На смерть Эсфирины. К. И. Галчинский

                   На смерть Эсфирины[1],
депортированной гитлеровцами венецианки

данный перевод произведения К. И. Галчинского
посвящаю памяти узников и жертв концлагерей

(польский оригинальный текст см. под переводом)

«Na smierc Esteriny», Konstanty Ildefons Galczynski

               перевод с польского

I

По твоим кудрям я мог взойти бы в небо[2],
только сердце убежало словно мышь,
рвя за шторой окровавленное чрево,
не сказало даже, как же ты «простишь».

Отчего в дороге знаний столько риска?
Дергаю тебя: — Скажи, любовь, зачем?
Свечка догорает. Лязг уже так близко.
Труп любви моей горит в огне поэм.

Я не воскрешу. Ты это понимаешь?
Тень упала на разбитую красу.
Ты воды моей уже не пожелаешь.
С темных рек ты пьешь холодную росу.

И уже не здесь твои сияют очи
блеском молнии сапфирно голубой.
В час, когда идешь в подземные ты ночи,
тростники судьбы шумят уж за тобой.

Здесь же, за окном, печаль как чаща,
всё растущая, кому она нужна? —
Птаха на суку, не так же ли пропаща,
скорбно глупая, как будто из бревна[3].

II

Если встречу мать твою, по-польски
ей скажу, что похоронена та дева,
что носила гладкие прически,
кудри эти, что упали с неба;

что бросал к ногам твоим в бессилье
ландыши, богине полубосой,
как мы, в лагере трудясь, еще шутили
о Петрушке, кукле длинноносой.

III

Скорбью, лес, со мною обозначься,
дуб с березою и бук с большой осиной,
щель в туфле моем, и ты расплачься
над умершей, над прекрасной Эсфириной!

Птицы из стекла, из дерева олени,
зайцы с крыльями из белого фаянса,
помогите бросить горсть земли без тени
на уста пахучие без глянца.

День придет. А дождь умоет маем
в реках боли и смиренномудрий.
Что же, братья, ну же, закопаем
руки и глаза ее, и кудри[4].

~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~

[1]      еврейское женское имя (в русской передаче);
производное от имени Эсфирь (в оригинале Эстер).
Речь о замученной фашистами еврейской женщины,
депортированной в концлагерь из Венеции. В тексте
этого произведения звучит скорбь в связи с гибелью
женщины и также негодование в связи с бессилием
что-либо исправить или изменить.

[2]      данная строка полностью отражает польский
оригинал К. И. Галчинского:      

«Po twych warkoczach moglbym wejsc do nieba» —
«По твоим косам я мог бы взойти в небо»

Слово «косы» в переводе везде заменено на «кудри»
для придания созвучия с польским оригиналом. Во
всем остальном перевод предельно точен, учитывая,
что данный перевод является поэтическим, что уже
само по себе накладывает на форму интерпретации
определенные рамки.
      
[3]      данная строфа полностью отражает польский
оригинал К. И. Галчинского:      

«A tu za oknem bor jak udreka
wciaz rosnaca, komu potrzebna?
I ptaki stoja na sekach,
nieruchome, glupie, jak z drewna.»

В прямом переводе следующее:

«А тут, за окном, бор как му'ка,
всё растущая, кому она нужна?
И птицы сидят на сучьях,
недвижимые, глупые, как из бревна.»

drewno (польск.) — бревно, дерево, древесина. См.:
https://translate.academic.ru/drewno/pl/ru/

[4]      данная строка полностью отражает польский
оригинал К. И. Галчинского:

«Nuze, braciszkowie, zakopmy
rece, usta, oczy i warkocze.» —
«Ну же, братишки, закопаем
руки, уста, глаза и косы.»

В данных строках, видимо, отражено отчаяние по
поводу того, что товарищи Галчинского не сумели
приложить всех усилий по спасению женщины.

~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~

польский оригинальный текст:

kigalczynski.pl/wiersze/na_smierc_esteriny.html
https://bagna.pl/moczarow-czar/poezja/559-na
http://galczynski.kulturalna.com/a-6777.html
https://pbc.gda.pl/Content/83711/Nr_37.pdf

Konstanty Ildefons Galczynski (1905 — 1953)

                     Na smierc Esteriny
deportowanej przez hitlerowcow Wenecjanki

I

Po twych warkoczach moglbym wejsc do nieba
i nagle co? Zaslona.
Serce ucieklo ci jak mysz czerwona,
nawet nie rzeklo «przebacz».

Po coz mi bylo ciulac moja wiedze?
Szarpie cie: — Powiedz, po co? —
Swieczka dogasa. Brzask blisko. Siedze
nad trupem twoim noca.

Bo wskrzesic cie nie moge. Rozumiesz?
Cien padl na twa urode.
Nawet wody nie chcesz. Nie rozumiesz.
Z ciemnych rzek czerpiesz wode.

Juz gdzie indziej twoje oko blyska
blyskawica szmaragdowa,
kiedy idziesz przez podziemne grzezawiska,
a trzciny szumia za toba.

A tu za oknem bor jak udreka
wciaz rosnaca, komu potrzebna?
I ptaki stoja na sekach,
nieruchome, glupie, jak z drewna.

II

Jesli kiedy spotkam twoja matke,
powiem, zem cie pogrzebal —
ze nosilas uczesanie gladkie
i warkocze, co sfrunely z nieba;

ze rzucilem raz kwiat konwalii
do twych stop waskich i bosych —
zesmy, gnoj ladujac, rozprawiali
o Pietrzynce, pajacyku dlugonosym.

III

Ty sie, lesie, ze mna pograz w rozpacz,
ty, debino, brzezino, buczyno —
dziuro w bucie, ty sie takze rozplacz
nad umarla, nad piekna Esterina!

Ptaszki szklane, drewniane jelenie,
fajansowe, skrzydlate zajace,
pomagajciez mi rzucac ziemie,
wstretna ziemie na usta pachnace.

Dzien nadchodzi. Deszcz konary obmyl.
Rzeka bolu plynie i belkocze.
Nuze, braciszkowie, zakopmy
rece, usta, oczy i warkocze.

~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~

в качестве иллюстрации к материалу произведения
размещена картина худ.-иллюстратора David Olere
https://images90.fotosik.pl/647/5c042ee37417fc95.jpg