Осколки отпускных впечатлений. Ч. 1

13.07.2010
     Пять часов утра. Душно. Теплый воздух проникает сквозь поры тонких перегородок балкона внутрь и соперничает с прохладой кондиционера, который натужно проработал всю ночь, честно и благородно гарантируя кислородную помощь. Если бы не "кондей"...
     Кто мог подумать, что в начале июля нахлынет жуткая жара, утром плюс тридцать по Цельсию. Зарядку делать бессмысленно: сердце, мой верный друг, бьется пугливым зайчонком где-то на уровне глотательного рефлекса. "Не хочу я манной каши, мама, я хочу домой...",-песенка "шестидесятых" постоянно вертится в голове десятый день по дороге на пляж.
     Ах, море... Ты единственное сдерживаешь инстинкт самосохранения и манишь к себе таинственной, но предсказуемой негой, обещая утреннюю прохладу вон в том дальнем углу пляжа у края невысокой скалы. Погружаюсь в прозрачную безбрежность, надеясь: поможет, не даст погибнуть в пучине пекла, которое к полудню настигнет всех и каждого. Кто не спрятался, солнце не виновато.
     С часа до пяти - законная сиеста. Поначалу русской душе было непонятно эдакое сибаритское отношение ко времени, которое и так быстротечно: минута за минутой крадут отмеренный жизненный отрезок. А так еще мало пройдено! Разморенный разум противится думать днем: стихи не слагаются, песни не поются, и только мягкая дрема за темными шторами окна опускается на плечи, укутывает прохладной  простыней слегка прокопченное тело и заставляет забыться часа на три. Бог мой, даже представить себе трудно послеобеденный московский сон в самое рабочее дневное время!
     Часов в шесть просыпается жажда жизни и тяга ступить на раскаленный белый песок вновь, поблескивающий тонкими пластинками слюды. Мелководье у берега нагревается до температуры тела, которое готово нежиться в парном молоке хоть до самого утра. Но гомон, гогот, шум, крики, хлопки по мячу и попкам загорелых малышей, смешение языков, наречий, диалектов, разнообразие всех цветов кожи, глаз, волос и купальников, тут и там возникающих дам "топлесс" гонят прочь, в отель на ужин - приобщиться к культуре ресторанного отпускного общепита.
     А вечером начинается настоящая курортная жизнь. Духота немного отступает, дав место небольшому ветерку с моря вселить в отдыхающих надежду на спасение и возвращение на Родину в добром здравии. Фонтаны взрываются вверх, разбрызгивая разноцветные капли, которые мало ценятся в другое время года. Лавчонки, лавочки, магазинчики и солидные супермаркеты широко распахиваются, предлагая на выбор дешевые безделушки, ширпотреб, а для опытных покупателей - оферты, дисконты, бонусы - "в пол-цены" по-нашему. Через час свободного шатания по набережной с заходом поглазеть на покупающих и продающих и самой приобщиться к армии "детей папы Карло", с кульками под мышкой плавно двигаюсь в обратном направлении, дабы не заблудиться в толпах футбольных фанатов, праздно стоящей на всех улицах  кучкующейся "дискотечной" молодежи и родителей с колясками, гордо занимающими все затененное пространство тротуара.
     Ох, как я теперь понимаю чеховских трех сестер с их неизбывным желанием, и вслед за ними повторяю: "В Москву, в Москву, домой хочу, хочу... На травку свою, можно и на земельку, и в лес, пахнущий еловыми ветками, земляникой, лисичками, и на речку хочу... А в Подмосковье водятся... кто там водится? Клещи? Лещи? Да кто б не водился!"
     Господи, да патриоты мы все! Кинь нас на месяц в чужие края и увидишь, как мы запоем есенинские стихи, как запляшем "русского", как заголосим, запросимся обратно. Вот так-то.