Домик окнами в синь

Буквально за несколько дней бригада плотников, молодых, по пояс голых парней, разобрала и вывезла на свалку одиноко стоящий, вросший по окна маленький старый домик покрытый дранкой. На этом месте, на задворках деревни, на открытом всем ветрам холме вырос новый дом, словно по мановению волшебной палочки. Он упирался голубой крышей в небо, желтовато-белые, ошкуренные бревна, невольно притягивали взгляд прохожего, синие наличники сияли новой краской, насмешливо подмигивали чистые, отдающие синевой стекла. Хозяйка дома торопилась заселиться,  и потому строительный мусор был еще не убран, а сизый дымок уже виднелся над крышей, топилась русская печь. Миропия, а попросту тетка Мира,  давно не была на родине в маленьком селе, затерявшемся в Костромских лесах. Её и не тянуло сюда, а зачем? Дороги нет, вода из колодца, нужник во дворе, комары, слепни, да и сверстники разлетелись в разные стороны по стране – поговорить не с кем. Правда сказать навещала она мать,  пока та жива была, приезжала погостить в родное село вместе с детьми, а теперь дети выросли, мать умерла, семейная жизнь не сложилась, работа надоела – и захотелось на родину, потянуло к истокам, в знакомые с детства места. За время отсутствия родительский дом покосился, одиноко прикорнул в зарослях черемухи и калины, жить в нем стало не возможно – крыша течет, пол раскрыл рот полный гнилых досок, нахмурил брови сломанными наличниками, надвинул на глаза крышу. Деньги что кропотливо копила Миропия на «черный день», было решено потратить на новый дом в деревне, решение одобрили дети – отдыхать в деревне стало модно. Нет, Мира не гналась за модой, просто прожитые в городе годы давали о себе знать – хотелось тишины и покоя, размеренной деревенской жизни, чистого воздуха, стрекота кузнечиков под окном, солнышка, просторов полей и лесов. Вот так и оказалась она этим летом в деревне в новом, пахнувшим свежим деревом доме. Очень быстро Мира обжилась на новом месте – все-таки она не была чужой – здесь ещё помнили её родителей и родственников. Узнала она про своих друзей, кто, где, с кем, про нынешних жителей, договорилась с местной хозяйкой на покупку молока, «ухорошила» семейные могилки, была в курсе местных сплетен и разборок – словно и не уезжала ни куда, словно всегда здесь жила. Ежедневные заботы: огород, вода, готовка, поход в магазин три раза в неделю, да через день за молоком, книги, вязание, соседки, приходившие на «поседки» - жизнь приобрела неторопливый размеренный ход, определявший сельское бытиё женщины в возрасте.
Воскресный день не задался с самого начала: утром Мира собралась в лес за черникой, но мало того что ягод не набрала, так ещё и умудрилась заблудиться в знакомом лесу. Три часа блуждала она  среди зарослей молодых ёлок, исколола руки, вспотела, в корзину насыпались ветки да сухая хвоя, а когда была готова разревется в голос – оказалось – вот он выход из леса – совсем рядом. Возвращалась домой в обед, по жаре, еле поднялась в пригорок. Открыла дом в надежде на холодное молоко, а в итоге пришлось пить простоквашу – забыла убрать в холодильник парное молоко, вот оно и свернулось. Готовить не хотелось, раздевшись, плюхнулась она в постель, закрыла глаза и незаметно для себя заснула, умаявшись от бестолковой беготни.  Проснулась Мира от шарканья по половицам – пришли соседки. Пришлось одеваться, заваривать чай, накрывать на стол. Беседа шла по обычному порядку.
-Да, погода-то нынче аномальная – жара и жара, - вздыхала Надежда, обмахиваясь платком, пот тек по её лицу, скатываясь на огромные обвисшие груди под майкой.
-А, у моей-то Анны свекровка померла, вчерась схоронила, она её. Да знаешь ты её, знаешь – она в конторе работала, её все знали, - всхлипнула Марья, впрочем, чтобы она не говорила – всегда её речь звучала на всхлипе, словно воздуха не хватало. Помолчали, повздыхали, подумалось о бренности бытия, а дальше пошли местные новости: дед Иван запил – «теперя не меньше недели отхватит», а то может и больше, вчера ночью участковый приезжал – проверял чего-то, а может и так просто – вина попить, а Колька всю ночь на мотоцикле под окнами без глушителя ездил, а ещё говорят у Степаниды дочь в городе без мужа родила, да и кто ж на такой вертихвостке жениться – её разве колхозный бык не знал.  Помолчали – дружно осудив современную развращенную молодежь. После пошел разговор ни о чем и обо всем сразу: скакали с политики - на прошлую жизнь, делились воспоминаниями и прогнозами на будущее.
-А, что, девки, помните, - сказала Надежда и вдруг запела. Голос у неё был красивый, высокий, чистый, как родник. Песню знали все и потому сразу подхватили.
«Домик окнами в сад,
Где ждала меня мама,
Где качала мою,
По ночам колыбель…
Домик окнами в сад,
Заметает упрямо,
Золотой листопад,
Золотая метель…»
 Солнце клонилось к закату, когда гости вышли за двери. Хотелось есть, а готовить не было желания. Достав из холодильника холодную простоквашу, Мира, накрошила туда черного хлеба, посластила, посолила и села за стол. «Как в детстве», - подумала она и начала есть размокший в простокваше хлеб. Вспомнилось, что такую еду называли – «мятево». Хлеб, размоченный в молоке или простокваше, а вкуснее всего он со сливками, напоминал о трудном, зачастую голодном детстве, о маминых темно-коричневых, уставших, рано состарившихся руках.  На глаза набежали слезы, Мира судорожно вздохнула и подавилась, бросила ложку на стол, откашлялась и заревела, закрыв лицо руками. Спать легла рано, оставив открытым окно, забранное сеткой от комаров. Кузнечики громко стрекотали, воздействуя своим скрипом на растревоженную Миру, как смычёк на скрипку. Музыка, извлекаемая ими, напоминала о прожитых годах, о неиспользованных возможностях, о потерянном, а может  так и не найденном счастье, об одиночестве и холодных ночах, о своей никчемности, не нужности. Невидимые скрипачи изредка замолкали, словно хотели убедиться, слушают ли их, а затем ещё более надрывно терзали струны. Не выдержав Мира, закрыла окно, предпочитая спать в духоте, но тишине. Не спалось, вспоминался прожитый день – это ж надо заблудиться в знакомом лесу, впрочем, нет, другой лес стал. Раньше дорога в этом месте была, а  елки значит, недавно выросли. Соседки в тягость стали – каждый день одно и то же, хоть бы завтра не пришли.  Хлебом подавиться – это ж надо? «Мама раньше рассказывала», - почему то вспомнилось Мире. «Идут по дороге двое нищих, в грязной, драной одежде, с торбою, опираются на палки.
-Вот придем в село, нам хлебушка дадут,- говорит один.
-Ага,- добавляет другой, - и молока. Нальем, да покрошим. Пришли они в село, а им ни чего не дали» Мира усмехнулась, тогда она у матери продолжения требовала, и обиделась на неё, когда она сказала, что на этом всё. Сейчас эта история звучала для Миры по-другому.  «Всему своё время» - говаривала мать, да разве хотелось в это верить, когда ты полон сил и здоровья. Несло по жизни Миру как щепку, кидало от одного берега к другому, только к родному порогу ни как прибить не могло.   Всё куда-то стремилась, к чему-то бежала, а только от себя убежать не смогла. В этой проклятущей деревенской тишине, в голову лезли совершенно не нужные мысли, крутились в голове вопросы: «Зачем? Почему так? Для чего?» и ведь знала, знала Мира, нет на них ответов, а все ворочалась, вздыхала. Кузнечики стрекотали под окном, и не было возможности уснуть.
Солнце летом встаёт рано, петухи встречают его восторженными криками, слышны крики пастуха, вьется дымок над крышами стареньких домов, утро приходит в деревню так же как сто лет назад, так же как войдёт в него и ещё спустя век.
16.07.2010.