Mien ami

Минуты скуки, вру тоски.
Когда в переходе четыре стены,
Когда нет пути, ни туда ни сюда,
Когда в голове мысль одна, еда
Вкус того, что ни ел никогда,
Грибы, рис, печенка и жареный лук.
И ты понимаешь всю лестницу мук,
Искусство, любовь, секс, гражданство,
Приличья, тоска по былому и до непривычья,
Воруешь с торговых, грязных рядов
Персики, вишню, как чью то любовь,
Украдкой стерев с красных щек, чей то пот.
Смакуя, вкушаешь, взяв ягоду в рот.
И долго слюну будешь вкусно глотать,
Глодая костяшку, чтоб все с неё снять.

И по закону Архимеда, ты чтобы жиром не заплыть,
Стреляешь, что-то покурить.
А в дыме этих сигарет нет ничего,
Ни вкуса, ни надежды,
Еще раз снять с костяшки той одежды.
И утолить желанье о еде.
И новой неприятной наготе.
Голодный сон в метро, ты едешь в никуда.
Церковные задворки, приличнее для сна,
Чем на вокзале, в зале, милиций череда,
Чего ты ждешь, езжай домой, в покой,
И навсегда. Забудь столичных поездов все номера.
34, 319, 314, и даже 208.
Одень кирзу и дожидайся осень.
И каждый день, последующую жизнь, ты
Будешь слышать, то чего хотел,
-- Сынок. И весь придел твоей мечты,
Займется измененьем красоты,
Квартиры, гаража, машины,
Жены, детей, и сменою ****ей.
Со смехом, станешь верно вспоминать,
Меня, того, кто разгадал всю лестницу,
Того, кто думал ждать судьбы,
И пусть дожить до тридцати пяти,
И в тридцать пять уйти в тома
Макулатуры. И быть прочтенным лишь тогда
Когда в быту квартирной саги,
Вдруг не окажется  иной бумаги,
Что светлой полосой прошла сквозь жизнь бродяги.
Куря, прочтешь, вот этот самый стих,
И вспомнишь все и персики и вишню,
И как ты всем вокруг казался лишним,
И как тогда ты мог прожить без них.

Не вспомнишь ты ту старую тетрадь,
Которой обещал писать и ждать,
Не вспомнишь, где её тогда оставил,
Не вспомнишь, кто её тогда восславил,
Не вспомнишь, день, число и место написанья.
Не вспомнишь ничего, из состраданья,
К самому себе, или ко мне, иль к нам обоим,
Я ты, ты я, и мы уже не спорим,
Я умер, ты остался, селяви.
Вот так все просто, просто Mien ami.