Василий и Василина

Они встретились неожиданно. Нос к носу. Они встретились тогда, когда никто из них этой встречи не ожидал, в самый неурочный час – обед, в самом не урочном месте – на углу перекрёстка, возле которого никто из них не жил.
“Какого хрена тебя носит в такую жару, старая?” – подумал Василий, раздраженно дёргая хвостом.
“Ото же ж бисова сыла, чого тоби нэ спыцця у таку спэку?” – нервно дёргая щекой, подумала бабка Василина.
По диагонали от нервной пары, в теньке под акацией, поднял голову необычайно рыжей масти и приличных размеров кобель – “Хрена се!”- подумал, навостряя уши, кобель – “ Щас чё то будет.”
Время загустело и тягуче сочилось с небес вместе с пыльным зноем. Старуха пожевала беззубым ртом, кот замер и медленно прикрыл и снова открыл левый глаз. Даже галдевшие, обычно, в акации над псом воробьи, вдруг затихли.
“Тва-аю мать, чего она стоит-то? А в прочем чё уже нервничать – накрылась свиданка, накрылась, как пить дать, тваю мать, вот понесло ж тебя по воду в обед на другой конец села! Не уж-то тебе воды в колодце под горой не хватает, а?” – Василий позволил себе медленно моргнуть правым глазом и снова задёргал хвостом. Солнце плавилось на его лощёном, иссиня чёрном боку и стекало в пыль радужным сиянием, не оставляя следов на блестящей кошачьей шерсти.
“Ну, Марковна, я тоби дам, я тоби таку дезинфэкцию зроблю, щоб ты сказылася, стара пэрэчниця! Ото-ж трэба ще-ж додуматы, що оця бисова сыла в нашей криныци, пид горою, втопла! “Дезинфэкция” в нэй, тьху, просты хосподи! А то во що на мэнэ зэнки вылупыв, нияк на утопщего нэ схожий!”, – медленно но верно накручивала себя Василина. Кипельно белый платок на рано поседевшей голове пожилой женщины, казалось, сиял собственным светом, а не отражённым и создавал невероятный нимб в небе над головой бабки Василины.
Бабка переступила с ноги на ногу, раскачивая висящие на коромысле новенькие, из нержавеющей стали, полированные вёдра. Вёдра, подарок сына, метали невероятной яркости солнечных зайцев и были гордостью бабки Василины. Она бы и не взяла их, обошлась старыми, но ещё исправными, оцинкованными, но, по словам Марковны, в их колодце под горой утонул, Марковны же, здоровенный, абсолютно чёрный, котище и колодец закрыли на “дезинфекцию”. Проверять магазинную сплетню бабка Василина не стала, а решила пофорсить и, взяв новенькие вёдра, отправилась к верхнему колодцу.
Воздух окончательно остекленел и только стремительные стрижи пластали его замысловатыми виражами. Василий прижал уши и напружинил лапы, рука Василины сжалась на коромысле. Четвёрка стрижей, пронзительно вереща и постоянно лавируя, пронеслась над акацией так низко, что упругая волна горячего воздуха, разогнанная, похожими на пули, птицами, перепугала воробьёв. Время рвануло вскачь.
Воробьи разом, возмущённо зачирикали.
Пёс поднял голову и неожиданно громко на них гавкнул.
Бабка вздрогнула и, глухо каркнув “Гэть”, метнула коромысло с вёдрами в кота.
Василий рванул в заросли подзаборной малины, окончательно отрезая, бабке путь к ненужному уже колодцу.

Когда кобель опустил голову, всё уже кончилось. Воробьи разлетелись в разные стороны, Василия простыл, несмотря на жару, и след, бабка Василина кряхтя и тихо ругаясь, поднимала вёдра.
“Тьху!”,– подумал пёс и положил голову обратно в пыль.
“Тьху!”,– плюнула в сторону убежавшего кота Василина и, тяжело переваливаясь, пошла домой, неся запылённые вёдра в одной руке, а коромысло в другой.
Воробьи снова собрались на акации.
Время снова загустело.
И только Василий ещё долго хохотал, валяясь по траве – “Ну бабка! Ну насмешила! Эх-ха-ха-ха! Эк она вёдрами то! Хах! Ой, старая, ха-ха-хах! И фиг, с ней, со свиданкой. Я лучше по холодку к Маруське загляну. Ну надо ж, а! Как она вёдрами то, ха-ха-ха!”