Казнь миледи 4. Я жить хочу, ведь так я молода! Фр

    (Предыдущий третий фрагмент http://www.stihi.ru/2010/07/12/6919
           из главы "Казнь миледи" романа "Миледи и все, все, все".)

– ...Палаческого ради  ремесла,
я  вЫехал  сюда, – сказал лильчанин. –
   А вышло, что желаю лично зла
    за всё ей я сильней, чем англичанин.

Из-под стола миледи поползла
к неугомонным судьям на коленях.
Но разве сердобольного осла
найдёшь  среди врагов, столь откровенных!?

Принадлежащий рою злобных ос
к супруге бывшей подлетел Атос,
не замечая жалостливых воплей.
– Шарлота Баксон, подберите сопли!

  Все меры вы превысили давно
  терпения людского, но расплата
  теперь вас не минует всё равно,
   а Бог откроет вам всю прелесть ада, –

Атос был убедителен вдвойне,
не пряча в ножны длинную рапиру. –
  Молитесь! На войне как на войне.
   Промеж нас не бывать теперь уж миру.

Стряхнув с себя последний прах надежд,
миледи гордо выпрямила спину
и твёрдо вышла в дверь, почти картинно,
не подобрав оставленных одежд.

Тут судьи спохватились и за ней
рванулись вслед и все в дверном проёме
застряли разом.  Стало веселей,
но дама шла в  отрЫв  уже и кроме

слуг и коней под ливнем во дворе
не дал Бог ей других ориентиров.
На мокрой поскользнувшись кожуре
и этим избежав пуль конвоиров,

графиня, по собачьи пробежав
петляющею рысью до ограды,
ещё б чуть-чуть и средь высоких трав
сокрылась бы, уйдя, куда ей надо.

Но ласточкой в прыжке наперерез
ей бросился Планше, что был на стрёме.
Успел напрячь он свой поджарый пресс,
невольно напоровшись на изломе

на кончик женской туфельки. Свой вес
вложил он в пресечение побега.
А тут уж подоспел головорез
гасконец, завершив погоню века.
        *     *     *
Как прежде, удручающе страшна,
природу исказила непогода.
Закончен суд. Какого же рожна
с миледи  церемониться  охота!?

Нежданно быстро для себя самой
была графиня сломлена судьбою;
покорно шла на казнь, не давши бой,
власть рока ощущая над собою.

Дождь утихал, но ветер лишь крепчал.
В людской колонне лица были хмуры,
когда после судебной процедуры
все курс держали на речной причал.

Гримо и Мушкетон влекли миледи.
Путь к бегству перекрыт. Топтать этап
противилась она, но привереде
дышал в затылок злой головотяп.

Злодейку нужно было поскорее
доставить на ту сторону реки.
Достойная картины иль камеи
краса погибнет от мужской руки.

Колонну замыкали мушкетёры,
и бдительный Атос следил за тем,
чтоб у миледи, жёстко взятой в шоры,
с конвоем не возникло скользких тем,

чтоб не было попыток соблазнения
и вешания  на уши лапши.
Возможности, как шеи, так и зренья
задействовав и от щедрот души

пообещав по тысячи пистолей
милейшим конвоирам за побег,
она и  угрожала  же, что вскоре,
коль всё ж она умрёт, то судей всех,

равно как и пособников, ждёт кара.
Её друзья жестоко отомстят.
Шепча то соблазнительно, то яро,
она узрела, как пошла на спад

в чертах Гримо былая неподкупность.
Но что-то уловить успел и граф.
Предусмотрел  зарАнее  он трудность
её доставки, зная её нрав.

Река свинцом текла меж берегами…
Гримо раскрыл, как старый дурень, рот
и встал, а Мушкетон, наоборот,
хоть и дрожал, но семенил ногами.

С Атосом вместе подошёл и лорд,
заслышав голос хитрой интриганки.
– Воздействий её чар боюсь, как пьянки.
  Чтоб, не дай Бог, не начался разброд,

  заменим слуг – на этих уж надежды
   теперь нет никакой – обольщены! –
встревожился лорд Винтер.  Он уж прежде
сам погорел на Фельтоне. – Сильны

  её уловки в битве с простаками.
  Но мы не  примыкАем  к таковым,
   опасность видя зреньем боковым.
   Ответит ведьма и за  Яд  в стакане,

   и за кинжал убийцы, и за всё.
   Её вклад в козни дьявола весом.
    Мы раз и навсегда сорвём ей планы.
«Нет, это просто страшный долгий сон»! –

саму себя миледи ущипнула,
но ужас не развеялся, увы.
К тому ж ещё упёрлось в спину дуло –
шагай, мол, веселее, се ля ви.

Походную проделав рокировку,
продолжили мужчины променад.
Свободу ограничить даме рад,
палач готовил загодя верёвку.

Планше с Базеном вышли в свой черёд
на первый план, суровы и брутальны.
Таких не соблазнил бы моментально
ни женский, ни мужской, ни средний род.

Лиса юлила далее напрасно.
Казнить так уж казнить – такой почин
взвалила на себя единогласно
процессия решительных мужчин.

Во тьме шагая к чёрту на кулички,
дошли до места, где от истерички
узнали, что они же не правы.
– Коль волосок один лишь с головы

  с моей вдруг упадёт, – кричала стерва
на судей дико, но членораздельно, –
  вся наша колоссальная система
  всех вас сочтёт убийцами! И денно,

   и нощно долг мой – вас предупреждать!
– Она решила: у неё мы в свите.
   Её прозренья мы не будем ждать, –
граф дал команду палачу. – Вяжите,

   а то уйдёт от нас чертовка вскачь!
Скрутив с невероятною сноровкой
ей руки-ноги крепкою верёвкой,
лильчанин выдал справку, что палач

по жизни не убийца, а всего лишь
один из судей: – Взять вас просто так
   и замочить – меня не приневолишь.
    Решенье приговора не пустяк.

Поодаль брёвна мрачного причала
накладывались тенью на баркас.
– Я судей тут не вижу! – прорычала
миледи. – Я в  упОр  не вижу вас!

    Ещё б  стальнЫе  наложили узы,
   а вдруг я вас в бараний рог сверну!
   Вас десять человек! Мужчины-трусы
    на слабенькую  жЕнщину  одну!

– Какая же вы женщина!? Вы – демон!
  Исчадье ада! Вас вернуть туда
   является для нас священным делом! –
воскликнул граф. – Вы – Общая  беда!

– Уж если я виновна, отведите
  меня вы к настоящему судье!
   Не в вашей же пропасть галиматье!
– Я предлагал вам в лондонском вердикте

   всю вашу обнародовать вину, –
съязвил барон. – Что ж вы не захотели
   участие принять в моей затее?
– Да  жИть  я,  жИть  хочу! Пусть не верну

  я никого из тех, кого сгубила,
  но я даю вам слово, что навек
  исправлюсь, став бесхитростней дебила.
  Я – кроткий от рожденья человек.

  Поверьте! Пощадите! Боже! Боже!
   Я жить хочу, ведь так я молода!
– Констанция была ещё моложе,
   но ваше сердце холоднее льда.

   Для жалости к кому-то в нём нет места, –
парировал недрогнувший Атос
и краткостью решительного жеста
власть отдал палачу. С тебя, мол, спрос

отныне за исход святого дела.
– О, сжальтесь! Я отправлюсь в монастырь!
   Ужель у вас душа так затвердела!?
– Всё, господа! Жжём за собой мосты!

  Закончим этот путь бесповоротно,
  не причисляя к добрым именам
   того, кого оплакивать не нам! –
сказал Атос, взглянув, лежат ли плотно

верёвочные путы на ногах
у связанной. Увязано на совесть. –
На берегу том сколь угодно плах.
Все пни удобны. Хороша ли новость?

Глумился граф над ней не просто так.
Он этим подавлял в себе к ней жалость.
Не дай Бог, чтобы жалость примешалась
напомнив, что в душе Атос – добряк.

Граф принял близко к сердцу все страданья
прощающейся с жизнью Красоты.
Чувств противоположных ассорти
вносили в душу женские рыданья.

Лильчанин графа репликой отвлёк:
– Мадам, в монастыре уже вы были,
   но ринулись оттуда наутёк,
   чтоб  брАта  моего сгубить. Сгубили!

   Но мы не кровожадное зверьё
    и жизни вас лишим по приговору.
Лильчанин поднял  нА руки её
и с лёгкостью понёс к реке под гору.

    (продолжение следует)