Ганна Кралль. Стражники
Стражники.
1. Вокзал.
На перроне ждали поезд измученные пассажиры, распевающие харцежи* и навьюченные российские челноки. Дремали бомжи. Происходила какая-то семейная драма. Мужчина шёл вперёд сквозь толпу, за ним спешила женщина. Она говорила благоразумно, спокойным голосом. Мужчина не медлил, он как будто от чего-то убегал. Наверно от разумных слов этой женщины, её растрёпанных волос, вздувшихся вен на ногах и ключей, которые позванивали в её руке.
В толпе появилась багажная платформа. На ней громоздилась груда картонных коробок, на каждой было написано слово Кошер,и, зажатый коробками, сидел мужчина, в чёрной одежде, с короткой чёрной бородой и чёрной ермолкой на голове.
Одной рукой, жестом, знакомым по картинам Шагала, он обнимал свиток Торы, завёрнутой в талес. В другой руке он держал телефон, такой же чёрный, как его борода и полосы на талесе.
Утихли песни харцежей и уговоры брошенной женщины. Все cловно онемели, все глядели на платформу.
Объявили о прибытии поезда…
2. Телефон.
Раввин сел в спальный вагон. Заботливо уложил Тору на постели. Открыл окно, принял все коробки и дал носильщику чаевые. Вытер лоб и взялся за телефон. Он звонил в разные города по одному и тому же делу. Ему нужен был миньян, десять мужчин, для вознесения молитвы в лесской синагоге. Не хватало то ли трёх, то ли четырёх.
- Будь в Лесько – просил он кого-то в Кракове, Вроцлаве и снова в Кракове,
- Только помни, приезжай утром, перед шабатом.
В полночь он решил, что звонить по польским телефонам уже поздновато, переставил антенну и набрал номер.
- Шалом, рабби – звонил он в Нью-Йорк.– Я в поезде,еду в Лесько, конечно, миньян есть.
Он вышел в коридор, повернулся лицом к востоку и стал читать псалом. Молился за Марысю Эйзен, которой в Варшавской больнице сделали операцию мозга.
3. Раввин.
Бабка его родилась в Бялыгроде, а раввин* в Нью-Йорке. Он приехал для того, чтобы работать с молодыми людьми, которые являются или хотели бы быть евреями. Он хотел приобщить их к еврейским традициям и обычаям, рассказать о еврейских праздниках и Талмуде, научить их молиться и ивриту.
Американский раввин решил научить молодых поляков, как быть евреями.
4. Ученик.
- У прадеда была в Могельницах кошерная корчма. Бабушка торговала обувью, которую шил дед. Я не знал их, они погибли до того, как я родился. Однажды в полдень мама сказала: пойди, посмотри, как выглядел твой дедушка… По телевизору показывали старого еврея. Мама сказала: я тоже еврейка, и вернулась на кухню чистить картошку. Я считаю, что нельзя говорить о таких вещах, а потом продолжать чистить картошку. Я подошел к сингагоге, и, остановившись у входа, стал присматриваться. Чужая женщина, с внимательными, печальными глазами, в мятом платке на седых волосах, взяла меня за руку и завела внутрь. Я удивился: люди пели и танцевали в длинном весёлом хороводе. Женщина объяснила мне, что это Праздник Радости Торы, Люди прочли полностью всё Пятикнижие и радуются. Почему? спросил я. Потому, что теперь уже всё знают? Нет, улыбнулась она. Потому что завтра начнут читать сначала. Раввин спросил меня кто я такой. Я рассказал ему о своих дедушке, бабушке и маме. Он спросил, хочу ли я прийти на лекции по иудаизму. Я пришёл через год. Шульц* писал, что никакая Мексика не может быть последней. За каждой из них открывается новая Мексика, ещё ярче, разноцветней и ароматней. Иудаизм раскрыл передо мной такое разноцветье. Я не знал его, но издавна предчувствовал. Задолго до того, когда услышал: пойди, посмотри, как выглядел твой дедушка…
Я хотел бы, чтобы моя жена была бы отчасти еврейкой.
Отчасти, не полностью. Моя семья живет в небольших городах. Это глубоко верующие католики, они меня любят, и я не хотел бы, чтобы у них были неприятности.
5. Пекарня.
Пекарня в Леске, как и все пекарни в мире, была очень белой. От муки, фартухов, стен и всеобщей чистоты.
Раввин вошёл в пекарню. В белизну пекарни зашёл чёрный раввин, чтобы заказать булки к субботнему ужину.
- Могу ли я задать вам несколько вопросов? – спросил он хозяина.
- Слушаю – вежливо склонился молодой хозяин.
- Какие булки вы выпекаете?
- Обычные и отборные.
- Есть ли в них жир?
- Только в отборных, маргарин.
- Их пекут в одной печи?
- В двух разных.
Раввин остался доволен ответом, но хотел знать точно.
- Всегда в разных, да?
Хозяин замялся. Достаточно было сказать «Всегда» и он продал бы целый
ящик булок, но перед ним было духовное лицо…
- Бывает, что печём в одной печи.
- Жаль – опечалился раввин. – В таком случае я не куплю ваши булки.
Спасибо вам…- и пошёл к выходу.
6. Чешуя.
- В маргарине есть рыбий жир, но мы не знаем, от кошерной ли рыбы он взят – объяснял раввин ученикам.
- А какая рыба считается кошерной? – спросил ученик.
- Та, у которой есть чешуя и плавники. В самом широком месте у неё
должна быть 21 чешуйка как утверждают некоторые. Другие говорят, что достаточно и трёх чешуек. По-моему – добавил он великодушно – чтобы рыба была кошерной, вполне достаточно и одной чешуйки. Но можем ли мы быть уверены, что у рыбы, из которой был
изготовлен жир для маргарина лесской пекарни, была хотя бы одна чешуйка? Такой уверенности у нас нет. Поэтому булки с маргарином не могут выпекаться там же, где пекутся булки для нас.
7. Банка от факела.
Раввин, прибывший из Нью-Йорка, взобрался по лестнице к Харон-ха- Кодеш , Святому Хранилищу в синагоге и поместил там Тору. Впервые за пятьдесят лет в лесской синагоге была Тора.
В одном из помещений Малгожата Р., прибывшая из Парижа, развешивала на стенах фотографии, изображавшие галицийских евреев: их улицы, детство учёбу, труд, семьи, молитвы, праздники старость и смерть.
Только из ближних, подкарпатских местечек не приехали евреи. Не приехали ни из Бялыгрода, ни из Цисней, ни из Чарней, ни из Кросьценка, ни из Лютовиск. Не приехали из Санока, Устрик, Телесницы, Загожа, Войтковой…
Прибыли их останки: один зуб, часть черепа, шейные позвонки, обломок берцовой кости и горсть пепла. Малгожата К. нашла всё это в Белжце, на лагерной дороге, уложила в выжженную жестяную банку от факела и привезла в Лесько.
8.Похороны.
Раввин завернул останки в талес и уложил в маленькую квадратную могилу на еврейском кладбище. На талесе он поместил карточку с надписью «Шма Исраел – Слушай, Израиль». Произнёс молитву, набрал песок на лопату и ссыпал в могилу. Подошёл бургомистр, ссыпал песок и по знаку раввина воткнул лопату в землю. Подошёл англичанин из Лондона, который пишет историю концлагеря в Белжце. За ним англичанин из Оксфорда, который пишет о восточных евреях. Потом польская студентка из Гданьска, исполняющая песни на идиш…Каждый, ссыпав песок в могилу, втыкал лопату в землю. - - Чтобы дать мёртвым минуту тишины – объяснил раввин. – Чтобы не беспокоить их непрерывным шумом.
Чтобы дать минуту тишины позвонкам, берцовым костям, зубам, обломкам черепа и пеплу).
9.Кляйне Янек. -
- так называл его столяр Биренкраут. У него была большая мастерская, он обновлял божницу в Буковске. Эту работу ему заказал один еврей, женившийся на богатой американке Вскоре после свадьбы этому еврею приснился пожар в божнице. Проснувшись, он понял: ему был дан знак, и тотчас же отправился к Биренкрауту и заказал ремонт святыни. Ремонт продолжался несколько лет, и одним из подмастерьев, допущенных к вспомогательным работам, был Янек. Малый – для поляков, а для евреев – Кляйне Янек . - - Кляйне Янек – представился он раввину через пятьдесят пять лет после мастерских Юзефа Биренкраута, после чего показал, что и где было в Лесько.
Где Шмуль торговал плохими лошадьми, а Фенек хорошими.
Где Хаим хранил бочки с вином.
Где жил Арон, бродячий стекольщик, у которого не треснуло ни одно стекло.
Где телега возчика Лернера придавила его младшего сына.
Где один из Дымов продавал керосин, другой Дым торговал гвоздями, а третий пёк пирожки. Ну и мужик был, этот третий Дым! Двухметровый рост, ноги как у великана, а жена такая худенькая, маленькая. И сын Хилек – близорукий, бледный и всегда с книжкой.
Где…
10.Суббота.
Ученики раввина прочли фрагмент Торы, относящийся к субботе, помолились и запели завершающую песнь:
"Провозглашаю славу Твою, хоть я тебя и не видел,
Понимаю и славлю, хоть и не познал Тебя…"
- Мы молимся за Вас, стекольщик Арон, столяр Юзеф, Хаим, виноторговец, хоть мы Вас никогда не видели. Помним, хоть и не знали Вас… Здесь, в Лесько, я понял песнь, которую пою каждую субботу – сказал раввин.
Потом он помолился за свою бабку из Бялыгрода, Таубу Рот, дочь Давида. Молитва за предков – добрый поступок, и, совершив его, он мог просить Бога о более срочном деле, и напомнил Ему, что Марыся Эйзен после операции мозга всё еще не пришла в себя, и раввин просил Его, дабы по Его воле она очнулась.
11.Малгожата Р.,
- которая развесила фотографии галицийских евреев, и в Закопане, в доме поэта Каспровича, пережила войну. Она изучала историю искусства, была робкой и красивой. Однажды она зашла в «Деликатесы»* и стала в очередь. Перед ней стоял низенький чёрный болтливый тип. Он проводил её домой и представился: Леопольд Тырманд.* Через три месяца они поженились. Спустя три года он её бросил ради другой студентки, молодой и красивой. В марте 1968 года* она эмигрировала из Польши. Где-то работала, за кого-то вышла замуж, развелась и куда-то ездила. Непрерывно спешила. Ей казалось,что она едет по черезвычайно срочному делу, но на месте становилось ясно, что её никто и ничто не ждёт. В Лесько она решила, что её ждут галицийские евреи. В одном из пустующих помещений синагоги она сделала небольшой музей. Разместила в нём предметы и фотографии, найденные на чердаках, руинах домов, и в старых фотоателье. На них застыл мир, который она не успела познать. Из которого она бы бежала, если бы он существовал. Но поскольку он не существует, она не может из него убежать, и поэтому должна остаться в нём навсегда.
Однажды, ещё до приезда в Лесько, она поехала в Турцию. На гору Немврода* её сопровождал молодой курд. На горе Немврода один из генералов Александра Великого вырубил в скале террасы и огромные каменные фигуры в окружении ястребов, орлов и львов, и приказал себя там похоронить – на вершине горы, над зелёной плодородной долиной. У курда были большие красивые руки, он был на двадцать лет моложе. Было холодно, лежал снег, но когда они сошли вниз, выглянуло солнце. Курд рассказывал о себе. Как батрачил, продавал ковры, собирал хворост в лесах и водил туристов на гору Немврода. Она рассказывала ему о Галиции – стране, из которой происходят самые мудрые мыслители, самые набожные раввины и самые великие писатели. Они поженились и поехали в Лесько.
20.
Раввин завернул Тору в дорожный талес.
Гости разъехались по домам.
Малгожата Р. закрыла синагогу, единственное место, где её ждут.
Она спросила: - После моей смерти ты позаботишься о них?
- Не беспокойся – ответил ей муж, курд из под горы Немврода, будущий стражник галицийских евреев.
*Раввин Михаэль Шудрих. Провёл в Польше несколько лет, стараясь восстановить еврейскую жизнь.
* Харцежи - польские пионеры-бойскауты.
* Шульц, Бруно – еврейский писатель. Писал по польски. Застрелен эсэсовцем в Дрогобыче. Книги Шульца, близкие по духу Кафке, переведены на многие языки мира.
*"Деликатесы» - магазин в Варшаве.
*Тырманд, Леопольд – польский писатель, автор романа «Злой» (злобный, плохой).
* Март 1968 года – волна антисемитизма в Польше.
* Немврод – бог охоты в античной мифологии.
Свидетельство о публикации №110071606573