Аккордеонист

  Маршрут его кочевания, скорее всего, определяется непосредственно во время передвижения. Ежедневно, в обнимку со своим аккордеоном, он бродит по улицам небольшого городка в поисках наиболее оживленного места.  Многолюдье ему необходимо, поскольку его благосостояние напрямую зависит от количества народа. Мне лично приходилось сталкиваться с ним повсюду, в местах, не имеющих между собой ничего общего: у церкви, перед входом в магазин, у ворот городского музея, одним словом, везде, где случаются столпотворения. И всегда при нем его неизменный спутник – аккордеон, и, фактически неменяющийся репертуар. Хвала Господу,  тоска по матери, плач по погибшим по поле брани – вот основная тематика его творчества. Видимо, по его мнению, подобные композиции призывают людей к состраданию, хотя, не исключено, что многое из воспеваемого им мучает его лично. Я не могу заявлять об этом с уверенностью, как не могут и сотни других прохожих, встречающих его на своем пути, но определенные предположения относительно личности данного субъекта у меня имеются.
 Должна признаться, мне бы очень хотелось узнать его поближе. Например, где он научился такой виртуозной игре? Ведь аккордеон не самый легкодоступный музыкальный инструмент. Неужели этот, еще далеко не пожилой, но слабо ухоженный мужчина с обветренным лицом, некогда посещал музыкальную школу? А что, если он и по нотам читает, и музыку сочиняет? Не с рождения же он попрошайничает. Если мне не изменяет память, это не врожденный синдром, недуг приобретается по мере взросления, хотя, к сожалению своему должна признать, что сегодня  контингент стоящих с протянутой рукой  у паперти заметно молодеет.
 С другой стороны, а почему собственно, он попрошайка? Он ведь не сидит у бордюра и не смущает умы жалостливыми речами по поводу своей погубленной жизни, тем самым, вызывая к себе больше отвращение, нежели жалость. Он спокойно занимается своим любимым делом, причем, согласитесь, делом непростым, а мы за это вознаграждаем его. А почему бы и нет? Ведь он трудится, а за труд не грешно и плату получить. Не знаю кто как, а
я стараюсь по возможности отплачивать ему за минуты наслаждения искусством. Правда, чего скрывать, плата в основном мизерная, но как говорится, чем богаты…
 Глядя,  как переливается в блеске монет его саквояж, можно сказать, что ему грех жаловаться. За день он зарабатывает себе на вполне приличный ужин. Однако если ему приходится платить внеурочную пошлину, а, учитывая, кто нынче в городе хозяин, так оно и есть, оставшихся на руках крох, едва-едва хватает на хлеб и бутылку газировки. Ну, может, еще на мороженое, по праздникам, когда народ приоткрывает  в душе форточку для чувств и щедрот. Обидно. Обидно и горько сознавать, что люди нынче не склонны к состраданию и милосердию. Многим характеристика подобных чувств абсолютно незнакома. Чем объяснить столь поголовное обесчеловечивание? 
 А ведь если спросить, каждый из нас понапридумает с дюжину объяснений и оправданий собственной черствости и безразличию, и на первый план, само собой, разумеется, выйдет проблема недостатка средств. Сразу же следом поплывут личные проблемы, усталость и, конечно же, некомпетентность правительственной структуры, хотя до меня, ну хоть убейте, никак не доходит, что общего между неудовлетворенностью действиями правительства и отсутствием сострадания. Где эти параллели пересекаются, и вообще, являются ли они параллельными составляющими?
 Справедливости ради нельзя не заметить, что и «просящие»  случаются разные. Бывает, идешь себе, с головой потонувшая в собственных заботах, а навстречу – «мадам», под старым халатом у которой прикид, гораздо изящнее, нежели твой, и выглядит она куда здоровее. И вот такая фифочка перекрывает тебе дорогу и не просит, а требует  выложить ей на ладонь определенную сумму. В таких ситуациях, желание сотворить доброе дело испаряется, видимо по причине неуверенности в том, что дело действительно доброе.
Совсем другое дело, когда в студеную зимнюю погоду, застывший как сосулька, еле-еле передвигаешься по скользким тротуарам, дыша в собственный воротник, и вдруг замечаешь на ступеньках магазина или метро, превратившуюся от холода в памятник старушку, перебинтованную старым драным пледом. Веки с трудом приоткрыты, на них давит тяжесть редких слипшихся от мороза ресниц, от того, что принято называть рукою, осталось лишь жалкое подобие, и оно протянуто в надежде на подаяние. Какая сволочь отправила бедняжку на улицу, вместо того, чтобы обогреть и накормить досыта? Неужели у нее нет детей, внуков, племянников, кого-нибудь, кто бы мог о ней позаботиться? Много ли нужно старушке, чтобы почувствовать себя человеком? Ну, как пройдешь мимо такого? Когда я сталкиваюсь с подобным, у меня сердце сжимается, да и страшно как-то. Не ровен час и со мной такое произойдет. Никто ведь не застрахован.
Это очень странно, но далеко не каждого волнует несчастный образ старушки. Есть и такие, что безразлично проходят мимо.  Проходят и не задумываются. Их лица и вовсе не выражают никаких мыслей. Они пусты и лишились жизни  еще при жизни. Современная действительность жестока и подчас убивает в нас не только способность ощущать и чувствовать, но и самих людей.  Мы все больше становимся похожими на машины, с определенными программами, ограниченными рамками возможностей  и степенью загруженности.  Что, по сути, волнует нас, окромя самих себя?  Неудачи коллег, соседей? О, да! Этому мы радуемся зачастую больше, нежели  собственным удачам. Отчего такое происходит? Неужели нельзя жить и радоваться тому, что всем вокруг хорошо? Разве от этого собственная радость теряет актуальность? Ведь это же просто бесподобно, когда мир полон счастья! Кругом музыка, веселье, голосистый резвый детский смех. Ведь это чудо!
Не приятно признаваться в этом, но в последнее время наши сердца все больше напоминают пересохшее белье: такие же жесткие, непокладистые и  причиняющие неприятные ощущения при соприкосновении. Мы не просто лишились способности сопереживать, очень часто мы сами становимся причиной чужой боли, и это ничуть не трогает и не волнует нас. Нам ничего не стоит обидеть человека, а после даже не вспоминать об этом. Покаяние нам не присуще, как впрочем, и самопожертвование. 

Мне вдруг вспомнился случай, вопиющий и переполненный болью, как у Лермонтова.
 У церкви сидела старушка. Было это в середине июля, в самый солнцепек. В этот час каждый старается отыскать тенечек, перебегает улицы, от дерева к дереву, а она, бедняжка, сидит прямо под палящими лучами солнца, да еще и с непокрытой головой. Словом, жарится, не из-за  собственной, разумеется, прихоти. Жизнь заставляет, или еще кто.  Мимо проходит юноша, одет по последней моде, прическа модерновая. Вынув руку из кармана, он протягивает ее старушке и, не спеша, продолжает свой путь. Бедная бабуля давай благодарить Господа за него, за породивших его просить, а он идет себе скромно, только улыбается. Видимо, благодать снизошла за содеянное. Вдруг старушка глянула себе в ладошку и застыла. Рука в бессилии опустилась, губы затряслись как лист осины, а из помутненных близоруких глаз потекла, непонятно каким образом сохранившаяся в этом иссохшем теле, слеза. Нет, это не реакция на наплыв чувства  благодарности. Это последствие боли и отчаяния. Мерзкий пижон положил  ей в ладонь не монету, и даже не конфетку. Он подал несчастной бабушке крышку от пивной бутылки. Это какой надо быть сволочью, сколько иметь в себе грязи и мусора, чтобы сотворить такое. И, к сожалению, это не единичный случай. Если быть внимательным, такое можно встретить сплошь и рядом.
 И с аккордеонистом, о котором речь шла вначале, как-то  приключилось нечто неприятное.
 Я тогда за покупками на рынок пошла, а он прямо у входа и уселся. Сидит себе, музицирует. Мелочи у меня в руках не было. Думаю, пройдусь по рынку, потрачусь, и если повезет и у  меня останется копеечка, на обратном пути я молодца отблагодарю. В тот день, несмотря на довольно ранний час, в саквояже была не только мелочь, но и несколько купюр. Не знаю, кто и по какому поводу  так расщедрился, но музыканту определенно везло. Я совершенно искренне порадовалась за него, улыбнулась, хотя он, скорее всего этого не заметил, и прошла дальше. Неподалеку стояли три паренька. Они о чем-то перешептывались и исподлобья поглядывали на музыканта. Не знаю, чем это можно объяснить, но троица мне сразу же не понравилась. Я интуитивно ощутила, что что-то тут не так. И я не ошиблась. Один из пареньков подошел к аккордеонисту, вынул из кармана монету и аккуратно, нагибаясь, опустил ее к другим монетам, взамен прихватив практически все купюры.  В эту секунду во мне проснулась неистовая ярость. Ну, думаю, подонок, сейчас  я тебе покажу. Это же надо, средь бела дня, вот так запросто подойти  и отобрать у человека его заработок.  Отхлестать бы тебя по рукам, чтоб в следующий раз не воровал.
Да, я серьезно собиралась предпринять кардинальные меры, дабы раз и навсегда лишить пацана желания когда-либо повторить свой подвиг, однако на деле, только презрительно посмотрела ему в глаза и погасила в себе кипение страстей. И  я не единственная. Наверняка, кто-то еще заметил, что произошло, и поступил аналогично мне. Всякий раз, вспоминая этот случай, я мучаюсь угрызениями совести. Мне становится стыдно за себя, за свою отстраненность, слабость, если хотите.  Как такое могло произойти, чтобы я позволила воришке уйти и насладиться плодами своего злодеяния? Я, разумеется, понимаю, что это его грех, что ему и только ему в дальнейшем придется держать за него ответ. Но разве мой поступок, точнее непоступок, не заслуживает наказания? Я была обязана перекрыть воришке путь, отчитать его по полной программе и вернуть деньги тому, кто честно их заработал. Ведь я никогда не принадлежала к гильдии тех, кто предпочитает, во что бы то не стало держаться в стороне, не высовываться, не выделяться. Скорее я их ярый оппонент, человек, возмущающийся несправедливостью, и, главное, выражающий возмущение. Мне приходилось даже встревать в драки, я не могла пройти мимо, если видела, что бьют слабого или же у одной из сторон численное преимущество. А тут вдруг такая отчужденность, я бы даже сказала, безразличие к чужой боли. Нет, конечно же, моя душа не осталась в стороне, она и по сей день скорбит. Но порой одной души недостаточно, и тело должно реагировать должным образом. А оно у меня спасовало, хотя, признаться, не знаю, перед чем.
 Одно успокаивает: то, что пострадавший ничего не заметил. Когда он играет, он так увлечен, что абсолютно ничего и никого вокруг не замечает. Следовательно, в тот злополучный день, боли на его счету было ровно столько же, сколько и всегда, а может, чуточку меньше. Ведь Бог, Он все видит, и вполне возможно, что в тот день Он сполна возместил ему убыток. А вот мое недовольство собой и досаду никто не компенсирует. Остается надеяться, что в следующий раз я поведу себя более решительно и сумею-таки исправить ошибку, совершенную в прошлом. Хотя, знаете что? Лучше бы такого никогда не повторялось. Пусть никто никого не обижает, не обкрадывает. Что же касается меня, я как-нибудь проживу и, возможно, со временем даже сумею себя простить. Возможно.