Басня

               

                Осёл  был  дик  и  очень  своенравен.
                Никто  его  не  мог  в  повозку  впрячь.
                Осёл  всех  слушал  длинными  ушами,
                А  взглядом  убивал  всех  наповал.

                Упёртый  был  и  с  места  не  сдвигался,
                Когда  считал,  что  прав  он  на  «все  сто».
                А  если  вдруг  он  за  работу  брался,
                То  близким  не  завидовал  никто.

                Себя  считал  он  всех  умней  и  краше,
                Ослиный  вопль -  мелодией  любви.
                И  не  жалел  он  вовсе  уши  наши,
                Самозабвенно  выводя  «и-а»  свои.

                А  годы  шли.  Осёл  дряхлел  и чахнул
                И  силы  уходили  от  него.
                И  лишь  теперь  он,  испугавшись,  ахнул:
                БАСНЯ

Осёл  был  дик  и  очень  своенравен.
Никто  его  не  мог  в  повозку  впрячь.
Осёл  всех  слушал  длинными  ушами,
А  взглядом  убивал  всех  наповал.

Упёртый  был  и  с  места  не  сдвигался,
Когда  считал,  что  прав  он  на  «все  сто».
А  если  вдруг  он  за  работу  брался,
То  близким  не  завидовал  никто.

Себя  считал  он  всех  умней  и  краше,
Ослиный  вопль -  мелодией  любви.
И  не  жалел  он  вовсе  уши  наши,
Самозабвенно  выводя  «иа»  свои.

А  годы  шли.  Осёл  дряхлел  и чахнул
И  силы  уходили  от  него.
И  лишь  теперь  он,  испугавшись,  ахнул:
С  кем  он  остался?  Жил  он  для  чего?

С  кем  он  остался?  Жил  он  для  чего?