Рыжик

                У нас появился котёнок.  Привезен он был с хутора (с которым у меня были связаны не совсем приятные воспоминания – за исключением, конечно, природы), и,наверное, больше именно по этой причине я была категорически против пребывания его в квартире. А обнаружив у него прыгающих насекомых, тут же определила его на балкон, вернее в лоджию, которая к тому времени была уже застеклена. Откровенно говоря, выходить туда после этого мне совсем не хотелось, как, впрочем, не  хотелось и привыкать к вовсе нежданному пришельцу. Поэтому я до него и не дотрагивалась. Песок, воду и еду я, конечно, поставила – по той только причине, что никого это больше не интересовало.
        Три дня привезенное с хутора существо не прикасалось ни к еде, ни, кажется, и к воде. Забрался в угол и слабел там. Решил, наверное: «…Тогда я умру!..» Преодолев себя, пальцем погладила его по голове, после чего это странное рыжее существо …начало кушать.
        Ещё через день я купила специальную жидкость для чистки его шерстки. И по прошествии ещё двух дней «карантина» Рыжик (как естественно было решено его назвать, поскольку он действительно был рыжим) был впущен в комнату. ...Впрочем, кончики лап  и кончик хвоста у него были белыми, белоснежным было и  ожерелье вокруг шеи.
        Мы вели себя независимо: я, предоставив ему свободу, занималась, приходя домой, своими делами, он – не докучал назойливостью, ведя себя сдержанно и находя места, не особо попадающиеся мне на  глаза. Но изредка мы всё же посматривали друг на друга. Он наблюдал за мной, я – за ним. Изредка, краем глаза.
        Интересно было, как он открывал для себя мир… Движущуюся тень, льющуюся из крана воду, дрожание молока в блюдечке (из которого это молоко пьётся)… «Живое» это молоко было бесконечно много раз опробовано лапкой (уяснялась при этом его «мокрость» и «брызгастость»).  Когда я первый раз взяла его на колени, он замер в самой неудобной позе, скользя постепенно к краю, но не решаясь пошевелиться ( что привело его в конце концов к падению).
        Очень занимала его фотография, как процесс. Он полюбил фотографироваться и с удовольствием позировал и в профиль, и в анфас, - то улыбчивый, то задумчивый. Головокружительные прыжки с буфета на шкаф и со шкафа – на пол стали обычными акробатическими трюками. Вообще пребывание под потолком на шкафу пришлось по нраву коту-подростку, там он обычно и засыпал, блаженно мурлыча. А просыпаясь, любил нас сверху…ловить лапой.
        Очень заинтересовывали Рыжика телевизионные передачи. Возможно они привлекали внимание движущимися крошечными фигурками. Кстати, потом, не найдя в себе ответ на, кажется, тысячу поставленных себе вопросов, начались активные поиски «источника « этих мелькающих фигурок. А однажды этот «исследователь» поднялся на задние лапки, слегка опираясь левой на неработающий в то время экран, а правой прощупывая верхнюю часть телевизора. Обнаружив гладкую поверхность, Рыжик начал исследовать заднюю стенку, «ощупывая» многочисленные провода, и , победоносно протопав по ним всеми своими четырьия лапами (!), умиротворённо наконец-то лёг на стул (но не на жёсткий, а на тот из них, где лежала подушечка, очевидно рассуждая, что работа ума должна вознаграждаться мягкостью ложа). А сын резюмировал: «В хозяина пошёл – технику любит, Исследователь!..»  Впрочем, само  хозяйское чувство исчерпывалось снисхождением до игры и лаской, и присутствовала при этим мотивировка, что самая главная забота о подопечном – это спасение его от злых собак на хуторе.