Новые стихотворения - 16

мы дети раскопок и топок,
траншей, деревянных коробок,
трухи медальона, глазниц,
божниц и слепого каприза,
муки и бульона ленд-лиза,
вагонных и бортпроводниц.

мы дети рассказов о главном,
застывшие в воздухе плавном,
никто никуда не идёт,
торчит одинокая вышка,
как галстук, и в пятнах манишка,
и в музыке – несколько нот.

долина полна ацетона,
мы дети пера и центона,
простуд, уводящих в чуму,
скребём черновую палитру,
как пастырь с викарием митру,
но выскребем холод и тьму.

мы знаем отца или деда,
мы помним, что наша победа –
ни нам, ни кому не нужна,
и наш факультет – это вещи,
и только количество трещин
спасает от вечного сна.

хватило ли чуда для нищих,
чтоб вновь зацвело пепелище,
какие взойдут семена? –
как ссылка на дикое поле,
ломается зеркалом воля,
и островом плачет жена.

мы дети сомнительных правил –
так савлом останется павел,
сгорит под смолою кора,
вскипает, как перхоть, эпоха,
и пепел смывается плохо,
как будто горело – вчера.

...

Но где же лекарство от страха? –
Насквозь пропотела рубаха,
Повсюду валежник, осот...
Всего-то – медвежье урчанье,
И ты, нарушая молчанье,
Бежишь от духовных высот.

А, может быть – вот оно, счастье? –
Когда настигает ненастье,
Но близок спасительный кров,
И дышишь, как лошадь в запале,
И скорбь мировую – украли,
И мир не настолько суров

И низменен, чтобы расстаться,
Деревья! – не надо оваций –
Почудилось, мишка отстал...
Сейчас костерок у речушки,
Уснуть, хоть стреляют из пушки,
Вернуться в высокий астрал...

( мир плотен, и краски полотен
играют оттенками сотен
восходов, закатов, цветов,
приходят звериным дыханьем,
небес нестерпимым смерканьем,
коричневой верностью вдов)

...

Хочу пройти декабрьской стужей,
Как до глубин промёрзшей лужей,
Обнять ольхи поникший ствол,
И узнавать в чертах случайных
Симфонию гармоник тайных
И провиденья произвол.

Там звон натянут до предела,
ВьюгА с позёмкою влетела
На поле из глухих болот,
Разогналась, смела приметы,
И нас, как прочие предметы,
Не замечает эхолот. 

Что нам от жизни остаётся,
Когда и чаша разобьётся,
И зеркало, и всюду – лёд? –
Как отраженье отраженья -
Пурги возвратное движенье,
Но вслушиваешься – поёт...

Итак, не холод – вход в молчанье; -
Пока ловлю ещё звучанье,
И вижу сумрак или мглу,
И наблюдаю, как природа,
Что лист – светлеет с небосвода,
И память прячется в углу,

В дому, в каком-нибудь чулане,
Где исполнением желаний –
Коробка с оловом солдат,
Когда мы спали под сурдинку
И золотую серединку
Воображали, словно сад

Порой цветенья, вызреванья,
Когда придуманы названья,
И утро - вечера щедрей,
И ледяной дворец – не сказка,
Где смерть – сверкающая маска,
И далеко до декабрей.

...

Согласись с пустотой, не переча –
Она чудо как нам хороша –
Потому неминуема встреча,
И другая сестрица далече –
Раздувает пожар миража.

И судьба, разрастаясь каверной,
Предстаёт не слезой эфемерной,
И не бабочкой – всюду пыльца, -
Шутовским хороводом событий,
Умирающим солнцем в зените,
Увядающей маской лица.

Перемены – лишь лик Мельпомены,
Научившие пенью сирены,
Перекрученный в ленту стакан,
Перекрёсток, отправленный в Лету,
Проигравший свою эстафету,
Потерявший огонь великан. –

Расскажи, Прометей – где горело? –
Почему оплетает омела
Не развалины, но витражи? –
А дотянешься – дело не в саже –
Не жалеешь тайком о пропаже? –
Что ты прячешь в руке? – покажи! –

Неужели цела оболочка? –
Пустота – одинокая точка,
Немота, темнота изнутри,
А болит – к перемене погоды,
Значит – мы со звездой антиподы,
Потому что – гори, не гори –

Задыхаешься. – Ищешь паденья,
Как бессонница, призрачно бденье,
Что находишь внутри и во вне? –
Ожидание, отблеск, миражик... –
Или вдруг зарастает овражек,
И омела растёт в тишине.

...

Из цикла Прекрасная Елена

«Отзовись, кукушечка, яблочко, змееныш...»
                Г. Иванов

ниточка, обрывочек, фитюлька,
капелька, янтарный узелок,
солнечная рыбка – барабулька,
нежности просроченный залог,
перепонка, плёночка, мембранка,
господипомилуйуголёк,
с неба не рассыпанная манка,
спрятанный в ладони фитилёк,
лесенка, стоящая отвесно,
песенка, забытая едва,
как мне без тебя на воле тесно,
хорошо, что ты ещё жива...

...

кольчатые, игольчатые, свёрнутые дорожки,
что в них забавного? – тоже мне, лабиринт,
а вот кончаются, падают в ноги,бьют резиной рогатки,
и темно в глазах и уже некуда ступать, незачем.
не новые пути, не ступеньки, не лестница куда-то –
не игла из сокровищ кащея, не воздух из шарика –
срезано, рельеф кончился; хорошо, когда видишь это со стороны –
чью-то жизнь, начало, взлёт, молчание – всё видно, прозрачно, -
истинное бессмертие наступает только после всего.

...

то кажешься метеоритной пылью,
то вспомнишь про цирюльню и Севилью,
дырявый и потешный балаган –
не кровь и не водица – липнет краска,
как боевые перья атабаска,
и под музон садишься на стакан –

всё бывшее – иллюзия сарказма,
распавшаяся в клочья протоплазма,
как весело старели в старину –
со стороны и нынешнее – ситчик,
как выгодно женившийся лимитчик,
как пастернак у времени в плену.

назойливо на кухне пахнет розой –
не сериал – перемудрили с дозой,
и аромат, как шёлковый шнурок,
Севилья – что шкатулка без секрета,
и песня незатейливая спета,
рассудок – обознавшийся игрок –

расчетливость по сути неуместна,
хотя подчас угадывать и лестно,
но прочее – поди вообрази –
за жизнью наступает передышка,
как вдалеке, за облачностью - вспышка,
как если дождь – прогулка по грязи.

целебны ли сравнения, уместны? –
пожалуй, если девушки прелестны –
то сколь угодно их превозноси –
искусство наслаждаться – эфемерно,
и лишь одно сбывается наверно –
не вспоминай, не думай, не проси...

какая пыль? – пустое дуновенье,
растрачено по пьяни вдохновенье,
как хорошо, что в памяти провал,
и сердце отбивает по привычке
мелодию последней электрички,
и музыку развеивает шквал.

...

Под бой курантов думается мерно, -
Не то что бы корова или серна
Жуёт меланхоличную траву,
Но летаргия, овладев рассудком,
Не позволяет радоваться шуткам,
И, словно засыпая наяву,

Пытаешься представить звуки – цветом,
Басовую октаву – фиолетом
Зелёным – переливы и флажки,
Оранжевым – стаккато, пиццикато,
Шуршащей калькой – трели и раскаты,
Прозрачные и чёрные мелки.

Рассчитаны эффекты звуковые,
Но время, замирая, как впервые
Задумавшись, - теряет остроту,
Раскачано и выпито мгновенье,
На небесах окончено горенье,
И эха вертикальную версту

Уже не различаешь – гулко, глухо,
Не музыки касаешься, но пуха,
Небесного, сквозь толщу белизны,
Часы не возвращаются, но всё же,
Я вижу в них, сумняшеся ничтоже,
И молодость, и золотые сны...

Размеренность – заслуга твёрдой формы,
Куранты посерьёзнее, чем горны,
И пионерский лагерь не вернуть,
Как не забыть ни море, ни лиманы, -
В любом приливе слышатся органы,
Хотя песок не может обмануть –

Он шелестящ, но так пересыпаем,
Что под него охотно засыпаем,
И тем хорош – ни мира, ни войны,
Ни музыки, ни ритма, ни восторга,
Ни сквозняка из каменного морга,
Ни времени утраченной цены...

...

Растерян я от промыслов людских,
Деяний человеческих не вижу,
От пошлости романсов городских -
Желчь Босха и сарказмы Свифта ближе, -
Что сделаешь, используют во зло,
Какое б ни освоил ремесло –
Не благодарность всюду, а препоны,
Век по-иному вывихнул сустав,
И плоть, от человечества восстав,
Диктует от безумия законы.

Не защитить желающих пропасть,
Распаханное сжато до потопа,
И небо, что колодец рудокопа,
Лишь молнией ощеривает пасть.

...

Из цикла «Прекрасная Елена»

Лёгкое, на грани с незаметным,
Тонкое безумие в глазах, -
Что таишь за флёром сигаретным,
Горечью отмеченных часах,

Запахи изысканно порочны,
Траурная тушь подведена.
Жалкое отчаянье непрочно –
Плёночка, поверхностная хна,

А под ней – паденья наслажденье,
Тленье остывающих миров, -
Ангел мой свершил перерожденье,
Пустота осталась от даров.