределе – безумие, риск,
знал: всё это надолго едва ли.
Взорвалось его сердце  - и тысячи искр
людям пулями в сердце впивались.

Он сыграл свою самую главную роль,
гениально, легко, безупречно:
его щедрой души неуёмная боль
в наших душах осталась навечно.