А если жизнь вспорола вены?
К лихой године Время мчится –
и без очков слепой заметит,
что в судьи лезет каждый третий,
в состав зоилов не пробиться...
Мечта зоила – ставить к стенке!
Кого? Желательно другого!
Другого ставить к стенке – клёво:
«К стене, скотина! На коленки!»…
Зоилы – избранная каста,
но кто их судьями назначил?
Слепой командует незрячим –
высокомерно, задавасто…
Я выступаю за единство,
но против злобы, против яда;
нас, дураков, зоилить надо,
но с уважением, без свинства!
Я и сама дурак неслабый –
зоильте в пух, но ДЕЛИКАТНО –
да, я люблю, когда приятно!
А вы чего хотели с бабы?
Есть и под Музой, и под Солнцем
мест незасиженных немало –
чего зоилам не хватало,
что приклебались к «стихотворцам»?
Ну, мы – «чудилы»! Ночью пишем,
порой не спим до пол шестого,
пусть получается хреново –
а если жизнь срывает крышу?..
А если жизнь вспорола вены
и ты, живя последним словом,
встаёшь навстречу безголовым,
вооружившись лишь катреном?..
Мы, графоманы, как шахтёры!
Даёшь стахановскую норму!
Кровь из ушей - мы держим форму,
слов на гора давая горы!
Бывает, бур, попав не в жилу,
грызёт косяк пустой породы,
но греет сердце – «ты не лодырь!»,
ты всё* на Музу положила!
Пусть дура я, сказать не струшу –
нас жизнь свела в одном забое;
Зоил, работай над собою!
Не гадь в израненную душу!
Не проявляй своё фиглярство,
бей, но не в сломанные рёбра;
желаешь быть к несчастным добрым? –
раздай нам денег на лекарства!
---
*- были и более яркие варианты, но я благоразумно сконцентрировалась на этом
Пегас предупреждает: мнение лирической героини может не совпадать с мнением авторки.
Картинка hrono.ru
Свидетельство о публикации №110071606870
Агата Кристи Ак 30.01.2011 01:56 Заявить о нарушении
Агата Кристи Ак 30.01.2011 01:58 Заявить о нарушении
Агата Кристи Ак 30.01.2011 02:05 Заявить о нарушении
Как из-под век выглядывает страх
/Анна Ахматова/
Когда человек умирает,
Изменяются его портреты.
По-другому глаза глядят, и /.../
Я заметила это, вернувшись
С похорон одного поэта.
И с тех пор проверяла часто,
И моя догадка подтвердилась. /Анна Ахматова/
Агата Кристи Ак 30.01.2011 02:14 Заявить о нарушении
Алеся Ошмянская 30.01.2011 08:21 Заявить о нарушении
В Церковь... Или про Сатанизм/романтизм сначала...
В младенчестве практически, кажется ещё в дошкольном возрасте, мне очень нравилось читать о том, как Ленин делал чернильницы из хлеба и без конца туда-сюда переплывал какую-то реку. Меня это воодушевляло. Мне, разумеется, хотелось поделиться с родителями; а как раз намечалась Перестройка, родители увлекались новыми веяниями, и в общем дело кончилось тем, что родители мне объясняли "твоей любимой колбасы в Европе лежит на прилавках СТО разных сортов", а я же им отвечала, какая колбаса, когда ленин стоял у руля нашей страны. В общем, тема Ленина в описанном мною контексте далее развиваться не могла.
В доме было... неспокойно... "и в доме не совсем благополучно" /с/ Хотелось, чтобы кто-нибудь пожалел, и вообще глобально хотелось спокойствия во Вселенной. Ради общего образования отец сначала купил и вручил мне сногсшибательно информативную книгу в жёстком переплёте "Моя первая священная история", а потом и "Детскую Библию". От истории про Христа шло тепло и всяческое успокоение, и вообще, это была единственная история... единственный говорю текст был, который, говорю, не просто текст, а от которого зримо такая сила идёт, тёплая и в тёплых тонах. Как щас помню, в одной из этих книг на первой странице был изображён добрый мужик на облаке, от мужика расходились лучи, и было ясно, что он добр и замечателен и... Что-то было в этой картинке... Какая-то завершённость, вот этот мужик, лучи вокруг него, облако, как бы это всё было вместе наш мир... Фиг с ним;
Раз уж мне так понравились обе книги, так я пошла в храм. В храме было много ладана и так было замечательно, мысли моментально тебе успокаивались, или что ли просто покидали голову вместе с истерикой, служба шла и шла, не имея ко мне отношения, а я тут же стояла в её энергетическом поле, и так было спокойно и бездумно, что хоть бы совсем оттуда не выходить.
Ну да, нравилось именно то, в текстах, чтобы не отвечать злом на зло, потому что Христос не отвечал, и ему это должно понравиться, мужик на облаке, спокойствие, счастье. Вера, Надежда, Любовь, как уж они там страдали наверняка им Бог помогал; но дело тогда было не в том, как они страдали, а в том, как они успели пожить ещё до страдания. Понимаешь, что бы они ни делали, они постоянно находились вот в этом состоянии абсолютного успокоения. Работали себе по дому, или шили, например.
Книги начали у меня изымать. У меня чередовались увлечения: Библия эта и Толкиен. В момент смены очередной и другие увлечения бывали. Я очень полюбила читать, читала всё подряд: переходишь в энергетическое поле текста и покидаешь кошмар этот окружающий. Получив учебники первого сентября, я в два дня заглатывала хрестоматию по литературе. Таким образом я вышла на Лермонтова, "Мцыри", класс четвёртый-пятый. Там было совершенно верно сказано на тот счёт, что лучше прожить несколько дней в полную силу и погибнуть, чем вот это телепаться как я. "Мцыри" я знала наизусть, по крайней мере половину текста точно. - Эту идею я упорно выделяла во всех текстах, например Булгаков, вам, говорит Воланд, еслирассчитать ваше время до смерти, хватит денег, тратя в день, на бесконечный пир, ну не то чтобы супер много получится в день, но вполне себе достаточно. Всё это, помню, пыталась я внушить деду по отцовской линни; дед был глубоко невнушаем.
Меня этими скандалами как будто прицельно, ежедневно выводили из состояния успокоения, какого-то неразорванного энергетического поля, что ли, вокруг меня. Полюбились воинственные стихи Цветаевой. Это как бы пришла поддержка: Цветаева, Блок. Особенно Цветаева. Начала с ранних стихов. Читала переписку. биографию какую-то. Там всё было так радостно, а у меня так всё плохо, что тоже случались истерики. На моменте эмиграции истерики по этому поводу кончились, и я почувствовала себя примерно в цветаевском состоянии. Постепенно шла вместе с ней по её биографии дальше и дальше, и наконец пришла к некоему ледяному, жуткому отчаянию, которое и Бродский похоже повидал, прежде чем написать "Осенний крик ястреба". Кстати, бродским когда-то тогда чуть раньше не вдохновилось, показалось слишком сухо и интеллектуально. Это когда я к тому пришла ледяному отчаянию, так это как раз был одиннадцатый класс, я ушла из дому, шлялась неделю по суровому январю, съёмным квартирам, базарам и вокзалам, впрочем, это не слишком разнилось с тем, что вот это отчаянье ледяное, и даже притупляло как-то самое отчаянье. Вернулась, переломила ещё новое состояние, и стала счастлива насколько было возможно. Цветаеву на том конце провода похоже частично отпустило, вернулись мы с ней к её ранним стихам, "Я с мандолиною иду в наряде очень длинном", я заглотила в короткое время половину Всемирки и совершенно без усилий поступила в Лит. - вместо подготовки к экзаменам читала стихи Рождественского, привычно ещё аж с младшей школа привычка пряча книгу под столом. Была я ведьмой, была я счастливее, чем когда бы то ни было на моей памяти, всё бы ничего, но тут я встретила кончающуюся Таню Бондаренко, которой опять эти зараза черти ничем помочь не могли. эээ Я была, наверное, счастлива, но как будто это было такое "счастье-напоследок", хорошая часть счастья заключалась собственно в том, что я могу творить что угодно, потому что если что суициднусь. Я сразу суициднуться хотела, но вместо этого почему-то вот попёрлась из дому на базар, и теперь я лишнее время жизни воспринимала как неожиданный бонус и, в общем-то, новую жизнь. - Ну, это, мне страшно было быть дома, мы сидели вчетвером на проклятой этой скамейке... Было очень холодно. И что-то, это, была, понимаешь, какая-то очень запутанная любовная история, или несколько запутанных любовных историй, я их путала. Мысли периодически прерывались. Рядом была Таня. Между перерывами моих мыслей были промежутки, в их продолжение я могла наблюдать за Таней: говорит, говорит, жестикулирует, и вдруг замирает, смотрит в одну точку полминуты, минуту. Не то ей было совсем плохо, не то это приём был такой психологический. Короче, нам, похоже, было по пути с ней... куда-то. Но оказалось не совсем по пути. Со мною рядом были Льюис и Цветаева /"Хроники Нарнии", моё чтение класса около пятого/, с ней рядом был Фрейд. И, понимаешь, я много чего могла вспомнить, но чтобы мои учителя кидались бы мне поперёк дороги в виде Малиновой Жабы, такого не помнилось. Фрейд этот её совершенно как щас помню озверел, м.б. началось всё с любовного многоугольника... Или не начиналось..., а потом уж вроде ей нужно было закончить направленное на меня проклятие, пока её ейный Фрейд не сожрал. Тут же и двое парней вокруг ошивались; короче, был негатив, с которым мы вчетвером не могли справиться, оставшись при этом живы, и стало совершенно ясно путём многих видЕний, что мне пора в Церковь. В башке упорно крутилось из Толкиена, что Церковь - это такая больница, "Палаты Врачевания", в них-то мне и пора, что признавали и черти, когда выходили из ломки настолько, что могли признать что-нибудь. Ну, так я туда и пошла.
Агата Кристи Ак 30.01.2011 14:26 Заявить о нарушении