Мерзость запустения

Abominatio desolations

Вот: лето идет, прекратить его - против правил, и ты просыпаешься, камень в чужой оправе, сквозь cон говоря: Cолнце, bitte, подай мне яд. За тонким окном закипает котел обычный. Ты думаешь, будет ли смерть поутру приличной и точно ли ждет шалунишку такого ад?

Встаешь. Одеваешься. Хищно глотаешь кофе. Берешь сигарету. Скоблишь механизмом профиль и молча выходишь, сутулясь, как под обстрел. Эоны веков, показалось тебе, так было и вот, как и вечность вперед и назад, сквозь силу, ты делаешь шаг, с недосыпа и зол, и бел.

Снаружи плетет свой рассказ без конца и края природа в бауте, хоть с виду вполне живая. Ты нем и свободен и ангелы - благоволят. Прищурившись истово - будто зависят жизни - ты бьешь по лицу себя ( ныне, в веках и присно), вдыхаешь сгоревшие травы и гасишь взгляд.

Идешь до метро, виды губкой в себя вбирая, мечтаешь: зачем человек не звезда морская? Ведь просто же песни писать лишь молчаньем век. Не будут нужны обороты, стихи и прозы, умрут, не родившись, Платоны, Гюго, Спинозы, и мне будет легче - в который там раз? - совершить побег.

Идея приходит к тебе без руки и глаза, и Лотреамон (а его ты не знал), зараза, танцует в мозгу, торжествует и бьет в набат. Ты едешь сквозь дым по мосту из живых рептилий и демон воды улыбается дикой силе, с которой ты резать живое в побеге рад.

Ты мчишься сквозь жар, самому себе злой Гораций, играешь словами, мечтаешь слегка подраться, чтоб только не помнить улыбки и детских глаз, с которыми, если ты вновь на беду захочешь, она тебя встретит, чтоб сумерки сделать ночью, и ты проиграешь, как водится это у вас.

Вот пункт назначения, точка отсчета, гетто. Выходишь, холодным движением рвешь билеты и смотришь, как воздух сплетает узоры из мертвых крыл. Всего-то осталось (ты знаешь) еще немного. Их мир за тобой с высоты наблюдает строго. Ты делаешь шаг, чтоб забыть, кем, возможно, был.